О Николае Зиновьеве. Его книга

О Николае Зиновьеве. Его книга
О Николае Зиновьеве
Книга "НЕ УМИРАЙ, МОЯ СТРАНА"
Среди огромного потока книг порою очень трудно найти «настоящее». Или надо иметь своё врождённое чувство слова, или рядом должен быть опытный, знающий учитель, который бы ненавязчиво повернул твой интерес в нужную сторону. То, что ярко блестит и раскрашено во все цвета метафор, — это почти всегда подделка, а не настоящая поэзия. Соловью не надо раскрашиваться под попугая, изумительная песня маленького серенького певца всё ставит на свои места.
У В.Г. Распутина я как-то спросил: «Что бы вы почитали на сон грядущий, какого автора?» Он мне назвал Николая Зиновьева. И добавил: «Талант Зиновьева отличен от других ещё и тем, что он немногословен в стихе и чёток в выражении мысли, он строки не навевает, как это часто бывает в поэзии, а вырубает настолько мощной и ударной, неожиданной мыслью, — мыслью точной и яркой, что это производит сильное, если не оглушающее впечатление…»
Жизненная и творческая биография Николая Зиновьева лишний раз подтверждает, что поэтам на Руси во все времена жилось несладко. Как свидетельствуют близкие ему люди, стихи его были замечены и опубликованы ещё в начале 80-х годов, а широкая известность приходит только сейчас, спустя почти четверть века, когда уже и несколько сборников вышло, и появились подборки стихов в толстых центральных журналах.
Ясно совершенно, что он родился поэтом, но проявил себя как поэт в полный голос тогда, когда спустились грозовые тучи над его большой и малой родиной. Стихи Н. Зиновьева — это не только духовная биография поэта, но одновременно и правдивая история России конца XX — начала XXI века, переданная через мысли и чувства простых людей, среди которых вырос и он сам.
Прадед поэта по матери — Кондрат Сергеевич Со-боль — казак, верно служил царю, имел Георгиевский крест IV степени за выдающееся мужество и храбрость. В 1941 году был взят в НКВД как враг народа, а после (уже посмертно) реабилитирован. Прабабушка по матери — многодетная казачка, верующая, добрая. Проводив мужа в лагеря, а трёх сынов на защиту Родины, она со своими тремя дочками помогала всем хуторянам выжить в военное лихолетье. Дед по матери — казак, до Великой Отечественной войны работал в колхозе комбайнёром. С войны не вернулся, погиб в Крыму, заменив в бою погибшего командира.
Прадед по отцу был кучером у барыни, а прабабушка — горничной. Дедушка по отцу (уроженец Курска) — строитель. Умер дед Дмитрий в 1941 году, оставив «амбарную книгу» стихов в редакции местной газеты. Но после его смерти (уже началась война) книга эта затерялась, и никто теперь не знает, что это были за стихи. Отец — Александр Дмитриевич Зиновьев — после службы в армии вернулся домой в Кореновск и 46 лет проработал строителем. Он женился на учительнице начальных классов Лидии Александровне Соболь, ей сейчас 72 года.
Николай Александрович Зиновьев родился в станице Кореновской Краснодарского края в Вербное воскресенье, 10 апреля 1960 года. Забирали его домой из роддома в Светлое Воскресенье Христово. Малыш родился крепким, с густыми чёрными волосами и большущими ресницами.
После школы поэт закончил ПТУ, где получил специальность сварщика. Потом учился в станкостроительном техникуме и заочно — в Краснодарском университете на литфаке. Работал грузчиком, электросварщиком, бетонщиком на стройке. Писать начал в 20 лет. Писал для себя, никуда не отправляя. Позже мать уговорила послать стихи в районную газету, там не поверили, сказали: «Где-то списывает». Но всё-таки решили проверить, дав ему тему. Он там же, в редакции, написал стихи. А чуть позже приехал из Краснодара зав. отделом поэзии В.П. Неподоба, нашёл, где живёт Н.Зиновьев, забрал стихи, и с тех пор они стали появляться в краевой газете.
За поэму «Мой дед» Н.Зиновьеву была присуждена первая его премия. После признания его в крае и наша «районка» стала часто печатать его стихи. Первая маленькая книга «Я иду по земле» была напечатана в 1987 году Краснодарским издательством.
Его стихи читали, печатали, рассылали друг другу, за ними приезжали, собирали деньги и издавали небольшими книжками. В издания входили стихи, выбранные самими редакторами. И так эти стихи пошли по стране, дошли до Москвы. Вскоре он получил Большую литературную премию. Затем стал лауреатом международного конкурса «Поэзия третьего тысячелетия», конкурса «Золотое перо», премии Дельвига.
Николай Александрович женат, имеет дочь и сына. В настоящее время живёт в городе Кореновске.
В 2005 году В.Г. Распутин пригласил Н.Зиновьева в Иркутск на фестиваль «Сияние России» и, представляя поэта, сказал: «В стихах Николая Зиновьева говорит сама Россия».
Счастье России, её спасение в том, что во все времена, когда ей было трудно, где-то в её далёкой глубинке рождались талантливые люди, способные полезным делом или ярким, образным словом посеять в душах людей веру. Николай Зиновьев из тех людей, для которых смысл жизни прежде всего в том, чтобы была Россия, чтобы она становилась сильнее и чище, чтобы не прерывала связь времён, не теряла того, чем гордилась в прошлом. И этот смысл он сумел выразить в своих стихах, которые ни с чьими другими не спутаешь.

†††
О, как же падал я немало,
Идя по жизненной тропе!
Как мать, всегда в ущерб себе,
Меня Россия поднимала.
Изнемогла и ослабела
Моя Россия, моя мать.
Теперь мне нет иного дела —
Её ответно поднимать.

†††
В Россию можно только верить.
Ф.И.Тютчев

Не день, не месяц и не год —
Всегда в Россию верить нужно.
А что касается невзгод,
Они уйдут, как псы, послушно.
Они сбегут в одном исподнем,
Гонимые бичом Господним.

†††
Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится…
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом креститься
Рукой, махнувшей на людей?..

†††
У знакомых — больная дочь.
Инвалид, понимаешь, с детства.
И никто ей не может помочь.
Нету в мире такого средства.
Понимаю, что я ни при чём,
Понимаю, умом понимаю…
Но немеет под левым плечом,
Когда взгляд на неё поднимаю…

†††
У карты бывшего Союза
С обвальным грохотом в груди
Стою. Не плачу. Не молюсь я.
А просто нету сил уйти.
    Я глажу горы, глажу реки,
    Касаюсь пальцами морей.
    Как будто закрываю веки
    Несчастной Родины моей…

ВИДЕНИЕ
Солдат спускается с пригорка,
С семьёю встреча впереди.
Медаль «За взятие Нью-Йорка»
Я вижу на его груди.
Я вижу, дочка его Танька
На речку гонит двух гусей,
Где с башни натовского танка
Сын Федька ловит карасей.

†††
Набирает дешевизну
Жизнь, и нечем дорожить.
Потерять свою Отчизну —
Как ребёнка пережить.

Я ПОНИМАЮ
Я понимаю — не дурак, —
Чтоб пальцы, сжатые в кулак,
Разжать для крестного знаменья,
Нужны и сила, и уменье,
Но более всего — терпенье.

†††
Вот сменила эпоху эпоха,
Что же в этом печальней всего?
Раньше тайно мы верили в Бога,
Нынче тайно не верим в Него.

ДРУЗЬЯМ
Пусть мы в пророки не годимся,
Но, чтоб не так хамели хамы,
Друзья, давайте созвонимся,
Как храмы…

В ДЕТСКОМ САДУ
Над клумбой бабочки порхают,
И небо льётся синевой.
В тени песочницы играют
Солдаты Третьей мировой…

†††
Я верю, Россия очнётся,
Чтоб доброе дело творить,
Но прежде такое начнётся,
О чём я боюсь говорить.

†††
Бывают дни особой силы,
Когда в теченье дня всего
Помимо «Господи, помилуй!»
Нет в мыслях больше ничего.

БОГАТСТВО
Огород к речушке. В хате
Столик с Библией. Скамья.
Полдень… Книга Бытия…
Разве этого не хватит?

†††
Когда душа кипит от злости
На брата — это неспроста,
Ты тоже забиваешь гвозди
В запястья белые Христа.

ОТЧИЗНА
Один о ней романы пишет,
Другой с трибун о ней кричит,
И только тот, кто ею дышит,
Пока молчит…

†††
Как ликует заграница
И от счастья воет воем,
Что мы встали на колени.
А мы встали на колени
Помолиться перед боем…

†††
Душа не вынесла б разлада,
Но Бог всесильною рукой
На миг подарит ей покой —
А ей на дольше и не надо.

†††
Ужасная эпоха!
За храмом строим храм,
Твердим, что верим в Бога,
Но Он не верит нам.

СЕМЕЙНОЕ ПРЕДАНИЕ
Душ любимых спасения ради,
Богомолом прослывши окрест,
Раз в году в церковь хаживал прадед…
На коленях…
В соседний уезд.

КРЕСТ
И понял я на склоне дня,
Когда закат тёк речкой алой:
Не я свой крест, а он меня
Несёт по жизни небывалой.

ВДОВА
За окном и в груди её — стужа.
Девяносто два года вдове.
Бог сказал ей: «Живи и за мужа,
Что погиб в тридцать лет на войне».

В БОЛЬНИЦЕ
Эта с запахом мерзким палата
И на окнах решёток штрихи —
Не высокая слишком ли плата
За ненужные людям стихи?

†††
Сума, тюрьма, сума, тюрьма.
Где ж ты, народа воля?
Извечно горе от ума,
Печален ум от горя.

РЕКВИЕМ
Слова сочувственные лживы.
Не выбраться из колеи,
Ведущей в ад, когда чужие
Стоят вокруг. Одни чужие.
Чужие все. Даже свои.

РУССКОЕ ПОЛЕ
Я под небом твоим тусклым
Понял это не вчера:
Чтоб тебе остаться русским,
Куликовым стать пора.
    А иначе тебя сгорбит,
    Стиснет страшная беда —
    Станешь ты курганом скорби
    Аж до Страшного суда.
Будет летними ночами
Золотая сниться рожь.
Деревянными крестами
До вершины зарастёшь…

†††
Давно по миру слух ползёт,
В умах родившись не в убогих:
Россия скоро упадёт.
Не веселитесь наперёд!
Коль упадёт — придавит многих.
     А может статься, что и всех.
    Что, кроме мокрого следа,
    Тогда останется от мира?
    Молитесь лучше, господа,
    За нашу Русь, а то — беда.
Так мне пророчествует лира.

†††
Дед остался на войне,
А страну оставил мне.
И гляжу теперь с виной,
Что творят с моей страной.
Не рублей идёт хищенье —
Душ людских.
И мне прощенье
Будет, нет ли?
Я не знаю.
Весь народ сбивают в стаю,
Кто противится — тех в стадо.
Что-то делать, делать надо!
Душу я свою терзаю,
На другое — не дерзаю.
Над страной кровавый смог…
Не простят
Ни дед,
Ни Бог.

†††
У нас на хуторе, в Европе,
Пока ни стычек, ни боёв.
Лишь кошка прячется в укропе,
Подстерегая воробьёв.
    И жизнь, и смерть походкой тихой
    Идут — тьфу-тьфу, не сглазить чтоб.
    И дед Антип с усмешкой дикой
    Себе сколачивает гроб.
И говорит, что нет надёжи
Ни на кого — все пьют в семье —
И что крещёному негоже
Потом, как псу, лежать в земле.

ГЕРБ РОССИИ
Я при людях не плачу, не баба.
Но, двуглавый, не слишком ли слабо
Держишь в лапах остаток страны?
Чуешь пристальный взгляд сатаны?
Ты вонзи свои когти поглубже,
Позабудь вековую усталость.
Если хватку ослабишь, то тут же
Вырвут даже и то, что осталось.

†††
Дымя махоркой, на завалинке
Седой как лунь старик сидит.
Я перед ним, как мальчик маленький,
Он на меня и не глядит.
И вдруг взглянул:
«Что с кислой мордой?» —
«Я вас спросить хотел давно…»
Но он прервал: «Россию мёртвой
Живым увидеть не дано».

ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС
Рухнул занавес. И что же?
И решили господа:
Пропадать ему негоже.
Эй, подать его сюда!
Протащили по болотам —
Тяжеленный, паразит…
Между властью и народом
Он теперь у нас висит.

ЕДИНСТВО
Иду по кромке жизни,
Дурную мысль гоня.
Шатает пульс Отчизны,
Как пьяного, меня.
    Боюсь свалиться в бездну,
    Ведь я совсем без крыл.
    Запеть со страху песню?
    Но все перезабыл.
Иду по кромке жизни,
Не глуп и не умён.
Не ровен пульс Отчизны,
И мой час не ровён.

†††
Облака плыли низки и серы,
И мне было увидеть дано
То, как бесы зерно и плевелы
Просевали, сжигая зерно.
    Я смотрел и стоял, но нестойко,
    Когда бес мне один подмигнул:
    «Перестройка идёт, перестройка», —
    И в костре кочергой шевельнул.
И постиг я наитьем поэта,
Тем, что дару пророка родня:
Перестройка закончится эта
С наступлением Судного дня.

†††
Веселиться нам было не в диво,
Радость в каждом жила городке.
И на праздники ты выходила
В оренбургском пуховом платке.
    Но негаданно нечисть окрепла
    И вовсю разгулялась беда.
    И в косынке из чёрного крепа
    Ты бредёшь неизвестно куда.

†††
Вот и там, под твердью вечной,
Где лежал на скалах лёд,
Нынче бабкой старой речка
Петли вьёт среди болот,
    А на дне былого моря
    Лёг в барханы космодром…
    Лишь душа — всё то же поле
    После битвы зла с добром.

СТАРАЯ ВДОВА
А по утрам в глазах темно.
На хате крыша вовсе спрела.
И вспомнить страшно, как давно
Душа души перегорела.
    Но на лице от жизни той
    Остался свет. Он нестираем,
    Как отблеск бедности святой
    На миске с выщербленным краем…

В ПИВНОЙ
1.
«Что ты знаешь, стервец, про атаки?
Ты, я вижу, лишь выпить не слаб.
Мы бросались с гранатой на танки,
Вы бросаетесь только на баб.
    А что знаешь ты про артналёты?
    А прикладом фашиста убьёшь?
   Что ты знаешь?
    И собственно, кто ты,
    Что на равных со мною тут пьёшь?..»
Молча пил водку сумрачный парень,
Прятал взгляд, что был хмур и тяжёл.
Из-за столика встал и на паре
Заскрипевших протезов ушёл.
2.
Подъезжает на коляске
И небритый, и седой.
Наливаю «под завязку».
Мне не жалко. Он — Герой.
Он в Чечне оставил ноги
И полвзвода своего.
А ребята были — боги,
Помнит всех до одного.
Выпив, морщится: «Отрава».
Пьёт ещё. Потом кричит:
«На хрена мне эта слава,
Слышишь?» Родина молчит.

В ХРАМЕ
Ты просишь у Бога покоя,
И жаркой молитве вослед
Ты крестишься левой рукою,
Зажав в ней десантный берет.
    И с ангельским ликом серьёзным,
    Неправый свой крест сотворя,
    Вздыхаешь. Под городом Грозным
    Осталась десница твоя.
Осталась она не в граните,
Не в бронзе, а просто сгнила…
Стоишь, и твой Ангел Хранитель
Стоит за спиной. Без крыла.

†††
Сколько помню, он такой:
Редкая бородка,
Грязный, серенький, сухой.
Лёгкая походка.
Допотопный армячок.
Детская улыбка.
     — Здравствуй, Ваня-дурачок.
    Как дела?
    — Не шибко.
    — Издеваются ли, бьют?
    Что тому виною?
   — Больно много подают…
    Как перед войною.

†††
Ты не творишь себе кумира,
Не поклоняешься судьбе,
Так почему же всё зло мира
Порой ты чувствуешь в себе?
Подумай, кто, маня соблазном
«Со злом покончить мировым»,
Ведёт тебя рукою властной
К мосткам прогнившим и кривым?
И положить конец всем бедам
Зовёт холодная вода…
Перекрестись! И всё. Об этом
Не надо больше. Никогда.

СОН
Я видел сон — всему конец:
Огромный золотой телец
Давясь, жевал не разнотравие,
А наше с вами Православие.
Телец был родом из пустыни,
Откуда родом вся беда.
И исчезали все святыни
В огромной пасти навсегда:
Кресты, хоругви и иконы,
Которым было сотни лет…
Хоть это сон, но вы спокойны?
Во мне с тех пор покоя нет.

БОЛЬШОЕ
СТИХОТВОРЕНИЕ
Война-то Третья мировая
Давно шагает по планете.
И, на победу уповая,
Кричат взахлёб то те, то эти.
Кто спящий разум их разбудит?
Какую чепуху несут
О мировом господстве! Люди!
Ведь победителей не будет,
Итогом станет Страшный суд.
А чуть пораньше конец света
Покажет всем, что есть темно.
Хоть кто-то б внял словам поэта
И вывод верный сделал, но,
Вновь на победу уповая,
Кричат взахлёб то те, то эти.
Шагает Третья мировая
По умирающей планете,
Где, ужаса не сознавая,
Ещё растут цветы и дети.

ТЕМ, КТО БЕЗ СОЗНАНИЯ
Конечно, это наказанье —
Смотреть, как много в наши дни
Людей, живущих без сознанья
Того, что русские они.
Нет горше русскому поэту,
Как лицезреть картину эту.
Моя душа, и дух, и стих
Хотят вернуть в сознанье их.

†††
Где наши и мощь, и богатство?
Я знаю ответ на вопрос —
Где нету духовного братства,
Разруха царит и хаос.
    «Во всём виноваты мы сами!» —
    Кричу не народу — толпе,
    Где каждый моргает глазами
    Сквозь дырку в своей скорлупе.

О СЕБЕ В ТРЕТЬЕМ ЛИЦЕ
Пускай он ближнего обманет и обидит,
Но знай, безбожный мир и жуткий век,
Свои грехи безмерно ненавидит
Лишь русский многогрешный человек.
Не стану говорить о слишком многом,
Хватает одного вполне штриха:
Ведь русский горько кается пред Богом
Ещё до совершения греха.

ПРАВА ЧЕЛОВЕКА
Какие такие права?
Одно только право и в силе,
О нём вам прошепчет трава
На собственной вашей могиле.
Печальные эти слова
Повсюду ветра разносили:
«Какие такие права?»
Одно только право и в силе.
В России…

ЛЕРМОНТОВ
Огоньки Пятигорска.
Годы как облака.
Сколько в жизни их? Горстка?
Или всё же века?
Ах, как все надоели!
Он подтянут и строг.
До последней дуэли
Ещё несколько строк.
Он коварен, как Демон,
И печален, как Бог,
Меж землёю и небом
Не вмещается вздох.
Ветку ветер колышет,
Пусто, гулко в груди.
Он садится и пишет.
Смерть уже позади.

ЖУРАВЛИ
Выходите скорей,
чтоб взглянуть на высоких своих!
Н.Рубцов
Который год над нашим краем
Не пролетают журавли.
А мы живём и умираем
В заботах мелочных, в пыли.
В сердцах своих не носим света,
Живём бездумнее травы.
Я сам приветствую соседа
Кивком небрежным головы.
Не подаём убогим хлеба,
А с раздраженьем гоним прочь.
Христу, всё видящему с неба,
Как от тоски не изнемочь?
В молитве рук не простираем
При виде утренней зари.
И потому над нашим краем
Не пролетают журавли…

МОЛИТВА
Прошу не славы, не утех,
Прошу Тебя, скорбя за брата,
Спаси мою страну от тех,
Кто распинал Тебя когда-то.
Христос, они твои враги!
Они рабы тельца златого,
Ты знаешь Сам. Ты помоги,
Довольно Твоего лишь слова…

†††
Быть знаменитым некрасиво.
Б. Пастернак
Быть знаменитым страшно очень,
Иметь стальные надо нервы:
Ведь знаменосца, между прочим,
В сраженье убивают первым.
Такую он имеет мету,
К нему особый интерес.
Он пораженье иль победу
Увидеть может лишь с небес.

†††
Пишу стихи свои я, чтоб
Стал русофилом русофоб.
Я знаю, это очень сложно,
Но, если в принципе возможно,
Готов писать я день и ночь,
С тем чтоб стране своей помочь.
Готов собою пренебречь,
Чтоб только Родину сберечь.
Об этом, собственно, и речь.

†††
Писать о радости, о жизни —
Таким я мнил удел поэта,
Но в погибающей Отчизне
Возможно ль это?
И я пишу на злобу дня,
Даст Бог, буду писать и впредь я.
Ведь этой самой злобой дня
Пронизаны тысячелетья.

†††
Лирик я, лирик по сути:
Я писал бы о песнях дождей,
О заре на озёрной полуде,
О таинственных криках сычей.
Не даёт же мне в лирику впасть
Эта чёрная, скользкая власть,
Что так схожа с пиявкой болотной,
Присосавшейся к шее народной
И напившейся крови до жути…
…Лирик я, лирик по сути.

†††
С чего ни в чём не виден толк,
Который был от века?
С чего зафлажен я, как волк,
Правами человека?
С чего картавит Третий Рим?
С чего нам свет не светит?
С чего впустую говорим?
Хоть кто-нибудь ответит?
Ответа нет. Одни молчат,
Постичь сей мир не в силах.
А те, кто смог постичь, лежат
Давно в своих могилах.

ВРАГАМ РОССИИ
О, как вы смотритесь убого!
Глупцы вы, надо полагать.
Вы нас, кто ищет встречи с Богом,
Решили смертью испугать?!
Об этом наш поэт давно
Сказал презрительно и скупо:
Всё это было бы смешно,
Когда бы не было так… глупо!

†††
Писать о звёздах — тратить дни.
А сколько их осталось, дней?
Пишу о людях, ведь они
Намного ближе и родней.
Да все мы, в общем, неплохие,
Есть свои плюсы и в прохвостах,
Но попадаются такие,
Что лучше б я писал о звёздах.
А сам-то я не из таких?
Всё-всё, заканчиваю стих.

†††
Духовным зреньем проникая
В глубины, скрытые от глаз,
Картина видится такая
Мне, как поэту, в сотый раз:
Тропинка в рай вся заросла,
Хоть верьте, хоть не верьте.
Дорогу ж в ад, дорогу зла,
В асфальт одели черти.
Идти по ней теперь легко,
Скользи, как по паркету.
А рай теперь так далеко,
Как будто его нету.

ВОРОНЫ
Летит косынок чёрных стая,
Мрачится неба синева.
Обсядут дерево — простая
Берёза станет, как вдова
Иль мать, что схоронила сына
Вчера по-страшному: без слёз…
А на Руси таких косынок!
А на Руси таких берёз!

ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Воспетый и в стихах, и в пьесах,
Он, как отец к своим сынам,
Уже полвека на протезах,
Что ни весна, приходит к нам.
    Он и страшнее, и прекрасней
    Всех отмечаемых годин.
    Один такой в России праздник.
    И слава Богу, что один.
         +  +  +
ПРО ЭТО
Я не хочу писать про это,
Кричу я музе: «Отвяжись!»
Но к жертве требует поэта
Не Аполлон, а наша жизнь.
Ведь мы спиваемся все, братцы,
Не клевета это, не глум.
Последний шанс за ум нам взяться,
Пока не пропит напрочь ум.
О, сердце бедное поэта
И дух, утративший покой!
Я не хотел писать про это,
Но Бог водил моей рукой.
А может, спаивают нас?
Но это уж другой рассказ.

†††
Почесал я по-русски затылок,
И задумчиво ввысь поглядел,
И пошёл по стеклу от бутылок
Всех, что выпить за век свой успел.
Проклинал я себя всю дорогу,
И зарёкся я больше не пить…
И такая дорога есть к Богу.
Почему же такой ей не быть?

†††
Куда ни глянешь — горе,
Немая стынь в груди.
О Господи, доколе?!
Доколе, Господи?!
    Как галки с колоколен,
    Слова слетают с уст.
    Кто вечно недоволен
    Собою, тот не пуст.
Уж так душе погано, —
Что ж, знамо, не в раю,
Не зря же из стакана
Разит так серою.
    Чертяку в певчем хоре —
    Найди его поди…
    О Господи, доколе?!
    Доколе, Господи?!

