Ключи

                «О сколько нам открытий чудных
                Готовят просвещенья дух
                И опыт, сын ошибок трудных,
                И гений, парадоксов друг...»
                А.С. Пушкин

                «Это Любовь гениальна, что держит всё сверху и снизу...»
                М. Крымская



1
- Лижет Небо мне чело,
а Земля кусает пятки!
Здесь – не держит ничего...
И взлетаю без оглядки

в беспробудный чудный сон,
где условий груз никчёмный
зависает, невесом,
и вздыхает облегчённо;

где Любви слепящий свет,
боль незрячую пронзая,
тьму обид и бед на нет
сводит трепетным лобзаньем...
 
Лижет Небо мне чело,
а Земля кусает пятки...
- Ты безумна!
- Началось...
- С бытиём играешь в прятки!

- Да. Так с детства повелось:
мне в подлунной клетке тесно.
- Но вне клетки той, небось,
нет познаний интересных...

- Как же нет? А ты? Такой,
коим в зеркале не виден:
весь – божественный покой,
светел, мудр и необыден...

- Ты придумала меня.
Для поэзии, не боле!
А любовь твоя, дразня,
восседает на престоле

и хохочет, что есть сил,
надо мной... кто больше слова!
Бог из крови замесил
да из слёз меня, земного!

- Но вначале было...
- Да!
Слово было, и о Боге,
кто, желанья людям дав,
жизнь реальную в итоге

оправдал. И я хочу
быть любимым и желанным
не словами!.. По плечу?
Иль не входит счастье в планы?

- Счастье, милый, всё внутри.
И другого мне не надо.
Лучше в зеркало смотри!
Что ты видишь? Перепады

настроенья, крики, брань,
нарциссизм, упрямство, лживость,
эгоизм... Ну, в общем... дрянь.
- Да? И всё?
- Ещё плешивость...

- Ах ты... Всё! Довольно! Брысь!
На себя взгляни, крутая!
- Вот поэтому я ввысь
лишь с душой твоей взлетаю.

А душа твоя – нежна,
и любить умеет тоже...
- Но хочу...
- А что она
хочет? Иль хотеть не может?

- Может!
- Тише, не кричи.
- Ей нужны... к Тебе ключи.


2
- Есть ключи. Их семь. И ключик,
тонкий, небольшой.
От поэта – ключ получен.
И давно. Душой.

- Кто ж на очереди?
- Леди!
- Женщин – я люблю!
- А железных любишь вредин?
- Якорь – кораблю?

- Я такой гигантский якорь –
плаванье забудь!
И не может быть двоякой
никакая суть!

Если ты со мной – то всё, что
было до, – на дно!
- То бишь, спрятать?
- Что несёшь ты?!
Утопить!
- Но...
- Но???

У-то-пить!
- Но есть же вещи...
- Нет вещей!.. Любовь!
 Вот тот штиль, что стать зловещим
может в миг любой.

- А... Я понял. На замочке
рот всегда держать.
- Точно так!
- А в одиночку
можно возражать?

- Нет, конечно!
- Нда... Кораблик...
Не бумажный?
- Нет!
- Я уж думал – те же грабли...
- Леди – не поэт!

Я – железная царица!
Не согнуть в дугу!
Хочешь быть со мной – смириться
должен!
- И в долгу

жить всю жизнь – за что, не зная...
- Да за то хотя б,
что задача непростая –
уберечь от баб!

- Что от них беречь, когда мне
счастье – ты одна?
- Да, пока романчик давний
не всплывёт со дна!

- Вот фантазия больная!
Кто ж пойдёт на смерть?
А вот с берега... Не знаю,
могут и посметь.

Виден с берега едва ли
якорь за бортом...
- Всех убью! Чтоб не всплывали!
- Вот и я о том...

- И не смели чтоб! Запомни!
Разнесу в куски!
И тебя! Хоть стать потом мне
ржавой от тоски!

- Тщетно с логикой «железной»
спорить, и смешно.
Как смешно и бесполезно
оживлять бревно.

- Что???
- Есть опыт...
- Рот закрой свой!
- Знаешь... Этот ключ
мне не нужен. Лишь расстройство
от него.
- Не мучь

никого из нас тогда ты!
Уплывай! Скорей!
- Может, ключ мне дашь когда-то
от других дверей?


3
- Открыта дверь, голубоглазый...
Входи!  Но выхода здесь нет.
Мои причуды и проказы
в тебе такой оставят след,

что будешь вечно гнаться – следом! –
за чародейкою – за мной,
и падать в ноги, веря слепо,
что нет на всей Земле иной...

- Колдунья, нет такой в помине,
как ты! И знаешь ли, скажи,
что ты – родник в моей пустыне,
а все иные – миражи?

