Как госпожа Суккуб обманула Короля Проклятых

- Я могу помочь , - повторил Один и с победным видом небрежно откинулся на спинку своего грубого стула, словно это был его трон. – В обмен на свободу.
Он просто омерзительно усмехнулся и небрежно закинул ноги на стол, устроив свои сапоги прямо между супницей и хлебом.
С неприязнью я смотрел на него – и удивлялся себе. Как я, Равновес, мог не узнать короля Проклятых?!
Конечно, он распрощался со своею молодостью навсегда; и его цель, дело всей его жизни порядком вымотало его. Его золотые волнистые волосы поредели и были совершенно седы, а потемневшее лицо украсила благообразная борода, но глаза – они были все такими же, как и на той картине, что я видел в его замке.
Раньше, притворяясь, они были просто страдающим, и в них отражались лишь праведный гнев и высокое чувство, словно он всегда смотрел в небо и ждал оттуда знака либо божественной справедливости.
Теперь этой необходимости притворяться не было, и сквозь страдание проглядывала истинная сущность Короля; и без ухмылки, которую не было видно под седыми белоснежными усами, на лице его читался порок и циничность, и глаза его – большие, поднятые к небу в фанатичной мольбе, - больше не были глазами пророка.
Они тоже были глазами Иуды, не притворяясь более.
- Вот как? – с неприязнью произнес Феникс, брезгливо отодвигая от себя тарелку. Он никогда бы не позволил себе положить ноги на обеденный стол, за которым сидели люди, которых он уважал.- И каким же образом?
Король Проклятых цинично усмехнулся, и его синие глаза уставились не Феникса с такой невыразимой грустью и тоской, с такой болью, что, не видь я его мерзкой усмешки, я бы зарыдал от того горя, что было в них. Странная игра природы…
- Это тело леди погибло безвозвратно, - со странным удовлетворением произнес он (впрочем, ему, наверное, доставляло удовольствие мучить этими словами лорда, почерневшего от горя).- Но мне ли тебе рассказывать, что дух – бессмертен, и он может путешествовать по мирам? Сколько миров посетил ты, умирая? И скольких женщин любил там?
Это было оскорбление, обращенное госпоже Суккуб, и такая же отвратительная усмешка, брошенная в её сторону.
Феникс, однако, даже не поморщился.
- Это ты скоро узнаешь сам, - спокойно ответил он, - когда я оторву тебе голову.
Один наигранно пожал плечами.
- Можешь оторвать,- произнес он, невинно рассматривая свои ногти. – Да только я действительно могу вернуть  леди. Я могу посмотреть в Зеркало Мира и найти её в каком-нибудь другом мире. И вернуть сюда. А взамен, - он мерзко улыбнулся лорду, которого от волнения так и подбросило на месте, - вы просто дадите мне уйти в Зеркало Мира.
И он снова усмехнулся, с победным видом сложив руки на груди и обводя нас взглядом.
Мы все молчали; молчала госпожа Суккуб насторожено, молчала Кинф, в которой боролось желание вернуть названную сестру, и лорд, низко опустив голову, истово молился своим позабытым богам, ибо в сердце его родилась безумная надежда, граничащая с безумием.
Один Черный, несмотря на соседство ног Одина с его чашкой, продолжал с совершенно спокойным и безмятежным видом пожирать свой суп, всем своим видом подчеркивая, что ему, простолюдину, не привыкать к этакому свинству.
Наконец, молчание нарушила госпожа Суккуб. Она, словно зачарованная, смотрела на бокал Одина, на его грубую арестантскую кружку с недопитым вином, словно на его дне, скрытом под красной, как кровь, жидкостью, был скрыт какой-то важный секрет, и, казалось, была в трансе.
- В Зеркало Мира? – повторила она, и её ресницы дрожали, полуприкрыв опасные глаза.
- Не утруждай себя, ведьма, - зло ответил Один. – Не колдуй! Я сам расскажу тебе, что мне нужно! Я хочу уйти в другой мир и там отыскать Зеркало - таких Зеркал много! И я отыщу его, не преследуемый вами. А затем я пройду в свой мир – я давно мечтал о том! Я исправлю те ошибки, что совершил – я не поверю клятвам предателей, и Драконов, что сначала присягнут, а потом обманут, я предам смерти сразу после присяги! Мир снова будет моим; а взамен у вас будет несколько дней, чтобы насладиться обществом вашей леди, может, несколько лет – я не знаю, как долго я буду искать Зеркало. Ну что, равноценный обмен? – он с издевкой смотрел на лорда. – Я знаю, ты, мальчик, не пожалел бы и целого мира, чтобы еще хоть день провести с леди. Но согласятся ли они? – он кивнул на застывшего от ярости Феникса. – Вот в чем вопрос. Мир не рухнет, нет; и, возможно, вы будете все еще вместе – и потом тоже, - когда настанут изменения, произведенные мною. Возможно, вы просто будете рабами – или тебя не будет (думаю, я не стану создавать рдриори, уж слишком чувствительная у них окажется совесть!), но что с того, коли ты снова увидишь свою леди? Вот где вопрос вопросов!
