Казахстанские зарисовки

В общем-то трое суток в поезде не такое уж крутое испытание,-думала я, когда по молодости лет, впервые собиралась к сестре в Казахстан. Подумаешь! Буду сидеть, смотреть в окно и пить чай. А что, вполне романтично. Да, хоть высплюсь, наконец, за трое-то суток. Красота!
Девахой я в то время была стильной, эпатажной(даже для Ленинграда), поэтому не стала отказывать себе в привычках и собрала огромный чемодан нарядов. Как же! Надо ведь себя показать во всей красе, не ударить, так сказать, лицом в грязь.
 А сестра моя жила в то время не в городе, а в самой что ни на есть деревне, затерянной в бескрайних казахстанских степях. Я об этом конечно же знала, но, как житель, до мозга костей, городской, понятия не имела, что означает это самое-деревня.
 По тогдашней моде, я вырядилась в длинное(до пола)чёрной пальто,сапоги на высоченных каблуках и, последний писк-широкополую шляпу. Этакий денди лондонский.

На второй день тряски на верхней полке, мой первоначальный задор несколько поутих. Тем более что я, не привыкшая в те времена, к поезду выспаться никак не могла. Привыкшая спать в полной тишине в уютной постели, я всю ночь в поезде боялась свалиться со своей полки, да и соседи по купе беззастенчиво храпели. Но, молодость-есть молодость. Всё нипочём!

Кое как промучившись следующие двое суток в железной коробке(как тающий леденец) я наконец-то стала подъезжать к станции ''Осенняя'', где меня должны встречать обезумевшие от счастья родственники. Я уже видела, как выхожу на перрон вся такая красивая(Любке на зависть), модная, с огромным чемоданом. И как встречающие восхищённо смотрят на меня.

Наконец, поезд остановился. И каково же было моё удивление, когда я увидела, что не только родственников, но и перрона не было. Кое как мы с проводницей вытащили из вагона мой чемодан. Поезд уехал, а я осталась стоять посреди безлюдной ночной степи с огромным чемоданом, в чёрном пальто до пят, в шляпе и лайковых перчатках, натянутых для усиления эффекта.
Я стояла и смотрела на небо. Собственно, смотреть было больше некуда, потому что в степи ночью ничего кроме неба нет. Оно было потрясающим. Никогда больше я не видела такого неба. Звёзды висели так низко, что их просто можно было срывать как яблоки с дерева.
Простояв какое-то время в ступоре, я всё же пришла в себя и стала вглядываться в темноту. Когда глаза пообвыкли, я увидела вдали какой-то свет, не похожий на свет звезды.Других огней поблизости не было, и я решила идти на этот свет, поскольку ночевать в степи под открытым небом-это слишком.
Матерясь, и проклиная на чём свет стоит и Любку с её Казахстаном, и себя, за то, что меня угораздило сюда приехать, я, спотыкаясь и чуть ли не падая, поволокла свой чемодан на свет. Когда я туда дотащилась, мне уже было всё равно где ночевать. Я была готова упасть прямо себе под ноги и заснуть.
 Это был домик дорожного диспетчера. Там находились две женщины. Они напоили меня чаем и,- о радость! постелили мне на полу какую-то тряпку, я укрылась своим пальто с головой и тут же заснула. Переживания дали о себе знать. Иногда ночью я просыпалась от пронзительного визга переговорника, но тут же проваливалась в омут тяжёлого сна.

Утро было лучезарным. Женщины рассказали мне, что накануне были сильные дожди и степь размыло, и поэтому, наверно, меня не смогли встретить. Мне нужно немного подождать, и за мной обязательно приедут. И действительно, не более чем через час, приехал трактор, а на нём, бледный от волнения Любкин муж Жанабай. Он стал оправдываться, что на машине было совершенно не проехать. Пришлось искать трактор, что все меня ждут и плачут от страха за меня. И вот меня, всю такую гламурную(хоть и изрядно помятую)погрузили на трактор и с почётом повезли в Искару.

Возле Любкиного дома стояла толпа. Когда я вылезла из кабины ''кабриолета'' все с интересом уставились на меня. Ну, ещё бы,- такую жар-птицу им видеть раньше не приходилось. Из двери низкой вросшей в землю мазанки(теперь -то у Любки большой домина) выскочила моя сестрица в соплях и слезах от радости и кинулась мне на шею.
Она не спала всю ночь, очень переживала, но теперь, слава Богу, всё в порядке.
Любка сказала, что собрались все родственники, чтобы познакомиться со мной, и что я, по местному обычаю, должна поздороваться со всеми за руку(причём, за две) Ну, что не сделаешь для дорогой сестры?
Войдя в дом я с размаху долбанулась башкой о притолоку. ''...твою мать!''-заорала я. Собравшиеся опешили. Но, гость-это святое.
Любка расстаралась и наготовила как на свадьбу. Чего там только не было, столы ломились от всевозможных яств. И, разумеется, главное блюдо-бешбармак, с огромной берцовой костью посередине. Меня усадили за стол, рядом расселись на полу гости. Кость пошла гулять по кругу. Каждый должен был взять её в руки, зажать зубами кусок мяса и ножом отрезать. Таков ритуал. Я с ужасом наблюдала за процессом. Меня пугало не то, что кто-то по неосторожности порежется,нет, они на этом собаку съели. Меня пугало, что кость, облизанная беззубыми аксакалами неотвратимо приближалась ко мне. Чтобы заглушить брезгливость я глушила водку рюмка за рюмкой. Очень скоро алкоголь сделал своё дело,- я расслабилась, и закурила. У аксакалов отвалились челюсти, кость упала на пол. Я была спасена. В то время, в казахстанской деревне, увидеть курящую открыто девушку было примерно то же самое, как встретить говорящую собаку. Но, мне-то закон не писан.

Жанабай, Любкин муж был директором школы. Должность в селе очень уважаемая и почётная.
Как-то раз нас всех пригласили в один дом на проводы в армию. Событие это тогда праздновалось с размахом. По такому случаю, я одела замечательное нежно-голубое платье, из привезёных многочисленных нарядов. Хотелось, знаете ли, блеснуть. И мне это удалось. Скажу без ложной скромности, я затмила всех местных модниц. На проводах мы изрядно выпили, и вообще прекрасно провели время. Наконец, вечер закончился, и все стали расходиться по домам. Ночи в Искаре-хоть выколи глаз. Местные жители прекрасно ориентируются, я же, без поводыря-ни ногой. По дороге домой Любка с Жанабаем заспорили, по какой дороге лучше идти. В конце концов, так и не придя к единому решению, Любка психанув, ушла одна. Я ухватилась за Жанабая. Очень интересно когда идёшь в кромешной темноте и слышишь голоса так отчётливо, как будто идут за тобой след в след. Наверно так и было. Народу на вечеринке было много-почти всё село, и все и шли почти вместе. Я запиналась на каждом шагу, и если бы не держалась за Жанабая, то наверно,бесконечно падала бы. Впрочем, никогда не надо спорить с женщиной, Любка то знала что говорит.
Мы, как шли с Жанабаем под ручку, так и свалились в канаву полную жидкой грязи. Так и лежали в ней, под ручку. Головы только на поверхности. Даже шляпы не слетели. Я порывалась было встать, но Жанабай не пустил, объяснив, что если увидят, как он упал в грязь-засмеют. А он, всё таки директор. И лежали мы в канаве пока все гости не прошли и стало тихо. Потом кое как вылезли. Любка, увидев нас, чуть не лишилась дара речи, но в глазах её светилось торжество.