Параллельный мир

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ  МИР

Я, всего лишь, обычный маленький и незаметный человечек из породы плебс. Живу я в старой, полуразрушенной панельной пятиэтажке времён древнего соцреализма и всеобщего братства народов. Для тех, кто родился позже и ничего не знает, поясняю: был такой исторический строй, существовавший где-то между эпохой Мин и распадом Великой Империи. Точнее сказать не могу – образование моё не позволяет, хоть и окончил я среднюю школу, ну, самую среднюю из всех.
Про свой дом могу сказать только, что такими бетонными коробками когда-то заменяли деревянные бараки эпохи какого-то людоеда Гулага – так рассказывала мне моя мама, а она-то знала историю. Строились тогда «панельки» лишь на 20 лет, и с одной только целью: чтобы заманить деревню в города: ведь новым заводам нужны были рабочие руки, а прокатившиеся в том веке большие войны и Гулаг подъели все людские запасы. Вот и придумали наследники Гулага свой хитрый ход, якобы с заботой о нас: рабочем скоте и пушечном мясе. Да, так задумывалось, только вот уже несколько поколений нас, маленьких людей – винтиков империи, прожило и умерло в этих стенах, а панельки всё стоят и никто не собирается их сносить. И ремонтировать тоже, между прочим, не собираются.
А вот и наш подъезд. Почти все ступеньки здесь поломанные и сколотые, поэтому надо быть очень внимательным, когда по ним передвигаешься, чтобы не кувырнуться. И перила здесь вдоль лестницы, то есть, то нет, и поэтому идти лучше, прижимаясь к стене. Тогда появляется реальный шанс добраться до нужной квартиры.
Запахи в воздухе нашего подъезда сильные, но привычные для таких домов: от жареной речной рыбы до квашеной и прокисшей капусты. А над всеми ними царят два самых характерных и неизгладимо стойких: первый – навечно разлившихся в подвале канализационных стоков, и второй – непересыхающих кошачьих отправлений по углам лестничных площадок.
Стены в нашем подъезде, как и во всех соседних, изрисованы разными отвратностями – сказываются вкусы и воспитание одичавших орд молодняка. «Фрайсы», или по-нашему – «свободные», так они себя называют.
Им почему-то кажется, что фрай – это свобода, а отсюда родилось и производное: «фрайер» – свободный крендель на их языке. Раньше их было меньше, этих фрайсов, потому что тогда у нас – выходцев из низов, были кой-какие шансы получить образование и после занять не самое дрянное место в этом негостеприимном мире…
Но сейчас всё изменилось: нет в семье денег, значит, и нормального будущего для тебя и твоих детей нет! Вот потому и множатся вокруг орды свободных от морали и обязательств «фрайсов» - независимых от семьи и государства отморозков. Только страх наказания ещё кое-как сдерживает их от дневных бесчинств. Но ночью-то, а? Ночью – другое дело! Ночью город – это джунгли и местное зверьё развлекается здесь и пирует, как умеет.
А вот и мой соседушка проявился. Скажу вам по секрету: он упырь! Хоть и притворяется человеком. Щёки его надутые, а глаза стеклянные. В этих жутких неживых глазах навылупку, всё время видна дикая жажда! Жажда кого-то выпить или сожрать. Ей-ей! И весь он какой-то бесцветный и серый, как моль, и ходит, также как моль, беззвучно. Я пару раз с испугом обнаруживал его прямо у себя за спиной, когда отпирал свои двери в квартиру. Как он это делает? Ведь я мог бы поклясться, что его не было в подъезде, когда я в него входил и пересчитывал все ступени до моей двери. Это или от ночного образа жизни, или им так положено – этим упырям.
Кстати, и зовут его будто по окрасу – Серый, зовут такие же, как и он сам, с кем он ночами шляется и убивает время. А может быть, и не только время.
