Золотой буравчик

Тишина первых дней - самая тяжёлая, плотная, оглушительная, тягучая. Воздух становится тишиной и обхватывает тело, как толща воды.
Потому так трудно двигаться и неверно под ногами - всюду - густая, облачная тишина.
Эта та тишина, когда ещё ждёшь вести, уже не веруя в голос звонка, но веруя в проводников и проводки между земным и небесным коммутатором.
.. В комнате - тихо. Никаких дешевых звуков кухонного оркестра за стенкой - грома крышек, звона ложек и вилок, пыхтение чайника.
Оставили в покое и наедине. Слава Богу. Напрягаюсь, готовлюсь к разговору, быть или не быть которому зависит от моей тонкостенности.
Ира сказала, что он -  со мной, что он не пошёл смотреть рай, чтобы побыть тут, со мной. Бабий бред? Смейтесь, кому смешно.
Мне не смешно. Ира сказала, что он пытался подать о себе знак, что-то падало в комнате. Что-то лёгкое, потому что у него мало сил.
Я опускаюсь на колени перед цветком, помятуя, что в момент гибели Марины Цветаевой, у её сестры Анастасии  в комнате зашелестели листья большого растения..
Я прошу его дать о себе знак, что он тут, надеюсь, что лист затрепещет. Но лист недвижим. То же самое с целофановым кульком, который легче листа.
Вперилась в него взглядом и прошу, сделай чудо, Аю, дай знак, дохни..
Всё замерло, как на картине. Ни звуков, ни движения.
О, где же Ты, где же Ты?
Скомканная, как лист бумаги, в снежок, и засыпаю на чужой жесткой подушке со столетними перьями.

Просыпаюсь оттого, что тёплый золотой буравчик коснулся щеки, словно будил.

_______

Прошло семь лет, а я помню это горячее, настойчивое прикосновение к щеке — золотого буравчика.