†††
Не жалок ей нищий убогий.
Н.А.Некрасов
Мне жалок убогий и нищий
И тот, кто в дешёвом винище
С нужды утопил свои дни;
Таких уже даже не тыщи,
И русские все ведь они.

†††
Дерутся пьяные в проулке,
Мешая с матом хриплый крик.
Прижавшись к грязной штукатурке,
На остановке спит старик.
Смеётся пьяная девица,
Садясь в попутный «мерседес», —
Её литые ягодицы
За нить подёргивает бес.
На пустыре с начала мая
Идёт строительство тюрьмы.
Всё это жизнью называя,
Не ошибаемся ли мы?

ЖАЖДА
Великой жаждой обуян,
Он продал старенький баян —
Свою последнюю отраду,
И выпил две бутылки кряду.
Пришёл домой в дымину, в стельку,
Сел на убогую постельку;
Великой жаждой обуян,
Забыл, что пропил свой баян.
И мнимые ремни накинул,
И мнимые меха раздвинул,
И пальцами затеребил,
И всех забыл, и всё забыл.
Одну мелодию лишь помнил
И ею комнату заполнил.
Хоть пустоту рука встречала,
Звучала музыка, звучала.
И с ужасом жена глядела
На столь невиданное дело.

†††
Как-то утром у трактира
(А в кармане ни гроша)
С вездесущим князем мира
Хмурый встретился Левша.
Обнял князь Левшу за плечи:
«Друг! Зайдём? За всё плачу!»
Подковать блоху полегче,
Чем ответить: «Не хочу».
И зашли они… И вышли
На бровях — во всей красе.
Был Левша наказан свыше:
Стал правшою, как и все.

†††
Тучи сизые нависли.
Глубь России. Ночь. Вокзал.
«Понимаешь, нету жизни», —
Мужику мужик сказал.
Прокатилась по буфету
Эта фраза. Стали пить.
«Наливай! Где жизни нету,
Там откуда смерти быть?»

†††
Он в пороках неуёмен,
Не воздержан на слова,
Но душой ещё не тёмен,
Потому что мать жива.
Есть ещё кому молиться
За него сквозь дымку слёз.
Долго ль это будет длиться?
То уже другой вопрос.

†††
Первые сединки в волосах.
Тонкие чулки в такую стужу.
Брови словно нитки.
А в глазах —
Ничего, похожего на душу.
И стоит, румянами горя,
«Сука привокзальная», «Катюха»,
«Катька-Полстакана», «Катька-шлюха».
Катя… Одноклассница моя…

†††
Не потому, что вдруг напился,
Но снова я не узнаю,
Кто это горько так склонился
У входа в хижину мою?
    Да это ж Родина! От пыли
    Седая, в струпьях и с клюкой…
    Да если б мы её любили,
    Могла бы стать она такой?!

 

ПЕЙЗАЖ
С неба снег летит, кружа,
На дорогу, на бомжа,
Что так сладко спит в кювете,
Позабыв про всё на свете.
Снег кружится, снег летает,
На лице бомжа не тает…

†††
Пора весенняя плыла,
Цвели средь мусора фиалки.
Бомжиха тройню родила
В картонном домике на свалке.
    Младенцы есть хотят, к пустым
    И дряблым грудям припадают.
    Сквозь родовой горячки дым
    Мать говорит: «Пусть пропадают…»
Россия! Мать всего людского!
Кто так посмел тебя распять?!
…В раю у Дмитрия Донского
Рука легла на рукоять.

†††
О, эти нищенские пенсии
Старух и дряхлых стариков.
Их накормить стремятся песнями
Безстыдных шоу-пошляков.
Какое подлое грабительство!
Что ни чиновник, то и плут.
Да ты ли русское, правительство?
Меня сомнения берут.

В ПРЕДЕЛАХ МИЛОСЕРДИЯ
Ты помоги нам, Матерь Божия,
Найти свой путь средь бездорожия.
А те, кто застят нам наш путь,
О них Ты тоже не забудь:
За их недоброе усердие
Сбить нас с пути, свести с ума
Придумай что-нибудь Сама
В пределах милосердия.

†††
А я видел, как били бомжа
За кольцо колбасы. Били долго.
Били с толком его, не спеша,
С беспощадной улыбкой —
Как волка.
Он пытался им туфли кусать,
Под прилавок хотел закатиться.
И никто не посмел заступиться,
Только я вот решил — написать…

†††
О, дни лукавства! Злобы лета!
Лжи и предательства стезя!
Отрадней в дуло пистолета
Взглянуть, чем ближнему в глаза.
Тут даже мало быть поэтом,
Здесь только Богом надо быть,
Чтобы людей за всё за это
Не ненавидеть, а любить.

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА
От тоски или от лени
Не являлся. Наконец
Возвратился. На колени
Перед сыном встал отец.
Плакал он, дрожали плечи,
Прах земной сжимал в горсти:
«Сын, прости меня, прости,
Не сберёг я мать до встречи…»



СТАРАЯ КАРТИНА
Тоска… Безверие… Хандра…
Гримасы кислые с утра.
Мы все к плохому так привыкли,
Так мил нам в душах неуют,
Что если кто-нибудь вдруг крикнет:
«Мне хорошо!» — его убьют.
    Убьют холодным, злобным словом,
    Покрутят пальцем у виска
    И успокоятся. И снова:
    Хандра… Безверие… Тоска…
Да, неприглядная картина —
Века такую не сотрут, —
Так речка зарастает тиной,
Так ряской зарастает пруд.

ВЕСТЬ
В мире уж давно нечисто,
Загляни в его нутро:
Зло упитанно, плечисто,
А Добро… А где Добро?
    И любви весь вышел срок,
    Секс пришёл любви на смену.
    Воцарён везде порок,
    Верность бьётся лбом о стену.
Похоть тешится, шутя,
И разврат плюёт на небо.
Продаёт себя дитя
За кусок гнилого хлеба.
    Извращённый чей-то бред
    Нарекли образованьем.
    Срок пришёл весь белый свет
    Называть другим названьем.
Если жить так силы нет,
Если сердце не на месте,
Если ты ещё поэт,
Содрогнись от этой вести.

†††
Кто там на улице стреляет?
А то, повесив на забор,
Соседка тряпку выбивает,
Так называемый «ковёр».
    Его бы выбросить на свалку,
    Но сука-бедность не даёт,
    И, высоко вздымая палку,
    Хозяйка бьёт его и бьёт.
С какой-то лихостью гусарской
Колотит тряпку всё сильней!..
Наверно, бедной, мнится ей,
Что сводит счёты с государством.

†††
Я помню всех по именам,
Кто нас учил, что труд — награда.
Забудьте, милые, не надо…
Труд — наказанье Божье нам.
Как может быть мой дух высок,
Когда до поту, до измору
Я за говядины кусок
Дворец роскошный строю вору?
Ведь я потворствую ему,
Ведь я из их, выходит, своры…
О век! Ни сердцу, ни уму,
Ни духу не найти опоры.

МАЛЕНЬКИЙ
АПОКАЛИПСИС
Какая-то в воздухе смута
Сгущает несносную тьму.
Как будто я должен кому-то,
Вот только чего и кому?
    Как будто отрезали крылья
    Душе. Они стали мешать.
    Уже и все окна открыли,
    А всё равно нечем дышать…

†††
В мечтах несбыточных кочуя,
Я износился, как пальто.
Не ведал сам, чего хочу я.
А то, что сделал, всё не то.
    И прав племянник: «Поздно, дядя,
    Ты начал Библию читать».
    …Пусть, на моё паденье глядя,
    Хоть он научится летать.

СУМАСШЕДШИЙ
Как хорошо в саду больничном
И нам, и птицам, и цветам!
Себя я чувствую отлично.
Как хорошо, что я не там,
Где людям не хватает солнца,
Где из-за рваного червонца
Пырнут ножом и кинут в ров,
Где тени нет улыбки кроткой,
Где зло и ложь, где сущий ад!..
Недаром обнесен решёткой
По всей длине наш тихий сад.

ЛЮБОВЬ ЗЕМЛИ
Она всех любит без разбора,
То право свыше ей дано.
Святого старца или вора
Ей принесут — ей всё равно.
    Из трав и снега её платья,
    И нрав её отнюдь не злой,
    Но, кто попал в её объятья,
    Тот сам становится землёй.
И вновь свободна, вновь невеста
Она, покорна и тиха,
И новое готово место
Для жениха.

МОЕМУ КРЕСТНИКУ
Хорошо лежать под ивой,
Тихо плещется волна.
Жизнь коровою бодливой
Только кажется. Она
По своей глубинной сути
Тихий ласковый телок.
Никакой в ней нету жути,
Береги её, сынок.

†††
Я не пойму, куда всё делось?
Ты, если знаешь, подскажи.
Где духа мощь и сердца смелость?
Где доброта людской души?
    Или с рожденья наши души
    Не посещала доброта?
    Боясь в ответ услышать «да»,
    Я в страхе закрываю уши.

†††
Отчего закат так красен,
Будто выкупан в крови?
Был преступен и ужасен
Век, нам данный для любви.
Горе нам, забывшим Бога!
Заржавеет скоро ось,
Оттого что слишком много
Крови в Землю пролилось.
Остановится планета
Не случайно и не вдруг.
Но не хочется об этом
Думать людям, недосуг.

ЗАБЛУДШАЯ ДУША
Всю жизнь я с ней живу,
Ни к чёрту стали нервы:
А вдруг её «ау»
Не Бог услышит первым?
Один бы я урод
Такой был — дрожь по коже,
Но ведь и мой народ
С душой живёт такой же.
И всю нашу мольбу
Пускает бес по кругу,
И слышит лишь пальбу
Бог нашу друг по другу.
Под грохот «калаша»
Лишь тёмный дух воспрянет.
Заблудшая душа
Вот-вот пропащей станет…

ПРИЗНАНЬЕ
Я жертва дьявольской эпохи,
И рай не светит мне, увы.
Но я пишу. Пишу о Боге
В надежде, что спасётесь вы.
Признанье это иль призванье?
Но да продлятся ваши дни!
А человеческое знанье
Незнанью полному сродни.
И потому я не трясусь:
Быть может, с вами и спасусь.

РЕТРО
Крестьяне полюшко пахали,
А кто-то пил коньяк в «Астории»,
Но нас тогда уже толкали
Ещё не в ад, но из истории.
Как нынче прошлое поблекло!
Теперь нас тащат прямо в пекло.

†††
Я всеми силами храню
От века нашего отсталость,
Который губит на корню
Всё, что людского в нас осталось.
И пусть нельзя остановить
Сей век игрой на жалкой лире,
Дай Бог хоть разум сохранить
В безумном этом мире.

†††
И в том, что зла вокруг без меры,
И что вокруг без меры тьмы,
Виновны только маловеры,
И маловеры эти — мы!
На что мы, собственно, готовы,
Коль нет сил выдержать поста?
Застанет нас вопрос Христа
Врасплох, когда Он спросит: «Кто вы?»
И мы, поднять не смея глаз,
Услышим: «Я не знаю вас».
И станем локти мы кусать,
А дальше… не хочу писать.

†††
А эта беда называется «рынок» —
Печальный итог чьих-то мудрых затей,
Когда шоколадный Казбек на витринах
Сверкает слезами в глазенках детей.
И мать, что души в своем чаде не чает,
Рывком обрывает его: «Отвяжись!»
Жизнь горькою солью детишек встречает.
Лишь солью, без хлеба, встречает их жизнь.

†††
Наливай, сосед Василий,
Смутно сердцу моему:
Есть Россия? Нет России?
Не пойму.
У кого мы на аркане?
Смех бесовский за спиной.
Неужели мы в стакане
Утонули со страной?
†††
Христос мне снился только раз,
И сон тот был так чудно дивен,
Что с той поры и посейчас
Любой другой почти противен.
Мне сна того не передать
Земным путём стихосложенья.
Была то Божья благодать.
Хочу дождаться повторенья.

†††
Весенний воздух квасом кислым
Шибает в нос, и, как в бреду,
Все чувства старые и мысли
Приобретают остроту.
    Поёт ручей на дне оврага,
    Колотит солнце блюдца льдин.
    И мне до мудрости два шага,
    А до безумия — один.