И он снова гадко и печально улыбнулся, словно сочувствуя и злорадствуя одновременно.
- Мы должны подумать, - ответила госпожа Суккуб медленно. – Это Зеркало ты искал многие века. Где хоть шанс, что другое ты отыщешь быстрее? А мне хватит и сотни лет счастья; что для других – у них нет и возможности прожить столько же, сколько я могу прожить. Думаю, и их устроит сотня лет.
Её погасшие глаза словно гипнотизировали бокал, и мне показалось, что в темной густой жидкости заплясали, завеселились яркие золотистые искры. Это неспроста…
- Думайте, - омерзительно усмехнулся Один, опустив ноги со стола (попутно он сбил на пол блюдо с хлебом и Черный проводил его печальным взглядом, продолжая жевать). – И ты, принц, хорошенько подумай! Твоего Дракона не станет, если я вернусь в свой замок, - он еще раз глянул на Терроза, в глазах которого бушевал ад, и мерзко ему кивнул. – Постарайся убедить его! Теперь они – твои истинные враги. Это они держат мир таковым, каким хотят его видеть. Если б не они – я бы изменил его, и леди бы не умерла. Возможно, она даже никогда не взяла бы в руки оружие.
Рука Ната легла на плечо старика, и Один, кинув взгляд на нас еще раз, вышел.
За столом воцарилось молчание.
Один лишь Черный жевал.
Можно было не говорить ничего, все всё прекрасно понимали.
Один нарочно сказал, что может отыскать ушедшую леди среди чужих миров и времен. Он рассчитывал подарить эту несбыточную мечту именно безутешному лорду, и попробовал бы сейчас хоть кто-то сказать «нет»..!
Он ушел, словно заложив нам под стол бомбу, и мы боялись пошевелиться и глаза поднять, чтобы эта бомба не взорвалась.
Мы были обречены, ибо лорд готов был устранить нас всех, лишь бы никто не помешал отвести ему Одина в Храм и извлечь из Зеркала леди.
- А по-моему, - разухабисто нарушил молчание Черный, накладывая себе еще жаркого (говорю же, он неимоверно много жрет!), - он не врет. Он действительно может её вернуть.
Все с ужасом посмотрели на него. Их чувства легко было понять – он словно пускал часовой механизм, активизирующий бомбу, и жить нам оставалось все меньше. Я прямо-таки ощущал, как трещат суставы  пальцев лорда, когда он сжимал кулаки, из последних сил сдерживаясь, чтобы не задушить нас всех тут же.
Впрочем, я понимал природу его смелости: Один умел управляться с Зеркалом Мира, ага. Но и Черный – тоже. Один знал код от этой дверки, у Черного был ключ. Вполне возможно, что Черный мог и сам выудить леди из другого мира, пусть только Один найдет её! Хе-хе…
- М-м, - протянула госпожа Суккуб, и в руке её появилась трубочка, а глаза все так же пристально смотрели в его бокал. Казалось, она все глубже погружается в свой транс, и уже не с нами. - Ты прав… он не лжет, он может. Я вижу, что знание о том, как листать Книгу Времен, очень простое, но мне оно не доступно. Он – он может.
Теперь все с ужасом смотрели на неё. Лорд и дышать перестал.
- Я так же вижу, - продолжала госпожа Суккуб, и её окутали сизые струи дыма, а потухшие было глаза разгорелись как угли, - что он лукавит. Он точно знает, где Зеркало в том мире, куда он собирается уйти. Это не он нам нужен – это мы ему нужны. И леди… он призовет её, и она пойдет к нам – и укажет, где Зеркало, пройдя через него. У нас не будет и дня, о котором он нам говорил.
- Что же делать?! – выкрикнул лорд, подскочив и едва не перевернув стол. Попадали бокалы, разлив по скатерти красное вино; и оно текло, подобно рекам крови, по девственно-белому льняному полю…– Должен же быть выход?!
Госпожа Суккуб молча пускала дым и смотрела, смотрела в вино.