Вижу я эту нечисть почти каждый день и всегда вздрагиваю. Каждый раз спрашиваю себя: а где же наша единственная надежда, городская полиция, призванная нас защищать? Почему я вижу их только днём на главных улицах города, и где они прячутся вечерами и ночами, когда они больше всего и нужны всем нам? Где их мечи и осиновые колья, где праведный огнь их глаз? Нету! А он, упырь, вот тут, всегда рядом, это порождение ублюдочного сознания, безграничной лени и крайнего бесстыдства. И дышат эти паразиты одним с нами воздухом, отравляя его своим смрадным перегарным духом. Существует это смрадное братство опасных бездельников вольготно, не напрягаясь, ни в чём не сомневаясь и ничего особенно не боясь. Нет закона такого, который мог бы положить конец их процветанию…
А я ведь и вправду очень маленький человек. И по значению своему, и даже по размерам. Максимум – 46 номер – это в лучшие годы. Но они, мои лучшие годы, давно уже позади, а время и не слишком сытная и весёлая жизнь ещё больше подсушили меня. Сколько помню себя, никто и никогда не заступался за меня в этой страшной безжалостной жизни, поэтому и боюсь я практически всего: и незнакомого прохожего, и тёмных подъездов, и собак. А особенно боюсь его, упыря этого! Потому что всегда явственно вижу кровожадный блеск его бесцветных глаз, потому что шеей уже ощущаю его клыки и знаю: ими-то он и перехватит когда-то мне горло. Когда-нибудь, в скором будущем. Когда выключат свет в подъезде, а я в это время буду возвращаться в свою крепость-квартиру, с железной дверью и тремя замками.
Так случилось, что мы все теперь живём в условиях войны, все прячемся за железными дверьми с хитрыми замками и цепями. Жизнь нас к этому приучила! Жизнь и они – упыри вокруг нас, живущие за наш счёт и обворовывающие нас ежедневно и ежечасно. Вот и этот притаился в темноте и сидит, выжидает свой миг. Как-то это произойдёт? Может быть, я буду готов, и мне удастся отбиться. А может, то, чего я так боюсь, произойдёт настолько быстро, что я не успею даже понять и позвать на помощь. А если и успею – никто ведь и не выйдет. Кому это надо… Мир наш так устроен, что большие и сильные поедают здесь маленьких и слабых. Всегда и везде, на моей родной планете, имя которой – Земля.
Я вот всё время удивляюсь: и как только им удалось придумать эту сказку о добром дедушке Боге, который создал наш мир прекрасным, о Боге, который есть – Любовь? Мне непонятно. Они что, глаза закрывали на всё на это? Или тогда, когда они писали Главную Книгу, всё было как-то иначе? Одно мне сейчас понятно, что придумывали это те, кого не ели, и кто не жил под постоянным страхом оказаться сегодня чьим-то ужином…
И совсем необязательно быть съеденным фактически и натурально, как доступный продукт питания. Это необязательно. С нами, малыми травинками на полях Господа, чаще это происходит фигурально. Мы являемся всего лишь гумусом для других, тех кто сильнее нас, энергичнее и злее. Они идут по нам, по нашим спинам и жизням, к своим целям, не обращая внимания на наши стоны и крики. Впрочем, как и мы не слышим крики тех, кого едим! Не возражайте, а лучше вспомните свой последний обед – я, ведь, не ошибся?
И этот хмырь, Серый, почти такой же, как и мы. Только в своей продовольственной корзине он видит, своим главным продуктом нас: тебя и меня – маленьких людей. У него другие, как говорили в цивилизованной древности – приоритеты. Он практичен, до минимализма: его не интересует успех, ему не нужно много денег, как некоторым из нас, ему не нужны дети, как всем нам – в виде продолжения рода. За все те годы, что я живу здесь, рядом с ним, у него никогда не было семьи, и он не работал ни одного дня. Истинная правда! Он, как существо из другого мира. На что он живёт, ест-пьёт каждый день? Непонятно! Но ведь и есть, и пьёт – щёки-то вона какие! Как ему это удаётся? Вопросы есть, а ответов нету…
А он, гад, всё время щурится на меня. Стоит боком, смотрит будто бы мимо, щурится и цыкает зубом. И я тут же сразу опять вспоминаю, сколько нас, маленьких людей, бесследно пропадает. И по всей стране, и по всей планете… вышел, мол, из дома, человек, а назад не вернулся. Куда вышел? Почему не вернулся? Ужас дикий…
Вот и сейчас, когда я прохожу по лестнице к себе домой, он молча стоит на площадке. Стоит, глядя как-то сквозь меня, со странной и страшной улыбкой на лице, как будто знает: я – его скорая добыча. Как будто выжидает момент, когда моя беззащитная спина окажется перед его желтыми клыками. У меня шевелятся волосы на затылке и мне очень страшно! Поэтому, проходя мимо, я слегка поворачиваю голову в его сторону, стараясь не выпускать упыря из вида.
