О чем тоскует Табынская икона

Старушка, древняя швея,
Паломник крестных ходок,
Жила под кличкою Нья-Бья,
Бухгалтерских проводок

В портянках грызла полотно
Забытым бизнес-планам,
Сдавала домик в Скоблино
Сермяжным пуританам.

Глаза прищурив, без окон,
Заколочённых ставен,
Веками закопченный, он
Разрухой был затравлен.

Там, возле старого плетня,
Все заросло крапивой
И конопляная заря
С погоста, клацнув криво,

Восстала алым полотном
Над тайной ритуала
И, причащенная вином,
Лампадой замерцала

В тот час, как в плесеневый сад,
Кокошный, луноокий,
Ступил ногой упанишад
Поджарый сын Востока.

Сначала подлатать плетень
У бабки-нувориши,
Затем окрестных деревень
Пират из Могадишо

Наполнил табаром родни,
Гаремом стадных прерий
В чадрах ощипанные дни
Безмолвных суеверий.

Нья-Бья ему не отдала,
Оставила просторы
И, как ворона в два крыла,
Сложилась в гроб с укором.

А он без ведома владык
Гардарики суровой
Вонзил, как оборотень клык,
Кинжал в ее основы.

Взойдя на брошенный порог,
Пятой попрал владенье.
И древний русичей чертог
Затих в непротивленьи.

Он снял икону, мракобес,
И в нехристевой пляске
Младенец, кто потом воскрес,
Смотрел из риз с опаской.

К нему из мрака в цвет халвы,
Озноб вселив ретиво,
Не волки - орочьи волхвы
Пришли с таежной гривой,

И гастарбайтеров орда
Волной с Юго-Востока
Подмяла веси, города
Осанною Пророка.

И им, залетным, все равно
В бессилии закона,
О чем тоскует уж давно
Табынская икона.