- Он есть, - пробормотала она, - но и тут вы рискуете. Радиган поделил Силу меж нами троими; оттого мы равны. Я могу выпить его часть Силы ровно настолько, что он сможет найти леди, и после уйдет в другой мир и там застрянет – Силы, чтобы открыть указанное ею Зеркало, у него не останется. Но это будет означать, что я стану самой Великой. Согласны ли вы на такое? Согласны ли на существование в вашем мире непобедимого человека, которого, в случае моего помешательства ли, или просто злой воли, вы победить не сможете? Никогда? Никто из вас?
Повисло еще более тягостное молчание. Это тоже было заявление!
- Я согласен даже пасть жертвой твоего безумия! – первый нарушил молчание лорд Терроз.
- Другого выхода у нас нет, - поддержала его Кинф.
- Это наименьшее зло из двух, - сказал и Феникс. – Пророчество должно сбыться, и Один знает об этом. Она должна переродиться в бою – и он рассчитывает, что именно с его помощью. И в этом видит лазейку для себя, и трактует пророчество в свою пользу, возомняя себя наследником. Так не дай же ему пролезть в эту лазейку! Он останется жив, но тем забавней; я готов даже умереть, чтобы посмотреть на его вытянувшуюся физиономию в том мире, где он застрянет, став просто беспомощным старикашкой! Пей его!
Эльвира кивнула, щуря глаза от дыма. Она не торопилась.
- Тебе что-то нужно для этого? – спросил Феникс. – Может, оставить тебя одну?
- Нет, - ответила она, пальчиком цепляя грубую кружку Одина и придвигая её к себе. Кружка, как живая, подпрыгивая на неровностях стола, сердито гремела, но шла в руки госпожи Суккуб. – Вы можете даже поприсутствовать.
Госпожа Суккуб положила неторопливо свою трубку на блюдце и взяла кружку Одина – сначала одной рукой, а затем двумя, словно в кружке были не остатки красного ароматного вина, а неимоверная и самая тяжкая тяжесть в мире.
Кольца дыма все еще поднимались из трубки, а госпожа Суккуб словно окончательно впала в свой транс; казалось, все её тело замерло, окаменело, и живы лишь её пальцы, самые их кончики, да лицо на недвижимой голове.
Бокал с вином был у самого её лица, и она ласкала его водя по нему пальцем, и его глиняные стенки пели её протяжную песню гудящими голосом.
- Мой враг, - произнесла она с такой страстью, что вызвала ревность у невозмутимого Феникса, и глаза её закрылись, спрятались под веками. Она не собиралась дарить любовь! – Ты, человек, что пил мою удачу и счастье. Теперь пришло время отдать все назад.
Все то хорошее, что есть у тебя, отдай мне. О, ты отдашь…
Твою красоту отдай мне. Я помню, как люди смотрели на тебя и как после не могли забыть тебя, и сердце их учащенно билось – теперь ты лишишься этого, потому что не тело твое привлекало их, а чары, что теперь я забираю себе, - она сделала крохотный глоточек, скорее, всего лишь смочила губы в красном напитке, и голова её склонилась низко. Было видно, что она не может проглотить эту крохотную капельку сладкого вина, словно ей это было трудно; она помедлила – и все же сглотнула, дважды, и медленно облизала губы, словно переводя дух. И голова её склонилась еще ниже.
- Твои вещи – они станут моими. Те облачения, те наряды, что когда-то легли на твои плечи и сделали тебя выше равных своим великолепием – ты недостоин их блеска! Ибо ты украл их, позавидовав чужому великолепию. Отдай их мне! – еще глоток, мистический и долгий, и губы, словно кровью окроплены, и госпожа Суккуб страстно отирает эти капли жадным языком. И клубы дыма из её трубки окутывают её пульсирующим живым туманом.
- Твои богатства – ты завистью своей переманил их из чужих сундуков к себе, - бормотала госпожа Суккуб. – Я слышу твои ночные завистливые сетования. Я слышу, как ты говоришь – «пусть все, что должно принадлежать кому-то, принадлежит мне!». И с помощью этих богатств ты пытался построить свое царство, презрев тех, кого ограбил. Теперь ты лишишься и богатств, - госпожа Суккуб отпила еще глоток, её пальцы, словно живущие сами по себе, подталкивали кружку к её жадным красным губам, припадающим к этому источнику со страстью.- Отдай их мне!