Но, конечно же, я пытаюсь бодриться, и делаю вид, что море мне – по щиколотку, что у меня в кармане лежит ключ от всей будущей проблемы! Однако он, зараза, всё видит своими рентгеновскими глазами. Он видит, как во мне при каждой встрече с ним, дрожат все потроха от неудержимого животного ужаса. Они, потрошки-то, видать, уже чувствуют смрадные зубы его! И упыряка точно знает, что его минута близится. Он ждёт!
И я тоже жду… жду, сжимая потной рукой в кармане сюрприз для упыря. Хоть я и недомерок, но каждый вечер перед сном напоминаю себе, что я тоже мужчина! Пусть уценённый, но со всеми характерными для этого сословия признаками, а потому я ему – не ковёр под ногами, и не памперс для случая. Вот и приготовил я ему сюрпризик, вот и жду терпеливо эту страшную минуту, потому что ничего другого мне просто не дано. Ведь я – добропорядочный гражданин и вести себя должен соответственно.
Гражданин, государство, власть – потекла мысль в новом направлении. А где же эта власть, которой я плачу из своих, пОтом добываемых, заработков? Та самая власть, которая должна была заботиться обо мне, и о тебе, и о нас. Ведь я ей плачу за это. И ты платишь ей. Так почему же она на нас, на свой плебс, плюнула и совсем забыла? А ответ-то прост: им не до нас уже давно! Им только до себя! А денежки-то они с нас и так, и так возьмут. Вот, и остаёмся мы один на один, с этими нашими соседушками! Вот, и исчезают некоторые из нас иногда, выйдя из дома за хлебом и не вернувшись уже обратно никогда…
В этот вечер что-то припозднился я. Зима на исходе, сыро и холодно. Сверху льётся-сыпется какая-то дрянь: снег – не снег, дождь – не дождь. Под ногами хлюпает, и в ботинках хлюпает… иду в ознобе, наверное, грипп начинается. Промозглая темень вокруг, а в ней какие-то тени. Может, тоже домой идут? Но иные мелькают слишком быстро, чтобы быть одним из нас. Кто они?
Стараюсь идти быстрее – уж очень хочется добраться до места, где тепло и безопасно. А таким местом может быть только моя квартирка. Почти бегу… только сегодня не мой день…
Вот она – проблема! Впереди группа, все – в тёмном, стоят и молчат. Ждут кого-то. Может, меня?! Их много и мой сюрприз, что я ношу в кармане, здесь не поможет. Сворачиваю к ближнему дому, а это точно такая же панелька, как и моя. Не раздумывая, забегаю в первый же подъезд…
Стоп! Замираю, что-то тут не так.
То, что здесь совершенно темно, так это бывает на каждом шагу в наших раздолбанных домах. Но здесь не пахнет жилым, не пахнет даже канализацией и кошками. Почему?! И холодно здесь, даже холоднее чем на улице. Что за чёрт?
Вытягиваю руки в надежде дотянуться до твёрдой опоры. Тяну их вперёд, тяну их в стороны, но дотронуться не удаётся ни до стены, которая должна быть где-то рядом, ни до перил, которых может и не быть. Делаю аккуратный короткий шаг влево: по планировке здесь должна быть стена, за которой может находится чья-то квартира. И двери этой квартиры должны быть где-то тут же, рядом. Только ничего этого нет. Пустота.
Но ведь этого не может быть! На что же опираются верхние этажи?
От сомнений и страха, от темноты, и оттого, что глазу не за что зацепиться, начинает сильно кружиться голова и я теряю равновесие. Мне кажется, что я начинаю валиться, только ещё не могу понять, куда. Пытаюсь угадать и сделать шаг в предполагаемую сторону падения. Не угадал! Нога зависает в пустоте, и кто-то, в это время, сильно бьёт меня чем-то огромным по спине и затылку…
Лежу лицом вверх, подо мною мокро. В голове звон и боль, в теле холод, а в душе страх! Вдруг замечаю, будто ветерок веет! И не тот поток гнилостного воздуха из навсегда затопленных подвалов, а настоящий ветер. Где же это я и что со мной? Как я сюда попал?
