Шанель

Посвящается Елене
I.

Я был очень обычным человеком. Я работал оператором токарной машины и всё время сочинял мысли. Вот, например, одна из них: Быть человеком знания или пребывать в неведении – личное дело каждого. А вот другая: Что в голове – то и в мире, что в мире – то не в голове. А вот ещё одна: и красивый цветок может дурно пахнуть, но и невзрачный – источать чудесный аромат.
Кстати, как-то раз я шёл после работы к Елене и увидел одну нищую старуху, которая стояла на голове и внимательно на меня смотрела.
Интересно, подумал я, такая старая и вон чего вытворяет. Тут же родилась мысль: Старость – не физический, а душевный порок. Едва я так подумал, старуха села на шпагат. Я зааплодировал, и старуха сделала кувырок через себя.
- Браво, бабуля! – воскликнул я и дал ей денег. А она мне дала какой-то кулёк и исчезла.
Что ж, бывает и такое. Люди вообще вытворяют с виду странные штуки: воспламеняются, предсказывают будущее, лечат молитвами, читают мысли, наводят порчу. Это есть, и ничего в этом удивительного нет. Так что, почему бы и старухам не исчезать?
Я пришёл к Елене, и она, как обычно, направила меня в ванную, так как я был после работы и очень грязный. В ванной я прочитал, что было написано на кульке; это оказался крем для ног с экстрактом луговых ромашек домашнего производства. Замечательно! – подумал я, Елена всё время жаловалась, что ноги мои не отмываются от неприятного запаха, и это действительно было так. Но вот я держу в руках крем с замечательным запахом луговых ромашек, и, быть может, сегодня я порадую Елену, вечно недовольную моими ногами.

II.

Елена была женщиной, которая вышла замуж, развелась, страдала комплексом полной неполноценности, работала в аптеке и думала, что любую болезнь вылечит новый препарат из Германии и телевизор.
К Елене я заходил из-за её кулинарных способностей, которые были и у меня, но на их применение у меня не хватало времени, так как я всё время сочинял мысли (Вот, кстати, мысль: Не стоит убивать время – оно вам ничего плохого не сделало).
В общем, когда я вышел из ванной, Елена опять заявила, что у меня воняют ноги, хотя я пропарил их с морской солью и натёр старухиным кремом с луговыми ромашками.
Я сказал Елене, что плохой запах исходит из её головы, а не от моих ног. Но Елена продолжала кричать, что мои ноги воняют, и попросила их снова вымыть. Да, такая была Елена. Впрочем, может, она была права, и крем, несмотря на дивный запах, не подействовал. И возможно, мой нос меня решил обмануть. Но чтобы развеять свои сомнения, я пошёл к соседям справа и попросил их обонять мои ноги.
Через несколько минут я пришел к Елене вместе с её соседями, которые заявили, что она больна странной болезнью, и во избавление от таковой должна немедленно припасть к моим ногам, ибо от них пахнет луговыми ромашками. Но Елена не желала знать запаха луговых ромашек, который исходит от моих ног, и ушла на балкон.
На балконе Елена учуяла противный ей запах табака, который распространяли соседи снизу, и вернулась в залу, где соседи вдыхали аромат моих ног.
- Ты только послушай этот дивный запах! - говорили они ей. Но Елена не желала ничего слушать и вышла из дома прочь.
Едва Елена распахнула двери подъезда, как бородатый мужчина облевал туфли Елены и упал перед ней без чувств. Так бывало частенько, но Елена никак не могла к этому привыкнуть. И пока люди испытывали счастье от ощущаемого ими запаха моих ног, Елена плакала у подъезда своего дома возле остывающего тела мужчины и царапала своё тело ногтями. Конечно, Елена в силу своего характера, которому была полностью подвластна, не догадалась, что облевавший её мужчина, наконец, умер, и что надо было срочно вызвать работников «скорой помощи».
Тем временем, я говорил жильцам дома о том, что каждому подобает вырабатывать в себе чувство, позволяющее отличить истинное от ложного. Но жильцы ничего не понимали и не хотели слушать, поскольку всецело были заворожены запахом моих ног. Казалось, им ничего более не нужно, только вдыхать аромат луговых ромашек. Тогда я прекратил свою речь и, взяв всех жильцов в ладони, понёс их на луг, усеянный ромашками. Но когда я высадил их на лугу и, попрощавшись с ними, собирался уйти, они все потянулись за мной. Я сказал им, что раз они не хотят ничего слушать и обонять луговые ромашки, то пусть остаются здесь; но они в один голос застонали, что только запах моих ног хотят вдыхать они. Тут я понял, что что-то тут не так и сел размышлять.

Елена к тому времени уже была дома и, чтобы успокоиться, включила телевизор, где как раз начинался один из её сериалов. Спустя полсерии, Елена успокоилась и смеялась над репликами актёров, вторяя искусственному смеху за кадром.