- Когда-то ты отнял у меня страсть, - припомнила госпожа Суккуб, и это прозвучало как самое страшное обвинение. – Ты выпил её дочиста, потому что тебе её не хватало, ты иссушил меня, оставив мучиться от пустоты. Ты нарочно делал это, найдя во мне лишь источник для удовлетворения собственных потребностей, и нисколько не заботясь о том, что твоя жадность и зависть убивают меня. Чтож, пришло время платит по счетам! Отдай мне мою страсть и любовь, и оставайся пустым  и иссушенным сам,  – был сделан самый большой глоток, и госпожа Суккуб откинула голову назад в исступлении, словно с вином в её рот вливалась неимоверная сила, и на лице её был экстаз.
- Когда-то , - продолжила она, и это было заключительной речью, - ты испил много, много удачи, тебе не принадлежащей. Ты приходил в дома, в которые тебя принимали как друга, и коварно, вероломно, выпивал всякую крошку удачи, той, что поддерживала жизнь в этих домах и семьях. Ты оставлял людей обескровленных, беспомощных, и возвращался всякий раз, когда тебе виделась лишь тень ростка удачи, и ты срезал его вновь.
Я знаю!
Ты рожден пустым сосудом; и ты наполняешься за счет других людей.
Сегодня я выпивая дочиста тебя, оставляя тебя таки же пустым, как в первый день твоей жизни.
Ты отдашь мне все хорошее, что насобирал за свою долгую жизнь, а всю дрянь можешь оставить себе!
Госпожа Суккуб с видимым трудом допила вино; её живые горячие пальцы подталкивали, удерживали в самых кончиках своих бокал, и женщина допивала последние кали – она скорее целовала край бокала, собирая с края красные капли, блаженно прикрыв глаза, как целовала бы возлюбленного, и это было завораживающе, словно она выпивала чужую жизнь…
И тут что-то произошло; Сила её, смешавшись с Силой Одина, изменилась и трансформировалась. Резко запахло горьким хвойным маслом, тем самым, от которого теряли голову и погружались во всепожирающую страсть люди. Я сам ощутил небывалое счастье и желание сию минуту, сейчас же кого-нибудь любить, ласкать, и солнце взошло над моей просветленной головой. За спиной госпожи Суккуб разворачивались, как весенние листья, тонкие ветви крыльев, мистических крыльев, колдовским запахом которых она и наполнила нашу маленькую комнатку, и лицо её вспыхнуло неимоверным светом, слепящим и всепоглощающим, и глаза загорелись тем самым высоким безумием, что когда-то придавал такое неземное очарование глазам вероломного Одина. Она тоже увидела высоко в небе, в самых дальних глубинах Космоса, свою недостижимую мечту, возвышенную, зовущую её тихим прекрасным голосом, кристальным и невероятным.
И мы замерли, очарованные и напуганные; ибо то, что пело свою хрустальную песню для госпожи Суккуб высоко в небе, могло свести её с ума тотчас же, и она, подобно Одину, могла преисполниться жаждой власти и ожесточиться. О чем пелась та волшебная песня? Может, о невероятной, всеобъемлющей власти, может, о небывалом блаженстве, достичь которых можно лишь поднявшись до небес – но какой ценой?
Крылья развернулись, и госпожа Суккуб воспарила, хотя не дрогнула ни одна мистическая веточка за её спиной. Однажды я видел истинную природу силы Эльвиры Великой, сияющей золотым роем, но теперь все было иначе.
Не было страстного танца – была завороженное спокойствие, словно даже одно, самое незаметное и крохотное движение могло погубить это очарование. Зеленые весенние крылья поворачивали госпожу Суккуб, двигали её по спирали, и тонкие фосфорицирующие ленты опутывали её ноги, и далеко пел невидимый соблазнитель, который был превыше силы госпожи Суккуб, ибо даже она пала жертвой его влекущего зова.
Но великая беда миновала нас; госпожа Суккуб, все еще слушая то, что обещал ей влекущий голос, опустила взгляд своих глаз на нас, и в них больше не было священного безумия. Они смеялись; она разгадала загадку, что свела с ума Одина, и сердце её преисполнилось счастьем.
- Я слышу, - сказала она, - и я понимаю!
Радиган ошибся, и выбрал носителем этой тайны не того, кого следовало. Но, возможно, у него просто не было выбора…
Она подняла руки кверху, и крылья поднялись вслед за её тонким пальчиками. Медленно опускались руки, прикасаясь к лицу, скользя по шее, груди, и мистические крылья, словно растворяясь, исчезали, впитываясь в тело женщины.
Эльвира Великая принимала силу Одина.
                ******************************