Мне страшно, боюсь открыть глаза, боюсь даже глубоко вдыхать. Надо определяться. Провожу инвентаризацию: проверяюсь, нет ли переломов. Шевелю руками, ногами, поворачиваю голову туда и сюда. Ощупываю пальцами лицо – не больно, только очков нет. Как же я без них? Но, что радует – крови тоже нет. Порядок, теперь можно открывать глаза. Приоткрываю их чуть-чуть, и тут же сильно удивляюсь: вокруг серый полумрак, как будто начинается рассвет. А ведь только что был вечер и я возвращался с работы…
Не веря себе, пучу глаза, встаю и озираюсь: вокруг огромное пространство – целый мир. Но мир этот какой-то иной, странный. Здесь серое, почти чёрное, с редкими облаками небо, которое, мне кажется, никогда не знало звёзд. И воздух просто стеклянной прозрачности, в котором мои подслеповатые глаза прекрасно всё видят. А вдали за широкой водой – горы. Странно знакомый пейзаж.
Так и есть: эти покатые холмы такие же лысые и неприветливые. А под горами виден изгиб широкой и спокойной реки, отблескивающей в призрачном свете этих серых холодных небес. И горы, и река совершенно такие же, как и в нашем мире. И я знаю такое место там, ведь в этих краях я вырос когда-то.
На лысых холмах и на том же берегу реки расположился небольшой посёлок. Он очень похож на тот, который есть и в нашем мире. Как и у нас, он состоит из двух десятков убогих бараков гулаговских времён. Но есть и разница: у нас в этих бараках живут охранники и прочий персонал исправительного лагеря, вдоль колючки которого и стоят те бараки. А здесь… никаких следов лагеря.
И вот ещё что, ни в одном окне посёлка почему-то нет света. То ли люди давно не живут в этих местах, то ли что-то невесёлое случилось у них. От всей этой картины веет тоской и безнадежностью…
Я стою посереди серого безмолвия, а внутри у меня уже гнездится необъяснимая уверенность, что в этом странном мире – всегда так. И отчаяние здесь тоже – норма, и страх привычен, и серый свет небес – это навсегда. И это не ночь, как может показаться сначала, это такой особенный сумеречный мир, который существует где-то совсем рядом с нашим. Он настоящий, как и наш, но он другой, он – параллельный! Изменённый чьей-то волей или поступком. Кто-то когда-то здесь не сделал свой шаг, для которого был рождён, или сделал, но не так, и тогда изменилось направление движения этого мира. С этой секунды от главного ствола истории отделился новый отросток, который и развивался сам, по иным путям закона развития. По законам, определённым только для этого мира.
Что же такое приключилось с моей головой? Это ведь только в ней? Откуда это в ней появилось? Видно, сильно я ударился затылком при падении, и гудит там, будто включили электрический трансформатор. Трогаю ещё раз свой череп – вроде бы целый.
Стою и смотрю на тёмный, страшный и, как будто, мёртвый посёлок. В гудящей каше головы вертится одна мысль: «Меня поджидаёт там смерть!» Эти четыре слова затеяли хоровод: гоняются друг за другом, меняются местами – только смысл от этого не меняется. Долго стою и не могу решиться, но нужно идти куда-то. И я совсем уже замерзаю. Оглядываюсь в последний раз по сторонам, в надежде увидеть другие предложения и возможности… но их нет.
Жизнь никогда не давала мне поводов верить в своё везенье, но надо что-то делать, как-то выбираться из этой ситуации…
Собираюсь с духом и иду туда, в сторону убогих неосвещённых бараков: там поищу кров и сухую одежду. Вот и иду-бреду по берегу свинцовой реки, вдоль широкой излучины, увязая раскисшими ботинками в иле и песке.