- Ах, мне ль не знать, голубоглазый,
что... нет в пустыне родника!
Мои прельщенья и экстазы –
мираж в ночи, наверняка!

Но, поутру открыв глаза, ты,
всё той же жаждою томим,
поверишь в то, что сном внезапным
ты свой родник отдал другим...

- Колдунья, полно! Я не верю
твоим пугающим речам!
И ключ просил от этой двери
не для того, чтоб по ночам

с тобой беседовать жеманно
о роднике, о мираже...
Ужель не видишь, как желанно
мне то, что... Отдано? Уже?..

Кто этот дьявол?!!  Отвечай мне!
- Мужчина. Вроде бы. Добёр.
- Добёр?  Ха-ха! Не добр, случайно?
Иль он бобёр? Попёр! Допёр!

И подкопался! И плотину
состряпал, мерзостная тварь!
На роднике! Моём! Скотина!..
А что же ты, поэт, словарь

не навещаешь? А, бобрунья?
Иль нет того, кто был бы добр?
- Я не поэт сейчас – колдунья!
А муж мой – не бобёр, а бобр!

Сгрызает – всё! Сгрызёт и ногу,
и... то, что рядом! 
- Что за вздор!
Как пошло! Глупо! Как, ей-богу,
ты немудра!
- А ты мудёр? 

- Да я стократ тебя мудёрей!...
Тьфу!..  Что ты юбку задрала?..
Колдунья... я, конечно, в споре
сильней... но... ножка... так бела...

Не ножка это – счастья кубок,
любви покрытый белизной...
И верю слепо... Верят губы,
что нет на всей Земле иной...

Позволь, колдунья роковая,
напиться... пусть хоть миражом!
Ещё, ещё приоткрывая...
что ножки – выше этажом!..

В глазах темнеет... Или это...
О, наслаждение!.. Дана
мне эта ночь белейшим светом...
Как жаль, однако, что одна...

Ведь завтра – в путь, увы... И дело,
и... люди ждут... Но все дела –
ничто в сравненье с ножкой белой...
Колдунья...
- Да. Она бела.

И нить бела, голубоглазый,
что жизни чёрное сукно
необходимостью отказов,
увы, расшила, и давно...

- Но...
- Странник! Есть знаменье свыше!
На чёрном небе – карандаш,
изогнут в месяц белый, пишет:
«Не родники, а ты – мираж!»


4
- Ну, нет! Ты издеваешься!
Смеёшься надо мной!
И смехом прикрываешься!
- Конечно, мой родной.

Ведь смех – моё убежище.
Спасительный подвал –
от слёз и боли режущей,
что ты мне даровал!

Уход, приход обратно и
опять уход, опять...
То жёны, то развратные...
- Да ты сама как... Ладь!

Сама с собой! Ты мечешься –
а я в том виноват!
Калечишься – «колечишься»
который раз подряд?!

- Колечки – не уздечки мне.
- Так что ж ты мне – про боль?
Страдает – сука течкою,
в любви – страданий ноль,

когда она божественна...
Не ты ль сказала так?
- Не я. Поэт, естественно.
А он, поэт, – дурак!

Лежит себе на печке и
бредятину несёт:
«Страдает – сука течкою,
любовь – течёт и всё!»

Куда течёт?  Не в Лету ли,
божественная? Нет?
Рукой-то к пистолету и
к петле всё льнёт поэт!

- Не знал...
- А знать тут нечего!
Забудь. Всё ерунда.
Пойдём сегодня вечером
куда-нибудь?
- Куда?

- Ну... ты – к жене-красавице,
а я – к мужьям.
- Чужим?
- Мне б со своими справиться!
Смотри, каков режим:

один, второй, позавтракать
на третьем, и обед
с четвёртым...
- Дать по заднику
тебе б, да силы нет –

ушла на безобразие
да глупое враньё!
- На чьё?
- Не ясно разве нам?
Конечно, на твоё!

- Не врушка – хохотушка я!
Мне клавиши – мужья!
- И паспортный – игрушкою?
- Скорей, курком ружья.

- Всегда на взводе, видно, он...
- Об этом не хочу!
Я, если что обидное
стреляет, – хохочу!
   
- Я думал, беспричинно ты,
лишь палец покажи...
- Те пальцы – перочинные
судьбы моей ножи!

Но мне – всё фиолетово!
Сама себе – ничто!
Поэту вот – поэтово:
сознанья решето.

Зачем, и вправду, весь ему
реальной жизни сор?
А мне с тем сором – весело!
И мы живём без ссор.

Ничто с Ничем не ссорится.
А ты... завяз в войне!
С ничтожною бессонницей,
что шепчет обо мне!

- О дуре, что не лечится!
- А разве я больна?
Ведь дурость схожа с нечистью –
не понята она!