†††
Минуты свободные редки,
А надо минут пятьдесят
Идти до кургана, где предки
Сухою травой шелестят,
Где сойка птенцов своих кормит,
Где крест, так похожий на «плюс»,
Опять ненароком напомнит,
Куда я всю жизнь тороплюсь.

†††
На западе солнце садится светло,
Восток набухает грозою.
Дохнула прохлада, притихло село,
И ливень — как даст! — полосою.
В саду на дорожках взрывает песок,
Сквозь солнце закатное льётся…
И кажется, будто рыдает восток,
А запад как будто смеётся.

ПАМЯТЬ
Стояла летняя жара.
И мама жарила котлеты.
И я вершил свои «дела» —
Пускал кораблик из газеты.
И песня русская лилась
Из репродуктора в прихожей.
Не знаю, чья была то власть,
Но жизнь была на жизнь похожей.
Я помню, как был дядька рад,
Когда жена родила двойню.
Сосед соседу был как брат.
Тем и живу, что это помню.

1972 ГОД
Мне всего двенадцать лет,
Горя я ещё не видел.
Дымом первых сигарет
Пропитался новый свитер.
На экране Фантомас
С комиссаром бьётся лихо.
Там стреляют, а у нас — тихо.
Не до этого — мы строим
Тыщи фабрик и дворцов.
Назовёт потом «застоем»
Это кучка подлецов.
На уроках я скучаю
И гляжу воронам вслед.
Мне всего двенадцать лет.
Счастья я не замечаю.

†††
Когда, измученный тревогой,
Начну придумывать беду,
Я к речке тропкою пологой,
Как к другу верному, иду.
    …Вернусь оттуда, как из детства:
    Нет глупых мыслей в голове,
    Нет зла в душе, нет боли в сердце,
    Лишь стрекоза на рукаве.

†††
Я люблю эти старые хаты
С вечно ржавой пилой под стрехой,
Этот мох на крылечках горбатых…
Так и тянет прижаться щекой.
    Этих старых церквей полукружья
    И калеку на грязном снегу.
    До рыданий люблю, до удушья.
    А за что, объяснить не могу.

ИЗ ДЕТСТВА
Воды и солнца тут без меры,
А сколько песен под баян
Здесь спето нами, пионерами, —
Детьми рабочих и крестьян.
    Поём о Родине могучей,
    О добрых, доблестных делах.
    И развевается над кручей
    Родной с рожденья красный флаг.
В жару лежим ничком под тентом,
Бросаем камешки в овраг
И точно знаем: президентом
Быть может враг, и только враг.

ХУТОР
На моей родной земле
Лишь один такой есть хутор.
Как туманом на заре,
Весь он вишеньем окутан.
    Там дремучи камыши,
    И закаты там багровы.
    Доживают там в глуши
    Долгий век казачьи вдовы.
Там у старого пруда
Ивы грустно долу гнутся.
И с войны мой дед туда
Должен, должен был вернуться.
    Но пропал мой дед во мгле,
    Бес войны его попутал…
    На моей родной земле
    Лишь один такой есть хутор.

†††
Выйдешь, станешь на кургане.
В небе, как и в старину,
Коршун, плавая кругами,
Набирает вышину.
    И стоишь ты, как разиня,
    Крест неспешно сотворя,
    А вокруг — твоя Россия.
    Да, пока ещё твоя…

†††
Здесь плоть моя, а дух мой там,
Где места нет душевной лени.
И скачет сердце по следам
Давно ушедших поколений.
    Там подвиг духа, подвиг ратный
    Спасают отчие края,
    Сильна там Родина моя…
    И горек сердцу путь обратный.

СТАРИННОЕ ОРУЖИЕ
Если натовских танков армада
Путь направит на Русь, — их вина.
Выйдет старец из кельи с лампадой,
Освещающей все времена,
Оглядит всё всевидящим оком,
Переглянется с миром иным —
И все танки, сколь было их, скопом
Станут рылом обычным свиным.
И растащат собаки то рыло
По великой Руси кто куда…
Кстати, что-то подобное было,
Только вот не припомню когда.

ГЕН ПОБЕДЫ
И всё ж, несмотря на все беды
И множество грустного,
Таится в крови ген Победы
У каждого русского.
    Пока мы выносим все пытки,
    Из вечности скачет гонец,
    Он свиток везёт, в том свитке
    Одно только слово: «Конец».
Конец истязателям нашим,
Исчезнут они навсегда.
Мы снова поля свои вспашем,
Построим опять города.
    Исчезнут все прежние беды,
    Забудем о всех подлецах.
    Таившийся в нас ген Победы
    Опять загорится в сердцах.

†††
Стихает свист синиц и коноплянок,
Натруженного дня стихает гуд,
Когда сожжённых солнцем баб с делянок
Домой в прицепе тракторном везут.
    Они при комиссарах и буржуях
    Всё с той же шелухою на губе.
    Гляжу на них… когда на них гляжу я,
    Мне как-то стыдно думать о себе.

НА СЕНОКОСЕ
Покряхтев и поохав,
Дед отладил косу.
И шагнули мы «с Богом»
По колено в росу.
Дед, столетью ровесник,
Он и тут впереди —
Даже на спину крестик
Сбился с впалой груди.
Так и шли мы, а к полдню
Я чуть ноги волок.
И, признаюсь, не помню,
Как упал на валок…
Высоко в поднебесье
Уходил в облака
«Миг», похожий на крестик
Моего старика…

ПАМЯТИ БАБУШКИ
Травы пахнут так сладко,
Воздух тёплый такой.
За железной оградкой —
Тишина и покой.
Как зелёная туча,
За оградкой ветла.
И калитка скрипуча,
И скамейка тепла.
Странным кажется это,
И сомненья берут:
То ли солнцем нагрета,
То ли Ангел был тут?...

†††
Блудный сын домой вернулся,
Дом найти он не сумел,
Отчей пылью поперхнулся,
На кривую лавку сел.
И потом, когда, однако,
На погост пошёл к родным,
Лавка верно, как собака,
Похромала вслед за ним…

†††
Во сне я молился, и плакал,
И свечку сжимал в кулаке,
А воск с неё на руку капал
И кровью стекал по руке.
И стали стекающей крови
Речные долины тесны,
И мальчик, плывущий на кровле,
Сказал мне, нахмуривши брови:
«Не смей истолковывать сны!..»

†††
Я наследник любви и печали
Моих предков в аду и в раю.
То не гуси в ночи прокричали, —
Предки душу узнали мою.
Леденеет ночная округа,
И хрустит под ногами листва.
Я не вырвусь из этого круга, —
Круга вечной любви и родства.
И не полнись, душа моя, страхом,
И ты, сердце, не бойся: «А вдруг?»
Никогда не рассыплется прахом
Этот вечностью замкнутый круг.

†††
Виталию Серкову
В так называемой глуши,
Где ходят куры по дорогам,
Я понял, кто я есть: души
Своей ходатай перед Богом.
О ней одной лишь хлопочу,
Как мать дитя своё, лелею.
И жить иначе не хочу,
Да и хотел бы — не сумею.
В преддверье Страшного суда
Поговорить в тиши о многом
Ты приезжай ко мне сюда,
Где куры ходят по дорогам…

ПОЛЕТ
Мчусь я полем безпредельным,
Разогнавшись налегке.
За спиной летит нательный
Крест на шёлковом шнурке.
Мы летим вдвоём с гнедою
По дороге вдоль реки.
Нас пугаясь, под водою
Тотчас прячутся нырки.
Полем, шляхом, снова полем,
Перепадочком косым…
И рождается на воле:
«Русь моя сильна не горем, —
Духом, борющимся с ним!»

БЛАГОВЕСТ
Когда так небо бирюзово
И так медвяны облака,
Я словно слышу эхо зова
Издалека и свысока.
Чей голос душу мне тревожит?
Откуда он, такой родной?
Не может быть… Или, быть может,
То тихий зов души самой.
Сквозь мрак, рождённый злобным словом,
Сквозь кровь и месть,
Сквозь ложь и лесть
Она своим негромким зовом
Благую весть мне шлёт: «Я есть».

ВЕРА
Равнодушный к безславью и славе, я
По родимой плыву стороне
На своём островке Православия.
Подгребайте, кто хочет, ко мне.
На земле всё сгорит и расплавится,
Всё сожрёт ненасытный огонь,
Только мой островок и останется,
Потому что он — Божья ладонь.

†††
На свиданье спешу ли с букетом
Или просто бегу по делам,
За столовским сижу ли обедом
Или в мыслях брожу по мирам,
Шумно радуюсь строчке случайной
Или молча сижу у огня —
Мне всё мнится: с улыбкой печальной
Сверху смотрят глаза на меня.

†††
Горели высокие свечи,
И служка снимал с них нагар.
Подняв угловатые плечи,
Священник кадилом махал.
Вдыхал я душистые струйки,
Торжественно пела душа.
Слагая молитвенно руки,
Я жить обещал не греша.
Был день Иоанна Предтечи,
Повсюду — по кругу и в ряд —
Горели высокие свечи…
Высокие свечи горят!

†††
Что я тебя всё грустью раню
И помыкаю, как рабой?
Давай, душа, растопим баню
И всласть попаримся с тобой.
А после сходим к деду Ване,
Пусть он развеет нашу грусть
Игрой на стареньком баяне,
Пускай порадуется Русь.
Услышав чистое, родное,
Узнав знакомые черты,
Как будто платье выходное,
Моя душа, наденешь ты.

†††
Господь, всегда я пред Тобою
Стою как лист перед травою.
Пусть грешник я, пусть дух мой мглист,
Пусть я давно иссохший лист,
Пускай предверье, а не вера
В моей душе сквозит, как сон,
Пускай молюсь я неумело,
Пусть я крещусь ещё несмело,
Услышь мой стон!..

†††
Но вряд ли есть родство души…
М.Ю. Лермонтов
А я скажу вам: есть оно!
И душ родством, как Божьим светом,
Мир озарён. И вот дано
Нам убедиться было в этом.
Вилась над нами стрекоза.
В эмалированные кружки
Лилось шампанское. Глаза
На нас таращили лягушки.
Текла беседа, как река.
Друг другу клятв мы не давали:
Что благо в юности, едва ли
Уместно после сорока.
И пусть мы были не остры
В словах и мыслью не кипели,
Но три души, как три сестры,
Обнявшись, плакали и пели…

†††
Пока я не пошёл ко дну,
Одетый в смертную сорочку,
Господь, даруй мне хоть одну
Во мгле мерцающую строчку.
И чтоб, увидев то мерцанье,
Сказали просто и светло:
«Он был поэтом отрицанья,
Но отрицал он только зло».

ПОЛНОЛУНИЕ
Какая полная луна
Плывёт, средь звёзд блистая.
И тишина, и тишина —
Извечная, густая.
Никто не станет возражать,
Что я при русском деле:
Стараюсь душу удержать
В ей надоевшем теле.

†††
Петру Ткаченко
Возвращаюсь с рыбалки ночной,
Диких уток срываю с ночлега.
Я устал и замёрз, как тот Ной —
Капитан и строитель ковчега.
Жутковато в судёнышке утлом
В полной темени плыть наугад.
Но сгущается тьма перед утром,
Это мною проверено, брат.

СЛЕПАЯ
Не видеть света? Бог избавь,
Хоть и бывает свет не белым.
Она шагала среди трав,
И свет зари, казалось, пел им.
Куда она в такую рань
Изгибы тропки повторяла?
Её вела Господня длань,
Она ей слепо доверяла.

†††
Я не бросаю людям вызова,
Пускай безумствуют и впредь.
Но только вместо телевизора
Мне в небо хочется смотреть.
    Во мне ни хватки нет, ни удали,
    Я миру этому не в масть,
    Мне бобылём бы жить на хуторе,
    Где только трав и солнца власть.
Пасти овец, а после ужина,
До лунной тропки на воде
Читая Библию, выуживать
Кусочки сыра в бороде.
†††
В Красной книге чувств людских
Много светлых и святых.
Не вернёт их ни искусство,
Ни, тем более, мой стих.
И Надежды зря не строй,
И она есть в книге той.
И ещё есть, для примера,
В книге той Любовь и Вера.
И конечно, не секрет,
Что ни лжи, ни зла в ней нет.

