1925 - 2012

I

Москва меняется слегка.
Где Берлиозова тоска
текла водой некипяченой
и жгла нутро,
там кот ученый – негр черный
бесплатно раздает «Вечерку»
у метро,
да митинг бродит запрещенный,

Поэт не бегает в исподнем,
сойдя с ума,
И та Москва - не та сегодня,
Не тот роман

подходит ей (хоть чёрт у власти
и в храме – глум).
В «Макдоналдсе» бездомный Мастер
сидит, угрюм,

Печально раздувая ноздри,
сопит в ноутбук:
- Как прозвище твое? - Га-Ноцри.
- Свою судьбу

ты выбрал сам, ты оборвал
все нити.

II

Страна снимала сериал:
в зените

болталось солнце над Москвой,
от пива спятив.
И над булыжной мостовой
висел Распятый.

Его никто не замечал -
ни бес, ни Мастер.
С небес глазел на Ильича,
на части

храма, на Петра
работы зодчего Зураба,
на то, как водку жрал Варавва
в банкетном зале до утра      
et cetera

III

В Замоскворечье петухи
наждачкой продирали глотку,
Считал глотки,
горланя водку,
бухой писатель от сохи, -

Расстреливал последний год,
Как Лёшку Ганина – чекисты,
Орал в окно: «Да вы щенки все,
в рот ваш народ!»

И буквы щёлкали в золе -
как души мертвые горели.
Эй, веселей гореть в гареме,
а не в петле!

IV    (год спустя)

Лабал оркестрик похоронный,
безрук, безлик,
Гремел трамвай по сонной Бронной
без них -

без ангелов и без богов,
без Мастера и без Марго.