Механическое пианино на манер Маяковского... проза

Когда не хватает слов, пишут стихи. Когда не хватает и стихов, остается проза..
В ночном городе слышались выстрелы. Стреляли где-то недалеко, но и не близко, наверное в соседнем квартале.
Путч начался вчера столкновениями с полицией. Сначала драки, потом они начали стрелять. Наверное от страха. Потом им начали отвечать. Наверное ради смеха. А потом они разбежались. Осталась только сотня-другая отморозков с юга, их перебили сразу. Очень уж ненавидели. Остальные слиняли, бежали из города, хотя за ними не гнались. Кого-то поймали, из тех, кто бежал не в ту сторону.
К вечеру начали искать тех, кто спрятался. Кто не спрятался - никто не виноват. Каждый считал своим долгом заглянуть к соседу из полиции, посмотреть как он там. И если он был там — выпустить кишки. Разумеется, с улыбкой.
Весь город улыбался. Выпускали кишки улыбаясь, убивали с улыбкой, вешали с улыбкой. Утром пошли за чиновниками, судьями. Тащили в центр города и вешали на фонарях, развешивали в окнах квартир второго этажа, в высоких витринах. И улыбались. Вообще, весьма обезлюдевший город был позитивен. Он никто не был таким добрым и ласковым.
К концу дня сам собой установился порядок. По городу ходила милиция и ополченцы. Ополченцы были в основном лохматыми и дредастыми, а милиция сплошь краткостриженная и чисто бритая. Делить, впрочем, было некому не с кем и нечего.
Было весело, почти не было пьяных. Милиция стреляла у ополченцев «покурить», а ополченцы стреляли огоньку. И все знали, но не хотели знать, что город окружен и в общем-то всё уже закончилось. Обсуждали висящих, как экспонаты на фонарях, спорили за политику, разговаривали за жизнь. Оборону не планировали, смысла не было. Была жизнь, свобода на один вечер, ночь день, да еще и на эту, еще не законченную ночь.
Передо мной по аллее шли двое волосатых и лохматых, с оружием. Сворачивая за угол покосились на меня и пошли дальше. Плевать им на меня.
Впереди, в темноте бульвара, по которому я шел, горел костер. Человека, сидящего возле костра не было видно издалека, кроме только ярко освещенных ладоней рук, протянутых к огню.
-Здравствуйте, господин поэт! - я закурил, - греетесь? Пьёте, смотрю. Дымите... - я протянул ему подкуренную сигарету и закурил новую. Он затянулся и хмыкнул.
-Я Вас видел сегодня... Когда вешали чиновника, в квартале отсюда. Вы держали кого-то, кого-то с мерзкой рожей, за шкирбан.
-Сексот. Из отдела.
-Ну, да, знакомые глазки. Город окружен, знаете?
Он затянулся и отхлебнул из бутылки.
-Ну, конечно, знаете. Утром всех перестреляют и пересажают.
-Похуй.
-Ну, да. А я вот хочу скрыться. Свалить, так сказать. Впрочем... Вас казнят утром, меня через пару дней. Вы умрёте красиво, я не очень. Разницы, в целом, никакой. Результат один: яма засыпанная хлоркой за химическими складами.
-Известью.
-Ну, значит известью. Главное не забыть улыбнуться. Наши серые друзья этого не терпят. Улыбок и смеха. А Вы верите? Вы верите в то, что мы еще увидимся?
-Где?
-В трактире на посмертной дороге. В сером таком, с привязанными конями. А потом Вы пойдете в бессмертие, а я домой.. - сигарета обожгла руку, - спасибо, господин поэт. Рад был вас видеть... Живого...
Он кивнул, отхлебнул из бутылки. Даже,  наверное не обратив внимания на мой уход. Я шёл по бульвару дальше, не оборачиваясь. На встречу судьбе сложно опоздать, даже в городе, в котором слышатся выстрелы и который окружён войсками. Ночь и жизнь ещё не закончились. По городу ходили патрули...