†††
Весна ещё весной осталась
Везде: и в поле, и в лесу.
Но больше всех её досталось,
Взгляните, детскому лицу.
Когда цветёт оно улыбкой,
Оно как будто бы поёт.
Поёт и жизни нашей зыбкой
Весь смысл безценный придаёт.

†††
Низкий берег. Куст калины.
На меже пустой шалаш.
А над нами журавлиный
Клин длиною в «Отче наш».
Обезцвеченно и постно
Улетает в никуда.
Шёпот: «Лучше никогда,
Чем поздно».

СЫНУ И ДОЧЕРИ
Я вам ничем не интересен:
Я не люблю ни ваших песен,
Ни ваших танцев, ни гримас
Пренебрежительных, ни фраз
На языке почти нерусском,
И мысли все мои о грустном.
И пусть не шибко я умён,
Но жизнь я вижу без прикрас:
Опять распалась связь времён.
Не навсегда ли в этот раз?

БЕЗГЛАГОЛЬНОЕ
Зима. Колхозная плотина.
В запруду вмёрзшая доска.
Мороз. Тоска. Худой ботинок.
Крик петухов. Опять тоска.
Стук сердца.
Ветер. Сигарета.
Край поля. В небо колея…
О, вековечный враг поэта —
Неизреченность бытия!..

†††
To нужна, а то вдруг не нужна,
То гоню, то зову её робко.
То принцесса, царица, княжна,
То рабыня, холопка.
То волнует, а нужен покой,
То… А впрочем, скажу по секрету:
Очень плохо, когда её нету.
Когда нету её.
Никакой.

†††
Кружил февраль по косогорам,
Позёмка пряталась в стерне,
Когда одним сплошным укором
Вся жизнь моя предстала мне.
Кого я спас? Кого приветил?
Кому был дорог мой ночлег?
Ответа не было. Лишь ветер
Бросал в лицо колючий снег.

†††
Вдруг нахлынуло чувство любви,
Стихла злоба, исчезла тревога.
И увидел я между людьми
Тихий свет, нисходящий от Бога.
Но недолго так длилось, и вновь
Разгорелись все распри и войны.
Вновь куда-то исчезла любовь
Без следа, как прибрежные волны.

†††
Вижу небо, поле в перелесках
И у сельсовета бюст вождя.
Вижу речку всю в игривых всплесках
Тёплого июльского дождя.
Слышу грома дальнего раскаты —
Всё это вмещается во мне.
Русская душа, как широка ты!
Есть где разгуляться сатане…
А грехов — по горло! Как себе помочь?
Я твержу упорно: «Бес, изыди прочь!»
Но Создатель видит,
Что я всё же трушу:
А вдруг бес изыдет
И прихватит душу?

ЛЮБОВЬ
Со злобным словом на устах,
С гримасой гневною, с размаха
Как часто мы бросаем в прах
Нас сотворившую из праха.
Но, невиновная, она
Встаёт с земли не с жаждой мщенья,
Встаёт с улыбкой всепрощенья,
Которая лишь ей дана.

†††
Моей души пейзаж невзрачен,
Коль он бывает у души:
Река с водою непрозрачной,
Поломанные камыши,
На берегу гнилая лодка,
Кострища чёрный, грязный след.
Но надо всем какой-то кроткий,
Необъяснимо тёплый свет…

О СЕБЕ
Ты не тверди, что жизнь преступна,
Забыты верность и любовь,
Любая встречная доступна,
Иудой стать готов любой.
Не говори: «Душа не рада
Святой заре, теплу руки…»
Все, что неправедно, — неправда,
А потому молчи. Не лги.

†††
Хоть я из племени мужчин,
Я плачу очень часто,
На это — тысяча причин,
Сто тысяч, кроме счастья.
    Но плачу я, увы, без слёз,
    Душа моя плакуча,
    Как ива та, где старый плёс,
    А чуть подальше — круча…
Не знаю, кара или честь
Душа такая. Трушу
Порою я, поскольку есть
Риск выплакать всю душу.

ТРИ ПЕСНИ ЛЮБИМОЙ
        1. Чистая
И шарф, и нитка жемчуга,
И платье — на полу.
Осталась только женщина,
Которую люблю.
Остались украшения,
Которым Бог творец.
И головокружение.
И грохот двух сердец.
И пальцы, что на талии
Сомкнулись, как замок…
А что случится далее,
Тому судья лишь Бог.
        2. Нежная
Вся в прошлое ночь наша канула.
Страсть стихла, как в шкафчике мышь.
О, как дорога мне рука моя, —
Рука, на которой ты спишь.
Давно уже пахнет ковригою,
И стадо давно за рекой.
А я всё лежу и не двигаю
Вконец онемевшей рукой.
        3. Светлая
У вяза исчезла сутулость,
Вовсю распахнулись цветы.
Что в мире случилось? Проснулась!
Проснулась, любимая, ты!..

†††
Хоть с нами не было того,
После чего бывают дети,
Счастливей нас на целом свете,
Мы знали, нету никого.
Мы целовались в кинозале,
Где я теперь седой сижу.
Какими жадными глазами
Я в наше прошлое гляжу!
Гляжу в чарующую даль я,
Где счастлив был давным-давно.
Ты с кем теперь, моя Наталья?
Мне до сих пор не всё равно.

†††
Солнце светит. Сердце бьётся.
Вон сугроб сползает в тень.
Вон синица бликом солнца
По ветвям снуёт весь день.
    А подальше — там осина,
    Шест скворечни — вот дела!
    Словно мать младенца-сына
    Прямо к солнцу подняла.
Бродит зимний ветер в кронах,
А в корнях — весенний зуд…
И сугробы в тень, как брови
С удивлением, ползут.

†††
Еле слышно часы
На запястье стучат.
От рассветной росы
Дальний луг серебрится.
Хрипло цапли кричат,
В ряске рыбы молчат…
Всё же стоило, братцы, родиться.
Пусть судьбины рука
Козни всякие строит,
Жизнь течёт, как река,
И жить всё-таки стоит.

†††
Один нёс булку хлеба,
Другой сидел скучал.
Какого цвета небо —
Никто не замечал.
А небо было сизым,
Потом — как бирюза,
Потом… Хоть кто-то б снизу
Поднял к нему глаза.
Оно ж для нас сияло,
Для нас оно цвело,
Цвета свои меняло,
Внимания ждало.
Потом оно бузило:
Горбушки туч рвало,
Погибелью грозило,
В безсмертие звало.
Потом в немой остуде,
Померкнув до утра,
Вздохнуло: «Эх вы, люди!..»

МУЗЫКА
Когда так музыка божественна,
Всерьёз завидую роялю:
Ведь на него такие женщины
Такие руки так роняли.
И если мне на душу мглисто
Осядет тучею беда,
Ты мне хоть что-нибудь из Листа
Сыграй, пожалуйста, тогда.
Она, как вздох, неудержима,
И, как мечта, светла она.
По сути, музыкой мы живы,
Как нами музыка жива.
Ты — чувств возвышенных отчизна,
Любовь, и та не над тобой,
Когда прилюдно и пречисто
Трубач целуется с трубой.

†††
Полюбил берёзу ветер
И унёс в заморский край.
Посадил там, где наметил:
Свет, тепло — древесный рай.
Но три дня ломала руки
И бледнела добела —
И не вынесла разлуки
С отчим лесом — умерла.

†††
Тоски улыбка желчная
Не красит бытия,
Но, слава Богу, женщина
Нашлась и для меня.
На ней сошёлся клином
Весь этот белый свет,
С ней сходит грусть на нет.
Зовут её Ириной.

†††
Ни закатов жарких у реки,
Ни рассветов не было в полнеба,
Просто попросил её руки,
Как голодный просит хлеба.
Медленным ответила кивком,
Стиснула доверчиво запястье…
Разве мог мечтать я о таком?
Господи, за что мне это счастье?

†††
Эта осень похожа на ту,
Когда мы повстречались с тобою.
Так же падали листья в саду
Не отдельно, а целой гурьбою.
Ты сказала мне вечное «да»,
С неба дождик пускался раскосый.
И со щёк твоих капали слёзы,
А я думал сначала — вода…

†††
Все женщины разные очень,
Особенно в жаркие ночи:
Одна молчалива, как птица,
Другая пылает, как зорька.
А есть та, которая снится.
Которая снится. И только.

ОТКРЫТИЕ
Я прежде жил, как истукан.
Пришла она и без огласки
Во мне открыла океан
Дремавшей нежности и ласки.
И я — да что там говорить! —
Стал просыпаться даже раньше,
Чтоб чай покрепче заварить
Моей усталой Магелланше.

БАБА ЯГА
Незамужняя ты и бездетная,
В каждом встречном ты видишь врага.
А врождённая женственность где твоя?
Ты ведь всё-таки баба,
Яга.
Но молчит, только смотрит зловеще на
Этот мир, населённый людьми…
Вот какою становится женщина
Без любви.

КОНЕЦ СВЕТА
Он начинается с разлада
В обыкновеннейшей семье.
И жизнь уже как сколок ада,
Осколок ада на земле.
Страницы Нового Завета
Листаю я, не видя их.
Так наступает конец света…
По крайней мере — для двоих.

†††
Я избегаю встреч случайных.
Я обхожу тебя, как храм
Обходит грешник изначальный.
Но светом глаз твоих печальных
Мне светит солнце по утрам.
Нет, я от грусти не стенаю.
Для продолжения пути
Своё я детство вспоминаю
И крестик… на твоей груди.

†††
Спустился тихий вечер летний,
И только там лишь плеск волны,
Где загорелые, как негры,
Таскают бредень пацаны.
    А вон тот луг, где сено косим.
    Вон балка, где коров пасём.
    …Прозрачным крылышком стрекозьим
    Печать безсмертия на всём.

†††
Не спалось, и я вышел во двор.
Лип верхушки над крышей плясали.
Хмель, как вор, на соседский забор
Лез неспешно. И звёзды мерцали.
    Лёгкий ветер мне дул в рукава,
    Еле тлела в руке сигарета,
    И кружилась слегка голова,
    Оттого что вращалась планета…

†††
Весна всегда под утро
Приходит с тёплым ветром,
Приходит как-то смутно,
Почти что незаметно —
Как в дали полевые
Рассветная полоска,
Как женщина впервые
Приходит в сон подростка…

†††
Встречался ль ты взглядом
с глазами младенца,
Когда он ещё поперёк полотенца?..
Младенец не знает ни зла, ни обиды,
Ему все вселенские тайны открыты.
Но прежде чем скажет он первое слово,
От нашего мира земного и злого
Успеет вкусить он, увы, и не раз…
И тайна безсмертья
вновь скрыта от нас!

ЖЕСТОКИЙ РОМАНС
В юности вам жизнь не маета.
Юности присуща жизни странность,
Где безсмертье вовсе не мечта,
А вполне осознанная данность.
Юность — чувства чистые, благие.
Юность — умирают лишь другие.
Но года не ходят стороной,
Вы уж мне, пожалуйста, поверьте:
Станете и вы совсем иной,
Осознав однажды ужас смерти.

†††
На смену тьме приходит утро,
И солнце красное встаёт.
Понять, что мир устроен мудро,
Ума пока недостаёт.
От этого в душе
Такая кутерьма!..
Пока или уже
Недостаёт ума?..

ПОЛНОЛУНИЕ
Какая полная луна
Плывёт, средь звёзд блистая.
И тишина, и тишина —
Извечная, густая.
    Никто не станет возражать,
    Что я при русском деле:
    Стараюсь душу удержать
    В ей надоевшем теле.

†††
На берегу родной реки
Сижу — и жертва, и палач.
Жить этой жизни вопреки —
Вот в чём задача из задач.
Но как о стену биться лбом,
Храня улыбку на лице?..
Как и в задачнике любом,
Ответ, увы, всегда в конце.
†††
Ты живёшь, предполагая,
Что наступит жизнь другая,
Лучше этой во сто крат.
Каждый все грехи искупит,
Но такая жизнь наступит…
На твою могилу, брат.

†††
Из всех блаженств мне ближе нищета.
Она  со  мной  и  в  летний день, и в стужу.
Она тяжка. Но тяжестью щита,
Надёжно защищающего душу.