А пока я размышлял, что делать с бедными жильцами, которых  уже надо было покормить, труп бородатого мужчины начал источать запах разложения. Я вспомнил о нём и, схватив жильцов в охапку, помчался обратно к дому. Как только мы прибыли, я стал топтаться по трупу бородатого мужчины, попеременно смачивая ноги его блевотиной. Я топтался и думал: теперь-то уж точно не будет никакого запаха луговых ромашек! Но тот случилось нечто неслыханное. Труп мужчины внезапно ожил и столкнул меня с громким матом. Потом встал, злобно оглядел всех вокруг, посмотрел на меня, проворчал что-то нечленораздельное, и, шатаясь, ушёл.
Люди посмотрели ему вслед, а потом снова принялись восхищаться запахом моих ног. Они кричали: вот! даже мёртвые встают, коснувшись моих ароматных ступней! И народ кинулся ко мне с просьбами об излечении их болезней с помощью моих ног. В общем, я провёл бессонную ночь, пока не излечил всех жильцов дома, в котором жила Елена. Заснул я только под утро, едва добравшись домой. Но и наутро ко мне пришли люди – знакомые и родственники тех жильцов, которых я излечил.
Сначала я отпирался, говорил, что мне некогда, что у меня есть личная жизнь, работа и прочее, но народ был настойчив и более того – всё прибывал. Тогда я поразмыслил и решил, что раз такое дело, то можно сменить работу, и установил дни, часы и размер оплаты за услуги по излечению и воскрешению.
Скоро я стал знаменитым и богатым лекарем. У меня брали интервью, показывали по телевизору, учёные пытались выявить мой феномен, церкви мира объявили меня святым, в общем, жилось не так уж плохо. Да и Елена, которая всё узнавала из телевизора, пришла ко мне с извинениями и с очень вкусным пирогом.
Ноги я теперь мог не мыть, потому что они не пачкались и всегда приятно пахли. Правда, меня смущало то, что сила моя именно в ногах, а не в руках. Кстати, по этому поводу я также сочинил мысль: Только в слабых ногах правды нет.
Ощущая неудобство от того, что я попираю людей ногами в буквальном смысле, я решил разыскать исчезнувшую старуху, ибо был уверен, что никто и ничто не исчезает бесследно.
 

III.

Я оказался прав, и после моих безуспешных поисков она однажды пришла ко мне сама.
Я как раз закончил последний приём больных и готовил себе ужин, как она появилась прямо за столом, когда я полез в холодильник.
- Налей-ка мне чайку, сынок, - сказала она. Я хотел, было, удивиться её внезапному появлению, но тут же решил, что удивляться нечему. Если старухи-акробатки могут исчезать, то отчего бы им не появляться вновь?
Я разлил чай по чашкам, и старуха спросила:
- Как ноги?
- Хорошо, бабуля, хоть я их и не мою давно.
- Правильно, - говорит, - и не надо.
- Но знаешь, бабушка, я бы хотел…
- …руками? – закончила она за меня, сощурив глаз.
- Да, как-то всё-таки…
- …неудобно? – сощурила она другой глаз.
- В общем, да.
- Удобно тебе или не удобно, милый мой, но надо делать то, что надо делать. Теперь тебе от этого никуда не деться, - сказала старуха медленно, словно хотела втолкнуть в мою голову значение каждого произнесённого ею слова.
- Нет, я, собственно, не против, но… - робко начал я, но тут старуха исчезла. И с этого момента жить мне стало намного хуже.    

***
Во-первых – понятное дело, - ноги мои перестали излучать чудодейственный запах. На следующий день я никого не смог излечить. Снова набежала пресса, ученые, духовные деятели. Шиш вам всем. Не могу больше и всё тут. Бог дал, Бог и взял. Идите по домам и забудьте про всё.
Но не шли и не забывали. Стали преследовать, допытываться: что это, мол, за лекарь такой – лечил, воскрешал, и вдруг – на тебе!? Да, вот такой вот лекарь. Было и прошло, ничего не поделаешь. Но самым плохим оказалось то, что бывшие излечённые и воскрешённые снова заболели и умерли – соответственно.
Так что дом мой ограбили, машину разбили. Вернулся на старую работу.
Устраивали митинг перед ограбленным домом на разбитой машине. Орали, что всё это «было подставой, чтобы отмыть бабло». На дверях в квартиру написали «Лекарь-лох» и «Вонючка». Потом квартиру сожгли. К счастью (а может, и нет) – в моё рабочее время. Пришлось поселиться у Елены. Елена опять говорит, что мои ноги воняют, но уже мягче, да и чёрт бы с ними, бывают вещи похуже, - говорит Елена и включает телевизор. По телевизору говорили про меня и про нового президента. Только про меня – всякие гадости, а про президента – хорошо, в связи с чем Елена меня жалела и пекла мои любимые пироги.

***
Понемногу всё забылось и жить стало легче. Я отпустил волосы и отрастил бороду, так что меня никто не узнавал.
Изредка вспоминал старуху. «Делать надо то, что надо делать»…
Мысли я больше не сочинял. Последняя была – «Сидишь – и сиди себе, идёшь – и иди себе, главное – не мельтешить попусту». Но вскоре я узнал, что её сочинил до меня древний китайский монах по имени Юн Мен, и я прекратил это занятие. Но последней мыслью – хотя бы и чужой, - воспользовался: сел и стал сидеть. И всё встало на свои места: я работал, Елена пекла пироги, за стеной что-то скреблось и стучало, мы включали телевизор погромче; в город приезжали колдуны, лекари, экстрасенсы; кровоточили иконы, левитировали буддисты – я не мельтешил, я сидел. И однажды опять появилась старуха, в этот раз – стоя на потолке.
- Ну что, милок? – сказала она, и край её губы сошёлся на щеке с глазом. – Понял теперь?
- Понял, бабуля.
- Я ж сказала, что от этого тебе никуда не деться? Сказала?
- Да, сказала.
- Ну, теперь только попробуй пожаловаться, что и руками тебе неудобно! – и бросила мне на колени знакомый кулёк. Я знал, что она сейчас исчезнет, и быстро спросил:
- А если опять денусь? Если и руками будет в тяжесть?
- Тогда, милок, как я будешь – дурой на потолке висеть да на голове стоять перед всякими олухами – долго-долго, вечно-вечно, - прищурила она другой глаз и исчезла. Должно быть, понеслась к очередному олуху. А я встал и пошёл.