- Тут что-нибудь поймёшь в тебе!
При чём тут силы зла?
И Бог – не понят. Что ж теперь,
похож он на осла?

- Неглупое животное!
Упрямое, и всё.
И Бог упрям.
- Так вот оно!
Божественный осёл!

- Ха! Правду безотчётно ты
про суть свою изрёк! 
- А ты... ослиха чёртова!
Ослятины кусок!

- Ха-ха! Поешь ослятины!
Смотри, не подавись!
- Тошнит! Уже! От вмятины
в мозгах твоих!
- Катись!

К жене своей! Разумнице!
Без вмятин! Без греха!
Всего не образуется
из ничего!
- Ха-ха!

- Смеёшься? Ты? Ну, надо же!
Комедия!
- Смешно,
что мне казалось радужным
бесцветное... кино!

- Ха-ха! Смешно! Воистину!
Бесспорно! Как «прощай»!
- Прощай.
- Ха-ха! Катись ты на...
И ключ мне возвращай!..

...Ключа коснулся этого
и – в дальние края... 
А мне – всё семицветово!!!
Эх, дура... Дура я...


5
- Играем дальше, милая?
- Играем.
Спасибо, что вернулся. Наконец.
А этот ключ, возможно, – ключ от рая,
где умным нам – не бегать от сердец...

- Во что ж играем, милая?
- Пожалуй,
нам в логику сыграть давно пора.
Рассмотрим факт: детей я нарожала,
от всяческих мужей, и от пера...

- Стихи отбросим, милая.
- Покамест.
Но, бог мой, ты не знаешь, как перу
я отдаюсь в ночи! Какая гадость –
в чернилах просыпаться поутру!

- Ты... фигурально, милая?
- Буквально!
Представь хоть на минутку: ночь, постель,
но я не сплю, всё думаю... а в спальню
перо вдруг пробирается сквозь щель...

- И что же дальше, милая?
- Вдруг вижу:
скрипучее, как старые мозги,
перо в кровать влезает и бесстыже
проскальзывает... в ног моих тиски!

- Фу, это слишком, милая!
- Так точно!
И я его, за кончик хилый, – хвать!
«Ты что ж, гадёныш, думаешь, что ночью
доступна всем подряд моя кровать?»

- Ну, может, хватит, милая?
- «Да хватит
бревном тут притворяться! – мне в ответ. –
Неужто есть какой-то толк в кровати,
где места для чудес желанных нет?»

- Ну, просто мультик, милая!
- Пока я
пытаюсь аргумент сыскать, перо –
чик-чик-чирик, меж ног-то... Дрянь такая.
И прочь бежит, развратник-фигаро!

- А ты – в чернилах, милая?
- В чудесных!
Наутро, в основном... когда рожать
необходимо: чуду слишком тесно
в межляжечной чернильнице лежать!

- Какая мерзость, милая!
- Ещё бы!
Влетаю в кабинет, и – чёрт возьми! –
что вижу? Спит насильник истощённый!
И лыбится! И стол слюнявит! Змий!

- И ты – наотмашь, милая?
- К чему же?
Храпящее перо беру за зад
и... носом в расчудеснейшую лужу! –
«Плати теперь стихами за разврат!»

- И много платит, милая?
- Томами!
И всё не образумится перо:
как ночь – так шмыг в кровать! Но, между нами,
такое худо – лучше, чем добро!

- Пером тем стать бы, милая...
- Ни слова!
Мы в логику играем нынче. Да?
А то, что изменить мы не готовы, –
логично не тревожить... Никогда.


6
- Давай, подруга... выпьем, что ль?
- Давай, мой друг! Давай!
- За жизнь, в которой смех и боль –
единый каравай!
(Дзынь!)

- За то, чтоб поровну куски
делились на двоих –
с приправой счастья и тоски,
питающей мой стих!
(Дзынь!)

- За то, чтоб не были стихи
единственным мостом
меж горько-сладких двух стихий:
«когда-то» и «потом»!
(Дзынь!)

- Чтоб не сводил времён замес
земных укусов яд
и яд лобзающих небес –
в безумья аромат!
(Дзынь!)

- За то, чтоб, пахнущий землёй
и небом, наш союз
развеял крошевом-золой
обманов жгущий груз!
(Дзынь!)

- Чтоб не был дымом-миражом
от искренности ключ,
что от мужей укрыл и жён
реальное «Люблю»...
- Ччч!
(Дзынь!)

- За то...
- Чтоб утром ты, трезва,
припомнила точь-в-точь,
какие вкусные слова
спекли мы в эту ночь...
(Дзынь!)


7
- Убаюкай хмельную девочку...
Поцелуй меня в лоб, да в темечко,
покачай на руках,       
о судьбе мне напой,
да пусти в облака,
за судьбой...
               
