В чуланах памяти
а имя – «редкое», как в фильме у Рязанова,
с меня высокая и бледная, неброская...
сон подростковый просмотрел под старость заново.
Как независима природа подсознания,
как по-хозяйски ворошит чуланы памяти:
то оживляет вдруг далёкое свидание,
то обдаёт лицо огнём прожжённой скатерти,
то в ступор вводит от испытанного ужаса,
когда сердчишко бьётся голубем попавшимся!..
И забываешь и про смелость и про мужество,
и унижаешься растоптанным и сдавшимся.
Стояла девочка на театральной лестнице
театра старого – ещё не погорелого –
такая тихая и скромная прелестница
в «хэбэ» колготочках, зашитых ниткой белою.
В момент мне стало не до Гаврика, актрисочки,
игравшей в шортах и чулочках Петю, мальчика,
весь акт второй писал любовную записочку...
и не отдал!.. Фрагмент из памяти чуланчика.
Июль, спортлагерь, выясняем отношения:
мой корефан – судья третейский, я и девочка.
Я – бедный мавр венецианский – жажду мщения,
душить набросился изменщицу и стервочку!..
Хватает злая память за’ душу, не вырваться,
и держит цепко, долго, больно и бессовестно.
На том дознании нам было по четырнадцать,
но на душе осадок прежний – горький, горестный.
21.11.12.
Свидетельство о публикации №112112103179