Какой здесь, однако, густой воздух! Он больше похож на воду. Потому и в лёгкие вливается с трудом, но ещё труднее его оттуда вытолкнуть. И он кажется мне солоноватым, как кровь. Или как воздух на берегу моря. Может, здесь близко море? Или сама река – море, и солёная? Всё больше устаю. Проваливаются в ил и подгибаются ноги, а каждый шаг даётся всё труднее. Но вот, наконец-то, и твёрдая дорога.
Теперь, скользя и спотыкаясь, иду вверх, сквозь сетку мелкого и нудного дождя. «Здесь явно теплее, чем в нашем мире» - отмечаю про себя. Пред моими глазами мокрая свинцовая дорога, мощёная грубым округлым булыжником. Камни угрюмо поблёскивают своими мокрыми спинами в тусклом, холодном свете, разлитом вокруг. Что это за свет, откуда он – непонятно. Кажется, будто светятся сами небеса или за тучами полыхает невидимая луна. Или это не луна? Какая-то странная здесь луна, не земная. Из-за неё тучи как будто наполнены жутковатым и мертвенным светом. А может, здесь солнце такое?
Впереди барак, длинный и двухэтажный. Стены и рамы его окон никогда не знали краски, а чёрные проёмы окон – чернее стен. Но внутри здесь кто-то живёт. Это определённо, так как слышу голоса. Захожу в барак через единственный и сильно разбитый вход.
Передо мной длинный коридор через весь барак, от стены до стены, а в самом конце коридора беззвучно колышется что-то серое и неопределённое. Тряпки – решаю я – от сквозняков. Темно, плохо видно, и запах здесь просто ужасающий. Пахнет протухшим мясом, какой-то гнилью. Ну и понятно – электричества-то у них нет давно, значит, и холодильников нет. Одичали они здесь. И о гигиене совсем позабыли. А может, и не знали.
Крадусь по коридору, пытаюсь угадать ту дверь, где меня не обидят. Чувствую себя бездомным котом, грязным, мокрым и никому не нужным. Десяток дверей и все они плотно закрыты, но из-за них слышны нетрезвые голоса. О чём они там говорят? Где-то ругаются, где-то спорят, где-то храпят – живут, как умеют. Но это и для нашего мира… не новость. Останавливаюсь возле некоторых дверей, хочу понять: кто они такие?
Подвожу кое-какие итоги: они не знают электричества и у них есть свечи. Они многое чего не знают или забыли. Но постройки-то здесь, как и у нас. Значит и они сами похожи на нас. Вот только кругом запустение, мусор и грязь. И безнадёжность! Она, как покрывало, как и это странное небо, накрыла всё вокруг.
- Он заблудился, этот мир, - думаю я, - он выбрал не тот путь, и надежда покинула его…
Она и меня уже покидает. Почему-то, я остро чувствую, что это последний день моей жизни. Он должен был когда-то придти, как приходит такой день к каждому из нас. Каждому в своё время. Вот и мой день настал, и смирение теперь единственное лекарство от тоски и страха. Не была моя жизнь счастливой, жизнь маленького одинокого человечка, а умирать всё равно неохота. Парадокс! Может быть, в ней, в этой жизни, всё-таки что-то есть, что заставляет нас цепляться за неё? Даже и не любя её, даже проклиная свою жизнь, а цепляемся! Может, это ожидание своего счастливого шанса на чудо? А это бывает. И тогда надежда – наш главный мотор жизни.
«Не покидай меня, надежда!» – горячо молю её.
И она, хоть и давно обиженная мною, нехотя возвращается ко мне: вспоминаются случаи из жизни других людей, когда надежда спасала их от преждевременных роковых решений, от ошибок и отчаяния. И она давала им, не оттолкнувшим её, ещё шанс... Вот и мне с ней, возвратившейся надеждой, становится намного веселее и даже теплей!
Проверяю свой сюрприз – на месте. Теперь уже смело открываю дверь, за которой была тишина, за которой я хотел бы найти укрытие от своих страхов и непогоды. Но тут же раздаётся грохот от падения жестяного ведра, и под ноги мне катится что-то тяжёлое.
- Тыква - подумал я, но нет, это не было тыквой!
Начинается то, чего я всегда боялся и ужас, сопровождавший меня, сегодня материализовался – то, что я принял за тыкву – голова человека! Невольно вскрикиваю визгливым бабьим голосом.
Так вот почему здесь так пахнет! Вот тут кто живёт!