РУССКИЙ ВОПРОС
Кризис… Новая идея…
Клич «Назад!» и клич «Вперёд!».
Неспроста с вопросом: «Где я?»
Просыпается народ.

†††
Вот он, вопрос трёхлетней Люды,
Вопрос, казалось бы, простой:
«Зачем решётки, если люди
И с этой стороны, и с той?»

†††
Вы видели костры кричащие?
Нет? Значит, неизвестно вам,
Что их потом сгребают в ящики
И отправляют матерям…

†††
Боже мой, уже за сорок,
А счастливых лет — ни дня.
Есть ещё, конечно, порох.
Порох есть. Да нет огня…

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
Пусть не всегда была ты стойкой
И горькую пила украдкой,
Но всё-таки была прослойкой,
А нынче стала ты прокладкой.

†††
Наконец я дождался вечерней поры.
Зазвенели, столпившись вокруг, комары
И впиваются с жадностью в тело моё —
Хоть кому-то полезно моё бытиё.

†††
Что в тиши кабинетной творить?
Ведь не старый ещё, не убогий.
Я б ушёл по стране побродить,
Да боюсь, что убьют по дороге.

ИСХОД
От мира — прогнившего склепа,
От злобы, насилья и лжи
Россия уходит на небо,
Попробуй её удержи.

КЛАДБИЩЕНСКИЕ ДЕРЕВЬЯ
За оградками липы и клёны.
Вот деревья особой судьбы:
Славят жизнь их шумящие кроны,
Корни их обнимают гробы.

В МОСКВЕ
Недавно был в столице я,
На всех углах милиция,
А возле площадей
Их больше, чем людей.

†††
Тесен мир. Уже не странно,
Вынув руку из кармана,
Ощутить чужую в нём.
Что поделать, так живём.

†††
Мне всё яснее год от года
Моей нелёгкой жизни ход:
Быть не могу слугой народа,
Поскольку я и есть народ.

МАТЬ
Там, где сквозь огнедышащий чад
Солнце на ночь в ущелье свалилось,
Сын погиб…
Чтоб донянчить внучат,
Мать на время живой притворилась.

СЛОВО
Крикнул в сорок пятом дед: «Победа!»
Полетело слово сквозь года…
То ли не хватило ему ветра,
То ли подменил кто незаметно, —
Нам на плечи рухнула беда.

†††
В который раз нам это слышать:
«Вновь у ворот стоит беда,
Сцепите зубы, надо выжить».
О русский Бог, а жить когда?!

†††
Я гляжу на стожки, на болотину,
На курган у реки, на поскотину.
И сильнее, чем прадед и дед,
Я люблю свою малую родину…
Потому что большой уже нет.

†††
Ветер стих. Звезда блеснула,
И другая вслед зажглась.
Стих поток дневного гула.
Стал слышнее Божий глас.
Утка низко пролетела,
Просвистела, как стрела.
Всё, чего душа хотела,
Обрела.

†††
Люблю я тихий час закатный,
Когда остынет пыль дорог,
Когда чуть влажный и прохладный
С реки подует ветерок,
Когда над зеркалом запруды
Две-три звезды встречают взгляд,
Когда умолкнут словоблуды,
А молчуны заговорят…

†††
Опять мы ищем виноватых.
И я кричу с толпою:
«В ад их! Четвертовать на колесе!»
Но видит Бог: мы все — разини;
    И в том, что рыщет смерть в России,
    Мы виноваты.
    Все.
                Все.
                Все.

БЕССОННИЦА
Полночь входит в лунных ризах.
Писк мышиный. Тяжесть вздоха.
Знать, сейчас кому-то плохо,
Кто душой своей мне близок.
    Лунный луч, не толще спицы,
    Что-то пишет на стене.
    Вот бы знать, кому не спится,
    Когда плохо мне?

СТАРУХА
Кожа рук темней ковриги.
В нитку стёртое кольцо.
Как страница старой книги,
Пожелтевшее лицо.
    «Есть ли дети, внуки?» —
    «Что вы?» —
    Потемнела морщью лба:
    «Я из девок да во вдовы.
    Вот и вся моя судьба».

†††
Не бывает тишины
Никогда в живой природе:
Во саду ли, в огороде
День и ночь шумы слышны.
Слышно, как растут грибы,
Как совы мигает веко.
Точно так же без судьбы
Не бывает человека.

СЧАСТЬЕ
В обнимку с утренним туманом
Течётпод ивами река.
Сиди и тешь себя обманом,
Что счастье есть наверняка.
    А что твоё не объявилось,
    Ты не труби о том, как лось.
    Наверно, где-то зацепилось
    И, как блесна, оборвалось…

СТРАШНЫЙ ВОПРОС
Господь, вопрос мой разреши,
Он вызывает опасенье:
Что, если Родины спасенье —
В спасенье собственной души?
А я грешу, хоть в том и каюсь,
Но при раскладе при таком
Не я ли, Господи, являюсь
Отчизны собственной врагом?!

В СТЕПИ
Прикрылась дымкой даль простора,
В речушке морщится вода,
Белеет кашка от позора,
Краснеют маки от стыда,
Глядят испуганно ромашки,
И даже ветер тёплый зол
За иностранную рубашку,
В которой я сюда пришёл.

НЕВЕДЕНЬЕ
Суперлайнер по курсу летел,
И в салоне кто тихо храпел,
Кто разгадывал глупый кроссворд,
Кто-то пил понапрасну лекарство…
Ведь не ведали люди, что борт
В двух часах от Небесного Царства.

†††
Бог ли всех нас позабыл?
Злой ли дух приветил?
Были силы — нету сил,
Брошены на ветер.
И друг другу стали мы
Словно псы цепные.
«Колокольчики мои, —
Я кричу навзрыд из тьмы, —
Цветики степные!»

†††
Скажи, тебе не страшно, брат,
Когда с утра висит над рынком
Такой тяжёлый, плотный мат,
Что молоко скисает в крынках?
Как гной, сочится чёрный слог
Из уст мальчишки и старухи.
И если слово — это Бог,
То наши боги — злые духи.

КОМИССИЯ
На иномарках прикатили,
И каждый с важным был лицом.
По краю поля походили,
Главарь назвал ячмень овсом.
Потом по шляху прошагали,
Тут я совсем был с толку сбит:
Модельной обувью блистали —
Пыль показала след копыт.
Я показал их бабе Поле,
Когда умчались «мерседесы»:
— Ослы к нам приезжали, что ли?
— Ослы-то что? Лишь бы не бесы! —
Крестясь, ответила бабуля.
Ответ был как в «десятку» пуля.

†††
Как солнце зимнее огромно!
Поля безбрежны, как моря.
Средь них размеренно и скромно
Идёт-проходит жизнь моя.
    А миром правят ложь и ярость.
    Плач не смолкает ни на миг.
    И в сердце всё перемешалось:
    В нём и святая к людям жалость,
    И гнев на них, и стыд за них.

НА ЗАКАТЕ
Солнце красное садится
Ненадолго, до утра.
На кого, за что сердиться?
Жизнь убийственно мудра.
    На один, что нынче прожит,
    Дней уменьшился запас.
    Не обидел я, быть может,
    Никого. Но и не спас.
День окончен. Солнце село.
Что тут скажешь, кроме: «Эх!
Руки целы, ноги целы.
А душа — болит у всех».

†††
Ломали так эпоху —
Костей был слышен хруст.
Теперь молитву к Богу
Воруют прямо с уст.
Напрасны слов потоки,
Не поднимайте рёва.
Украли всё потомки
Иуды… Головлёва.

†††
Жизнь. Она как мостик шаткий.
Тот ещё подкинет тест.
Вот сидит мужик без шапки
И помёт вороний ест.
Бог лишил его рассудка
Или?..
Впрочем, всё равно,
Жизнь, она, брат, не кино.
Всё в ней было бы смешно,
Если б не было так… жутко.

†††
Много чувств сиюминутных,
Постоянно лишь одно:
Мы уже идём на дно,
Но с надеждой в душах смутных.
А вдруг на дне нас ждёт не ад,
А легендарный Китеж-град?
О, как отрадна мысль нам эта,
Ещё не знающим ответа…

†††
«Права человека! Свобода!» —
Ещё продолжают кричать
С экрана. Но мненье народа
Печатно нельзя передать.

НА ЧЕРДАКЕ
Я дверь, как печальную книгу, открою.
Здесь время уже никуда не спешит.
И сумрак не тает, он будто иглою,
Лучом из оконца к стропилам пришит.
Вот старая прялка в седой паутине,
Как серая птица, попавшая в сеть.
Вот птицы, которым не петь, на картине,
Которой уже никогда не висеть.
Вот тихо коробится жесть керогаза,
Стреляя чешуйками краски, а то
Блестит в полумраке булавкой от сглаза
Покойного деда пальто…

†††
Вослед прошедшей нищенке любой
Болит душа, как рана ножевая.
Но как отрадно сквозь тоску и боль
Подумать о душе своей: «Живая».

†††
На смутный свет вдали
Идём, но, видит Бог,
Шестая часть земли
Уходит из-под ног.
    Ушла уж из-под ног,
    Но мы еще бредём.
    И знает только Бог,
    Куда мы упадём…

†††
Кружил февраль по косогорам,
Позёмка пряталась в  стерне,
Когда одним сплошным укором
Вся жизнь моя  предстала мне.
    Кого я спас? Кого приветил?
    Кому был дорог мой ночлег?
    Ответа не было. Лишь ветер
    Бросал в лицо колючий снег.

†††
«Я не такой, как все», — твержу
Я то отчетливей, то глуше.
Я и пред Господом скажу:
«Я не такой, как все. Я — хуже».

ЕЩЁ РАЗ О СЕБЕ
Есть уголки в людской душе,
Куда заглядывать не надо.
Там среди мрака угли ада
Рассыпаны цветным драже;
    Там меркнет Божия лампада,
    Там чутко дремлет Вельзевул,
    Туда заглядывать не надо.
    И горе тем, кто заглянул!

†††
Не сатана ли сам уже
В стране безчинствует, неистов?
Но тем достойнее душе
В такой грязи остаться чистой.
    Держись, родимая, держись.
    И не спеши расстаться с телом.
    Крепись, душа! В России жизнь
    Всегда была нелёгким делом.

†††
Я не пойму, куда всё делось?
Ты, если знаешь, подскажи:
Где духа мощь и сердца смелость?
Где доброта людской души?
    Или с рожденья наши души
    Не посещала доброта?
    Боясь в ответ услышать «да»,
    Я в страхе закрываю уши.

МОЛИТВА
Как ни темна, как ни трудна
Жизнь россиян, как ни убога,
К Творцу есть просьба лишь одна,
Лишь об одном прошу я Бога:
    Не дай такого, Боже мой,
    Чтоб наша Русь, ругаясь матом,
    Пошла по миру не с сумой,
    А с самым лучшим автоматом…

КОЗЁЛ
С утра на привязи надёжной
Козёл пасется на лугу.
Травы достаточно в кругу,
И сыт козёл, как только можно.
    Но бородатому злодею
    Неймётся всё. И потому
    Верёвка шёлковая в шею,
    Как нож, врезается ему.
От боли глаз ползёт под веко,
И в горле горечи рассол,
И в сердце злоба… О, козёл!
Как ты похож на человека!

†††
Я слишком долго собирался
Поговорить с тобою, брат.
И вот, собравшись, растерялся
И начинаю невпопад:
О выпавшем дожде кислотном,
О пестицидах в молоке,
О нищем и почти безплотном
Пенсионере-старике,
О белом лебеде в мазуте,
О снах, о бесах во плоти,
О жизни суетной, до сути
Которой хочется дойти,
О страшных буднях в Карабахе,
Об искуплении греха,
О войнах, СПИДе и о страхе
За всех, кто жив еще пока…

САМОРОДОК
Самородок! Самородок!
Налетела пресса.
Вмиг от лысин и бородок
В хате стало тесно.
    Оператор с львиной гривой
    Сматывает плёнки…
    И с улыбкою счастливой
    Мать стоит в сторонке.

†††
У всех нас на звон с колоколен
Немотствуют злые сердца.
И щурится вождь. Он доволен.
Исполнено всё до конца.
    В сердцах только ложь или злоба.
    А чаще — и злоба, и ложь.
    Не зря из стеклянного гроба
    Лукаво прищурился вождь.