- Кто б меня убаюкал, пьяного
да измученного изъянами
в партитуре судьбы,
что я сам написал,
испросить позабыв
Небеса...

 - Коли песня твоя неправедна,
мимо нот и ключей неправильных
ты пройди, отыскав
то, что Небом дано,
да что пела тоска,
заодно...

- Ах ты, глупый ребёнок, маленький...
Ты не знаешь: судьба – не паинька!
Непокорна, вредна,
и, как память рубца,
неизменна она,
до конца...

- Не хочу больше спать! Не стану я!
Переставлю я всё местами да
партитуру твою
изорву, истопчу!
И судьбу пропою –
как хочу!

- Не игрушка – судьба, пойми же ты!
И не крики, гортанью выжаты.
Не заглушишь, рукой
не сомнёшь, не порвёшь,
не убьёшь, и другой
не найдёшь...

- Что ж за горюшко несказанное...
Ну, давай посмеёмся заново!
Или просто – вдвоём,
о судьбе позабыв,
на руках мы уснём 
у судьбы!

- Посмеялись с тобой довольно мы
над невзгодами да неволями...
И судьба мне – уснуть
не с тобою. Прости.
Не обманешь свой путь.
Отпусти...

- Ты обманщик! А я поверила!
Этот ключ я к судьбе примерила...
Я зарежусь! Ключом!
Разведу им мосты...
Не судьба – палачом...
Только ты...

- Ах ты, глупый ребёнок... Разве я
так жесток, что от безобразия
не сберёг твой очаг?
Там ведь – счастье рекой...
Там тебя по ночам
ждёт другой...

- Партитуру судьбы... придумали...
Я прильнула к другому, – дура ли? –
чтобы петь, а не меч
дать Любви, что, мирской
став, могла бы... рассечь
твой покой!

- Что ж... Спасибо, хмельная девочка...
Поцелую... и в лоб, и в темечко...
Да пойду... Не реви.
Что мешает Любви –
истопчи, изорви!
И живи...


7 с половиной

- Легко уходить, наверно,
когда ты уверен: прав! –
Навек, от звериной скверны,
ногами её поправ...

«Живи...»  Это слово оземь
ты костью швыряешь. Мне.
Пусть им поживится осень!
Грызёт! До крови в десне!

И злобно крушит, на части –
со смехом – его дробя! 
Кусками бросает в пасть и...
изжёвывает – тебя!..

Но осень – не я, волчонок,
что съёжился от дождя,
потупившись обречённо,
ни в жизнь и ни в смерть нейдя.

Ранимый зверёк, и тоже
упрямый – с тобою схож...
Но выпрыгну всё ж из кожи,
из тысячи волчьих кож!

Чтоб только ты шёл навстречу...
Чтоб только не смерть, а жизнь...
Прошу тебя, человече!
Пожалуйста, покажись!

Ну, где же ты? Где?.. Молчишь ты.
Боишься моих клыков...
Ты, может, ещё мальчишка,
хоть вырос до облаков?

А впрочем, стары мы. Оба.
Я – в том, что желаю жить,
а ты – в том, что видишь злобу
в отчаянных звуках лжи –

поэта, железной леди,
колдуньи и прочих дам...
Но, слушай, есть ключ последний –
малюсенький... Брось к чертям

все связки словес колючих,
и выброси все ключи,
оставив лишь этот ключик...
Пожалуйста, приручи!

Я буду стараться, очень,
звериных кровей дитя,
задавливать злобу волчью,
доверье приобретя!

Не веришь... Прости за то, что
природой – рождён твой страх,
а воем моим истошным –
безмолвья удары в пах...

Прости, что, от боли корчась,
клыками держусь за край
земли, для которой кончусь
вот-вот я... Но не карай

надежду!  Взгляни мне в очи –
в них мокрого неба дрожь
и нежность, совсем не волчья...
Пожалуйста, обнадёжь!

И выжить возьми – под крышу!
Какую-нибудь, прошу...
Ну, будь человеком! Слышишь?
Я, честно, не укушу!

А страшно – в цепях я буду.
И глубже стократ, чем тишь,
я буду молчать, покуда
ты сам не заговоришь.

Я буду тебе чем скажешь:
подушкой, ковром, звонком,
фонариком, или даже
набитым трухой щенком!

А мне... Мне почти не нужно
ответных твоих даров...
Хочу, чтоб с собою дружно
и с миром ты жил, здоров,

чтоб быть мне легчайшей кладью,
как будто меня и нет,
чтоб ты – иногда – погладил
звериного сердца свет...

И буду, инстинкт отторгнув,
добрейшей Любви дитя,
лизать тебе лоб, с восторгом,
и пятки кусать, шутя...



Ноябрь 2012