На мой голос начинают с шумом открываться, одна за другой все двери, и в коридор высыпает население местного зоопарка. Добычу почуяли! Кого тут только нет – просто оторопь берёт. А общее одно: у всех тускло светятся в темноте глаза!
Волоски на моём теле разом распрямились, а сердце упало в самый низ живота и замерло там… чтобы его не заметили эти. Ноги и руки стали ватными, а надо бы бежать. К выходу мне не пробиться, и я решаю – в окно! Но тут чьи-то руки сзади вдруг ложатся мне на плечи, и знакомый голос вкрадчиво и радостно шепчет мне в ухо: «Приве-ет…»
«Вот и всё, – понял я, - предчувствие не обмануло. Это он, и он дождался своего шанса. Только я – не твой рождественский подарок!»
А вот и сюрприз!
И я нащупываю в правом кармане гранату времён последней войны – купил по случаю у фрайсов. Специально для него! Только сработает ли – большой вопрос и не проверишь. Но продавец гарантировал.
А он, этот Серый, ещё не знает. Он пока объясняет всем, что я – его личный гость, пришёл к нему, и ни с кем он делиться не собирается. Видно, он здесь – вполне уважаемый хмырь. Они, хоть и недовольно загудели, но действий пока никаких. Правда, одна из этих тварей завизжала голосом электропилы:
- Ты, Серый, настоящая сволочь и халявщик. Как мы добываем хавчик, так ты рядом всегда, а как тебе подфартило, так – «не да-ам»! Раз так, сучий ты потрох, то к нам больше и не заходи!
«И к нам… и к нам» – послышалось из толпы.
Кто-то даже плюнул оттуда, и довольно метко. Попал Серому на левую руку, лежащую на моём плече. Плевок тут же задымился, а Серый, отдёрнув руку, взвыл, стирая дымящийся плевок о мою одежду.
- Ноги до пояса ваши! – наконец одумался он.
Поделили меня, но только я – против!
Выхватываю свой сюрприз правой рукой, и теперь мне нужно выдернуть вот это кольцо перед броском – так инструктировал продавец. Только реакция у него, у этого упыря, хорошая и движения быстрые. Он своей правой рукой моментально перехватывает мою руку с гранатой, а левой цепко удерживает за плечо другую. И при этом сильно прижимает меня к себе.
Толпа отпрянула в испуге – они пока оценивают опасность. Времени у меня осталось на два вздоха, а потом наступит мой цейтнот. Практически связан я, что можно сделать сейчас? Только одно!
И я делаю это: бью врага затылком изо всех сил. Удачно – попадаю ему в нижнюю челюсть. Он ошеломлён, невольно качнулся назад и разжал свою левую руку. Это то, что надо. Вот оно кольцо, и я его тяну… а оно не вытягивается. Я тяну и тяну его изо всех сил, мои руки трясутся, но то ли сил не хватает, то ли оно приржавело. А ведь спасение-то было так близко…
Упырь наваливается на меня свирепо и яростно.
Это уже другой враг, и злоба булькает в его глотке. Он вцепляется зубами мне в шею, а руками ловит мои руки – значит, понимает значение удачи. Но и я не сдаюсь, ненависть к этой мрази переполняет меня, и из-за неё я почти не чувствую боли и страха. Мне нужно напугать и отогнать остальных… и чтобы повысить свои шансы, и я истошно кричу:
- Всё! Кольцо выдернул, конец вам, суки… - и выпускаю гранату.
Она гулко падает на доски пола и катится вращаясь. И они побежали кто куда! Значит, у меня теперь только один противник и появляется шанс.
Но позиция, конечно, не лучшая: враг сзади, он обхватил меня руками, а зубами грызёт мою шею…
Хорошо, что на мне зимний свитер с высоким воротом, а то бы, наверное, уже перекусил. И руки мои прижаты, и головой теперь не ударить. Плохо, но могло быть и хуже.
Немного смещаюсь в сторону и чуть проворачиваюсь в его руках: позиция для атаки готова. Нащупываю его мужские атрибуты своей левой рукой и вцепляюсь в них, как утопающий за соломинку.
А теперь: тяну, дёргаю и кручу – ох и зверь же я! Но мне нравится.