†††
Бывают дни, дарованные свыше,
Когда на все гримасы суеты
Глядишь с пренебреженьем, — так на крыши,
Должно быть, птицы смотрят с высоты.
     В подхваченные ветром занавески
     Небесная сквозит голубизна,
     И всё вокруг в каком-то влажном блеске,
     Как будто в детстве, после сна…

†††
Спустилась ночная прохлада.
Сижу на ступеньках крыльца,
Дыханье цветущего сада
Касается нежно лица.
    И к тайне творенья причастный,
    Я плачу от мысли одной,
    Что бывшие в жизни несчастья
    Все были придуманы мной.
А месяц стекает на крыши,
И льётся с небес благодать
На кроны деревьев, а выше…
Что выше? Не надо гадать.

†††
Что значат знакомства в дороге?
Но помню её до сих пор:
И взгляд её помню глубокий,
И влево бегущий пробор,
    И столик вагонный меж нами,
    Привинченный крепко к стене…
    Не юность ли это с годами
    Всё явственней видится мне?

†††
За рекой звонят к вечерне.
Ставят сетку мужики, —
Шнур, натянутый теченьем,
Потопил все поплавки.
    У насосной сыч хохочет,
    Он нашёл себе приют
    Над плотиной, старый плут.
    Где-то женщины поют.
    Умирать никто не хочет.

†††
Вот бы в детство вернуться мне снова
И у речки туманной, на зорьке
Накосить разнотравья густого
Нашей тёлке.
Снова руку просунуть сквозь жерди,
Снова гладить жующую морду
И не думать о славе и смерти,
Ну их к чёрту!..

ЗАСТОЛЬЕ
А после третьей всем до лампочки,
Кто именинник? Сколько лет?
Уж мало стульев, вносят лавочки,
И мухи падают в паштет.
Жара. В тарелках сало плавится.
И сладкий хмель в глазах кумы.
И все твердят, что жизнь не нравится.
Ну, а по нраву ли ей мы?..

†††
Сердцу грустно, духу нище.
Жизнь права, и смерть права.
Лето. Сельское кладбище.
Ни крестов, ни звезд. Трава.
    Но среди травы могильной,
    Бледен, тонок и высок,
    Колосок — гербом фамильным.
    Тонкий хлебный колосок…

†††
Любил я это время суток, —
Благословенные часы!
Давясь дремотою, из будок
На дверь поглядывали псы.
    Из дома выходил хозяин
    И зябко кутался в тулуп.
    О, незабвенный дух окраин!
    О, снега скрип! О, дым из труб!
Хатёнки ветхие. Сугробы.
Окошки все до одного
Глядят без зависти, без злобы.
О, время детства моего!

†††
Как солнце зимнее огромно!
Поля безбрежны, как моря.
Средь них размеренно и скромно
Идёт-проходит жизнь моя.
А миром правит ложь и ярость.
Плач не смолкает ни на миг.
И в сердце всё перемешалось:
В нём и святая к людям жалость,
И гнев на них, и стыд за них.

†††
Спустился тихий вечер летний,
И только там лишь плеск волны,
Где загорелые, как негры,
Таскают бредень пацаны.
А вон тот луг, где сено косим.
Вон балка, где коров пасём.
…Прозрачным крылышком стрекозьим
Печать безсмертия на всём.

†††
Я бьюсь над смыслом бытия,
Но ты войдешь с улыбкой влажной,
Возьмёшь халат свой за края —
И ничего уже не важно…
    Кем эта власть тебе дана?
    В судьбу на радость и на муку
    Тебя швырнул мне сатана
    Или Господь привёл за руку?

†††
Наверно, спился б я давно
Иль сгинул где-нибудь на БАМе,
Когда б не маленькое «но»
С прохладно-сладкими губами,
Когда б не этот нежный взгляд,
И всё, чем с нею мы не схожи,
Что превращает жизни ад
Пускай не в райский сад, но всё же…

†††
Я в нашей комнатке прохладной,
Проснувшись рано поутру,
Ступал на солнечные пятна
На голом крашеном полу.
Она спала, нагие груди
Укрыв распущенной косой,
А я счастливый и босой
В постель ей нёс пирог на блюде.
Спешил на кухню ставить чайник…
Всё это вижу, как в кино.
Увы, мы встретились случайно.
Увы, расстались мы давно.
И жизнь, как прежде, непонятна.
И я как нищий на балу.
Но эти солнечные пятна…
Но эти солнечные пятна
На голом крашеном полу!..

ВЕЧНОСТЬ
Степь без края. Дорога плохая.
Как яичница, полдень скворчит.
Однодневка, в кювете порхая,
Свою тень за собой волочит.

ДУШЕ
Сколько ссадин на тебе за день!
Ты ни разу не была рада.
Но мы выдюжим, мы сладим.
Ты ведь крепкая у меня, правда?
    Нам не лёгкой идти дорогой,
    Мой упрямый родной ослик.
    Ну да ладно. Давай, трогай.
    Отдохнёшь без меня. После.

†††
Когда, измученный тревогой,
Начну придумывать беду,
Я к речке тропкою пологой,
Как к другу верному, иду.
    …Вернусь оттуда, как из детства:
    Нет глупых мыслей в  голове,
    Нет зла в душе, нет боли в сердце,
    Лишь стрекоза на рукаве.

†††
Я не пахарь и не воин
У своей родной земли.
Я поэт. Мой ум раздвоен,
Словно жало у змеи.
Я поэт. Счастливой доли
Быть не может у меня.
Как нет запаха у соли,
Как нет вкуса у огня.

†††
В моей стране так мало света,
Царят в ней деньги и чины.
В моей стране мечта поэта —
Наесться вдоволь ветчины.
    Мне за мечту мою не стыдно.
    Я и на хлебе протяну
    Срок отведённый, но обидно,
    До слёз обидно за страну.

КАВКАЗ
Где чары южной ночи синей?
Лишь звёзд, как выстрелов, не счесть.
Тут начинается Россия.
Или кончается? Бог весть.

†††
Этот мир очень многое может,
Он устроен чертовски мудро:
Лицемерье и ненависть множит,
Умаляя любовь и добро.
    Может, сладко пьянея от крови,
    За убийство вручать ордена…
    Что могу я сказать ему, кроме
    «Отойди от меня, сатана!»?

ВОПРОС
Господь, я волк или овца?
Идти мне в стадо или в стаю?
Не знаю, Господи. Не знаю.
И не узнаю до конца…

ХРУПКИЙ МИР
Мне из окна видна плотина,
Соседской хаты половина,
Но ближе подойти к окну
Мне страшно: вдруг, как Буратино,
Я носом это всё проткну.

†††
Мне любого знамени дороже
Над хатёнкой бабкиной дымок,
Пахнущий квашнёю и порошей,
Вьющийся вдоль всех моих дорог.
    Пусть звучат любые укоризны,
    Страстью и пристрастием греша.
    Только духом Бога и Отчизны
    Вечно преисполнена душа.

†††
Моё родное захолустье,
Ты словно создано для грусти:
Кривые хаты, мокрый луг,
На лавках сборища старух,
Прибитых немощью к безделью;
Ночами жуткий плач совы.
Ничтожным поводом к веселью
Обрадуй, Господи!
Увы…

†††
Обычный день. Прибрежный луг.
Над ним в тумане, словно пятна,
Летят две цапли, но из двух
Кричит какая  — непонятно.
Туман, крик цапли, луг, трава —
Тут вроде не к чему придраться.
Но почему-то мне едва
Хватает сил не разрыдаться.

†††
В тупике, где заправляют
Маневровый тепловоз,
Непонятно как, но вырос
Куст душистых чайных роз.
    И, дрожащий дрожью частой,
    Он в мазутном тупике
    Был нелеп, как слово «счастье»
    В нашем русском языке.

НА МАЛОЙ РОДИНЕ
Неведом сердцу дух бродяжий.
Всё здесь, в родимом уголке:
И ширь полей, и пруд лебяжий,
И крюк надёжный в потолке,
И светлой рощицы прохлада,
Где мат и пьянка, срам и блуд…
Всё здесь, что мне для жизни надо.
И всё, чего не надо, тут.

СКРИП
«Как живёшь?» — «Да скриплю», — отвечает
На вопрос чей-нибудь кто-нибудь.
И ответив, он даже не чает,
Что проник в сокровенную суть.
В погибающей нашей Отчизне,
Где живущим свет белый не мил,
Засыхает само древо жизни
И протяжно скрипит на весь мир.

РОССИЯ
Под крики шайки оголтелой
Чужих и собственных иуд
Тебя босой, в рубахе белой
На место лобное ведут.
И старший сын указ читает,
А средний сын топор берёт,
Лишь младший сын ревмя ревёт
И ничего не понимает…

СОН ПРО НАГАН
Я собрал князей удельных,
Холодок бежит меж плеч,
Я целую крест нательный,
Я беру двуручный меч.
    «Постоим за веру, други!
    Золотится на хоругви
    Лик Спасителя Христа».
    Но вдруг — выстрел из куста.
Подлый выстрел из нагана
Обрывает сон.
Но откуда у поганых
Мог в то время взяться он?
    Это ж были те хазары,
    Чья орда, как степь, дика.
    А наган им комиссары
    Протянули сквозь века.

†††
Когда ты невинной и слабой
Невестой навстречу идёшь,
А смотришь распутною бабой,
Где правда твоя, а где ложь?
    То матом ощеришься дико,
    То — слёзы по впадинам щёк.
    В руке то щербатая финка,
    То скрипки волшебной смычок.
Ты — в даль полевая дорога
Иль омута злая вода?..
Ведь всю-то тебя, как и Бога,
Не видел никто.
Никогда.

†††
Есть в мире Запад, есть Восток,
А между ними, как Мессия,
На отведённый Богом срок
Распята ты, моя Россия.
    Одна война не улеглась,
    Уже другая ладит сети.
     По братской пуле между глаз
    Нас узнают на этом свете.

†††
О, Русь-тройка!
Н.В. Гоголь
Три девицы у трассы,
Подбоченясь, стоят.
И три разных заразы
Всем проезжим сулят.
    И от встречного света
    Прикрывая глаза,
    Ждут, когда им ответно
    Заскрипят тормоза.
Мне и грустно, и горько,
Сердце сходит с ума:
«Неужель эта тройка
Есть Россия сама?»

†††
По причине увеличения беззакония охладеет любовь.
Новый Завет
Охладела любовь, охладела:
Никому до другого нет дела,
И об этом кричит оголтело
Сатана на просторах Земли.
    Как непросто заткнуть ему глотку,
    Ведь не сунешь ему «пятисотку»,
    Да и кляп ему в пасть не забить.
    Надо просто друг друга любить.
Но, увы, это даже не сложно, —
Это просто пока невозможно.

РУССКИЙ
Русский человек — православный человек.
Ф.М.Достоевский
Когда всё чуждое осилю
В душе, я в рост свой поднимусь
Не за Великую Россию, —
Я встану за Святую Русь!
    Кто в этом разницы не чует,
    В том не пульсируют века,
    Тот душу пусть свою врачует,
    Не русский он ещё пока.

ВОРОН
За какие б ни летал
Ты моря и дали,
Ты нигде не собирал
Больше русской дани.
    Ты в какой стране другой
    Мог так поживиться?
    Так что, ворон дорогой,
    Наш ты. Наша птица.

ПЕРЕД ВСТРЕЧЕЙ
На ветру дрожит осинка,
Хлещет веткой по глазам:
Не гляди, как гроб из цинка
Из Чечни летит в Рязань.
    Но летит под небесами
    Гроб, и воет, и свистит.
    А навстречу из Рязани
    Материнский крик летит.
Сердце бьётся, время мчится.
Боже правый, сохрани,
Чтоб не видеть, что случится,
Когда встретятся они.