И особенно нравится то, что капкан на моей шее раскрылся и сразу же превратился в сирену. Его безумный рёв переходит в истошный визг, и он распускает свой захват, чтобы нейтрализовать мою руку. Своими пальцами он захватывает моё запястье и прижимает к себе, а я тут же резко сажусь на корточки, не выпуская «своей соломинки». Дотягиваюсь кое-как другой рукой до гранаты: вот она, моя спасительница! Но рука-то одна, а вторую он зажал как тисками. Как выдернуть проклятое кольцо?
Рукой с зажатой гранатой, что было сил, бью вопящего упыря в нос, и он падает навзничь. А так как моя рука намертво зажата им, и я, собственно, не стремлюсь выпускать своего заложника, то и сам я следую за ним…
Вот он, мой враг, которого я ненавидел и боялся столько лет. Он в моей власти! И я с большим удовольствием делаю ему «массаж», то сжимая руку, то чуть приотпускаю её… и дёргаю-дёргаю! Но ему мой массаж не нравится, и он орёт страшным голосом, широко разевая рот…
Какая пасть! Клыки, как у волка… вот как можно решить проблему! Цепляю кольцо за клык и дёргаю раз, другой – клыка, как не бывало. Хороший был клык, но остался только один. Вдруг и он вывалится…
И тут я вдруг понимаю, что усики-то на чеке надо разогнуть, чтобы чека легко вышла!!! И я начинаю судорожно об зубищи упыря разгибать их. А этот гад пытается даже гранату укусить – злодей. Об оставшийся клык, наконец, выдёргиваю освобождённое кольцо, и с размаху вставляю гранату в вонючую пасть. Ну, вот и всё, прощай, Серый!
Сам вскакиваю и бегу к сереющему в конце коридора окну. Бегу-бегу, а ноги как-то подозрительно быстро слабеют, и уже даже не отталкиваются от пола. Я, как в воде бреду, или как в бреду иду, мои ноги заплетаются, словно макароны.
- Всё-таки впрыснул он в меня свой яд – понимаю я.
И вот, новое подтверждение моей догадки – окно!
Оно почему-то с каждым моим шагом изменяется, и всё больше приближается по форме к кругу или эллипсу.
Плевать на галлюцинации! На слабость! – только вперёд. Подальше от этих мест. Вот он, сереющий круг окна передо мной. Почему же я не вижу реку и горы?
- Наверное, это пластиковая плёнка, – последнее, что мелькнуло в голове. А сзади грохот! Меня толкает, бьёт и подхватывает какая-то сила.
А-а, это мой сюрприз сработал…
Я прыгаю, вернее, думаю, что прыгаю, а в действительности - вываливаюсь из этого странного окна. И почти сразу, как сквозь сон, ощущаю сильный тупой удар лбом обо что-то твёрдое. Искры летят. Что это?
Я выкатываюсь на тротуар, а за мной захлопывается дверь подъезда.
Кто-то говорит мне: «С прибытием!»
С трудом поднимаю голову, а кругом те, что стояли, в тёмном.
- Они, наверное, заодно – мелькает мысль в голове.
Но тут кто-то из них носком ботинка сильно бьёт меня в лоб…
Темнота… хорошо здесь, тихо и спокойно.
Ощущаю себя лежащим в огромном и пустом помещении. Где это – неясно, глаза не открываются или действительно так темно, а в голове только одна мысль: наконец-то всё кончилось.
Я уже так устал от бессмысленности своего жалкого растительного существования, от мучивших меня страхов, от необходимости каждый день идти на нелюбимую работу, что испытываю теперь настоящее облегчение. Но вот, сквозь тишину и пустоту, явственно слышу чьи-то шаги, гулко гремящие в окружающем объёме, чьи-то голоса, со смехом говорящие:
- Это не он… это не из тех… его надо к врачу…
И всё – звук выключили.
Очнулся я через два дня. После того, как сюда меня приволокли фрайсы – так мне сказала моя докторша в больнице.
У меня сильное сотрясение мозга и вообще – побои. От этого меня всё время тошнит, а если что-то съем, то сразу и рвёт. Она говорит, что так всегда бывает при сотрясении, но я-то знаю настоящую причину. Только молчу. И изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не укусить её.