ИЗ ДНЕВНИКА
        1.
Оставляя кровью метки
На извилистом пути,
Поздно ночью сын соседки
Нож домой принёс в груди.
    Послезавтра будут плавно
    Гроб в могилу опускать…
    Да, забыл сказать о главном:
    Хоронить-то будут мать.
        2.
Деда знаете Игната,
Что ещё с войны с клюкой?
Он всему генштабу НАТО
Заказал за упокой.
    Так нельзя, тут нет и речи.
    Ведь не злом народ велик.
    Но как вспомню речи Тэтчер…
    Прав по-своему старик.
    3. Суббота
Оказалось, у Петровны
Из родни — один Христос.
Мы, соседи, как ведётся,
Позвонили в коммунхоз:
    Так и так, раба Господня
    Отбыла, мол, в мир иной.
    Нам ответили: «Сегодня
    У бригады выходной.
Утром в девять в понедельник
Будет всё, как надлежит.
А покудова старуха
Пусть лежит, не убежит».
    4. Понедельник
Эх, на голову накинуть
Ей забыли пальтецо
Или коврик, чтобы крысы
Не попортили лицо…

†††
Летним днём на завалинке
Видел я старика:
Пнями — пыльные валенки,
Мёртвой веткой — рука.
    В щелях взгляда усталого
    Ни тоски, ни слезы.
    Будто дерево старое
    Ждёт последней грозы.

ВРАГ НАРОДА
Боящийся шороха мыши,
Покорный всегда, как овца,
Считающий всех себя выше,
Забывший и мать, и отца.
Не ищущий истины — брода,
Прислуга на шумных пирах,
Носящий лишь званье народа.
Такого народа я враг.

СТРАШНАЯ ПРИВЫЧКА
У людей появилась привычка —
Всё для тела, всё только ему.
А душа, словно яблоня-дичка,
Задарма не нужна никому.
Появились бездушные люди,
И давно их таких — легион.
Голова Иоанна на блюде, —
Голова им нужна, а не он.

†††
Отныне всё отменено,
Что было Богом нам дано
Для жизни праведной и вечной.
Где духа истины зерно?
Верней спросить: зачем оно
Людской толпе безчеловечной?
Итак, грешите, господа,
Никто за это не осудит.
Не будет Страшного суда —
И воскресения не будет.

†††
России не было без вдов,
Россия — это вдовы, вдовы
Мужей, пропавших без следов
По воле Берий и Ежовых.
Растёт могильная трава
Под голубыми небесами…
Россия и теперь вдова,
А чья — догадывайтесь сами.

У МОРЯ
Какой простор! Какая сила!
Какая… братская могила.
Стою один у края тверди,
На самом древнем рубеже.
И жутко-сладостно душе
Соседство красоты и смерти.

†††
Египет! Греция! Тунис!
Свет солнца, женщины и зелье!
О волшебство! Круиз! Круиз —
Непроходящее веселье.
    …А у меня круиз — с тоской,
    Он у меня особой пробы:
    По морю глупости людской
    Меж островами лжи и злобы.

†††
Говорят, безсмертья нету.
И души нет, говорят.
Жизнь — погибельный обряд.
Жизнь — прыжок с обрыва в Лету.
Проклят самый миг зачатья,
Как дорога в никуда…
Что молчите? Отвечайте.
Ведь неправда это, да?

НЕСЛУЧАЙНЫЙ СЛУЧАЙ
Кто в окно мне постучал?
Да никто. Наверно, ветка.
Я томился и скучал,
Сердце билось редко-редко.
Почему я не ответил
На тот стук?
Вот в чём вопрос.
Думал, ветку треплет ветер.
А в окно стучал Христос.
Он ушёл, пожав плечами,
В наступающий рассвет…
Я с тех пор не сплю ночами
Уж не помню, сколько лет.

†††
Убогие, ветхие кровли.
Плывущий, касаясь земли,
Печальный закат цвета крови
Расстрелянной Царской Семьи.
Откуда сравнение это?
Не знаю природы его.
С того оно, с этого ль света?
Оставим вопрос без ответа.
Но знайте, что в строчках поэта
Случайного нет ничего.

†††
Я вижу женщину, на ней
Пылает платье на ветру.
Она бежит, бежит к пруду —
Вот образ Родины моей.
Боль передать нельзя словесно,
Кто чиркнул спичкой, неизвестно,
И мысль, сводящая с ума:
«А может быть, она сама?!»

СУДЬБА
Муж погиб в Афганистане,
Сын — в Чечне на поле брани.
И остался в этой мгле
Жутким, сумеречным светом
Вместе с нею в мире этом
Внук, сидящий на игле.

ПРОВОДЫ
У ворот военкомата
Крик и слёзы матерей.
Что-то слишком хрипловато
«Стройсь!» командует старлей.
Искры сыплются на ветер
С «беломорины» в зубах,
Он уже мальчишек этих
Видит в цинковых гробах.

†††
Наше время — время крови,
Дышат злобой наши дни.
Ничего не слышу, кроме
Визга жуткого: «Распни!»
Тонет в сумерках Россия,
Свет струит лишь тень Креста.
Скоро явится Мессия,
Всё расставит на места.

†††
Молюсь о раненом солдате,
О горце, ранившем его.
Прошу у Бога благодати
Живущим, всем до одного.
Молюсь о старой проститутке,
Молюсь о банде из юнцов.
Молюсь четыре раза в сутки
По шесть часов.
Молюсь о вышедших в дорогу,
Чтоб с глаз их спала пелена.
…Когда душа взывает к Богу,
Она для зла затворена.

ОБРАЩЕНИЕ К БОГУ
«Мир занят блудом и собой
И на Тебя взирает косо.
Но Ты, пожалуйста, не бойся,
Не бойся, я всегда с Тобой».
Сказал я это в тишине,
И мысль по свету полетела:
«Господь нуждается во мне,
Не только я в Нём».
Вот в чём дело!
Вот отчего душа запела.

†††
Будь хоть поэт, будь хоть философ,
Но всё равно гарантий нет
В полёте сбитым быть вопросом:
«А если Бога вовсе нет?»
Покрепче камня преткновенья
Такой вопрос. Но есть ответ
Простой, как ветра дуновенье:
«Не может быть, что Бога нет».

†††
О, Русь моя! Жена моя!
А.Блок
Я не скажу тебе: «Жена»,
Я говорю: «Мне лик твой жуток,
Страна Рублёва, Шукшина
И восьмилетних проституток!»
Стакан прирос к твоей руке,
И лучшим чувствам нет работы.
И гаснет с эхом вдалеке вопрос:
«Россия, кто ты? Кто ты?!»

†††
Матерей не утешить,
Сыновей не вернуть.
Где же жизнь? Только нежить
Продолжает свой путь.
А не кара ли это
Нам за жизнь без Христа?
Очевидность ответа
Замыкает уста.

†††
Искусство лжёт, как сатана,
И борода его из ваты.
И не искусства ждёт страна,
А повышения зарплаты.
За все грешки, и все грехи,
И за свиданья с музой-дурой
Я вас прошу мои стихи
Не называть литературой.
Мои стихи есть жизнь сама,
Порой сводящая с ума…

†††
Муж на ночь продаёт жену,
Мать — мать ли? — продаёт ребёнка,
Чиновник продаёт страну…
А я всё медлю, всё тяну
Из лиры выдернуть струну
Да и повеситься тихонько.
Греховна эта мысль сама,
В ней — в ад прямое попаданье.
Как тяжело сдержать рыданья!
Как трудно не сойти с ума!

РУССКИЙ СЛУХ
В своих стихах я не пою,
А в рифму скрежещу зубами
Про жизнь ничтожную свою,
Так узнаваемую вами.
Вот потому-то этот скрежет
Смятения и злой судьбы
Вам слуха вашего не режет,
Хотя, казалось, должен бы…

ГАДАНИЕ ПО РУКЕ
Бой отгремел. На дне воронки
Дымились камешки слегка.
А чуть поодаль, чуть в сторонке
Лежала бывшая рука.
На срезе нити сухожилий
Смешались с костною мукой…
Зарыт ли где, остался жив ли
Тот, чьей была она рукой?

ИЗ БЕСЕДЫ АЛЕКСАНДРА РАКОВА
С НИКОЛАЕМ ЗИНОВЬЕВЫМ

— Николай! Часть ваших стихов посвящена жене Ирине. Она — ваш верный помощник в поэзии и опора в жизни. Не оставляйте её в тени…
— Да, действительно: и опора, и помощник, и единомышленник, но прежде всё-таки — жена и мать моих детей. Кстати, тоже человек творческой профессии — журналист.
— Мне очень нравится ваша краткость: стихи состоят, как правило, из одной-двух, максимум трёх строф. Я сознаю, что препарировать творчество поэта — дело неблагодарное. И всё же, вы сразу нашли столь краткий, лаконичный стиль для своего стиха? Или были мучительные поиски?
— Краткая форма моих стихотворений пришла ко мне сразу. Как-то совпало, что я начал писать стихи и читать Библию практически одновременно. В Новом Завете прочёл: «А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своём будут услышаны» (Мф.6,7). Эта мысль стала предварять каждый приход вдохновения и, естественно, отразилась на краткости моих стихов. Ещё одна причина лаконичности — это понимание всё ускоряющегося ритма нашей жизни. Читателю будет тяжело воспринять двух- или трёхстраничное стихотворение, как это было во времена Державина и Ломоносова. Всё у нас, к сожалению, делается на бегу, без проникновения в глубь событий и явлений. Образно говоря, мои стихи — это «подножка» стереотипному ординарному мышлению моих сограждан.
— Как-то я выспрашивал у нашего «короля поэзии» Глеба Горбовского, долго ли он рождает стихотворение? Он ответил: «Да минут десять», — и тут же при мне написал прекрасное стихотворение. А как рождаются стихи у вас?
— Каждое стихотворение рождается по-разному: одно напишется так, как будто мне его кто-то продиктовал, другое вынашивается неделю, а то и больше. Я почти постоянно думаю о нём, пока оно не выльется в удовлетворяющую меня форму. О содержании судить, конечно же, читателю.
— В ваших стихах столько боли… Поэт — человек, слышащий Небо. Россия свалилась в пропасть и летит вниз. Что говорит поэту его сердце о Родине?
— А может быть, мы не летим в пропасть, а уходим на Небо, в свою Небесную Отчизну?
Тогда я не вижу причин для уныния, но, к сожалению, такая мысль и соответствующее ей состояние духа посещает меня очень редко. Причина этому — не побоюсь обобщения — наше маловерие. Всё, что творится с нами и нашей страной, — по-мирскому — происки «злых дядей», олицетворяющих тёмные силы. Но почему же мы забываем, что всё творимое не только на Земле, но и во Вселенной совершается по Промыслу Божьему? Всё остальное — это лишь производное от воли Господней. Но помрачённый ум и окаменелые сердца мешают понять нам это.
— Вы поэт православный. Вас крестили в детстве? И вообще как вы считаете, Россия — православная страна или языческая, если в ней всего 2% верующих?
— Да, я крещён в младенческом возрасте. А считать по процентному соотношению верующих и неверующих, православная Россия или нет, — это мудрость земная, которая, как известно читающим Писание, есть безумие пред Богом. Может быть, эти два миллиона истинно верующих именно и соответствуют количеству населённых пунктов России и в каждом селении есть свой праведник, молитвами которого спасётся и его село, и вся Россия. Вот в нашем городе, как говорит наш батюшка, такой праведник есть. Я не претендую на объективность моего взгляда, но тем не менее.
— О чём вы думаете именно сейчас? Что у вас на уме? Чего бы вы хотели получить от жизни?
— Заботит меня, как и всякого, кто ищет пути к богопознанию, которое, как известно, недостижимо, опять же наше маловерие. В нём, я считаю, корень всех наших бед. И ещё — в отсутствии любви Христовой. Я бы хотел получить от жизни то, чего считает достойным меня Господь, и ни на йоту больше.
— Мне, например, не довелось встретить счастливых людей, если не считать детства. Только в творчестве я нахожу истинное счастье. А вы?..
— Я вообще считаю, что счастье на Земле недостижимо, в противном случае человек просто остановился бы в своём духовном росте. Это при условии, если не принимать за «счастье» достижения каких-то материальных благ, служебного положения, комфорта для тела, т.е. всего того, что нам сейчас усиленно навязывается…
Нет сомнения в том, что за два десятилетия стихотворчества Н.Зиновьев вписал своё имя в русскую поэзию. Но он не останавливается на достигнутом, он продолжает искать себя, обретая всё новых и новых поклонников. Верится в то, что главные его стихи ещё впереди, потому что у его творчества надёжная триединая основа: Россия, православная вера и великий русский народ.
Газета "Горница", №38,2011, СПб