Такая судьба 22. Когда в 1966 году...

                *  *  *
      Когда в 1966году «Воениздат» окончательно отказался от договорной «Ночи караула», С.М. Борзунов, главный редактор, решил вместо повести издать книжку моих стихов. Я собрал почти все, что осталось от «Напутствия» (кое-что и из «Напутствия», особенно – снятые Л.Левиным и В.Фогельсоном стихи, да и сам Н.В.Лесючевский снял «Неосторожные» и «Вот умер человек» и пришлось внести 20 исправлений, чтобы получить второй тираж, а следовательно – еще тысячу рублей) – и вышла без всякой правки «Граница света». Получили много денег (тоже 2 тиража), раздали долги; Борзунов вручил мне сигнальный экземпляр книжки – в коленкоре, на блестящей, меловой бумаге, с лихой фотографией в летном (дядином) шлеме и  клишированной росписью. Вскоре – звонит и просит вернуть сигнал: тираж арестован – какому-то генералу (кажется, Мореву) не понравились стихи «Россия, где твои поэты» и «Неосторожные». Долго-долго комсомольцы-добровольцы в свободное от работы время, вручную выдирали из книги страницы со злополучными стихами – вклеивали другие, безобидные «Шторм» (написанный еще в 9-м классе) и «Здесь лишь море…» («Новогодний караул»). В продаже книгу так и не видел, но получил все же авторские экземпляры.

 НОВОГОДНИЙ КАРАУЛ

Дует ветер
                с моря, белого от стужи,
Струйки снега извиваются на льду.
Перетягивай шинель свою потуже
И притопывай ногами на ходу.
Здесь лишь тундра
                да заснеженные скалы.-
Только ты не вспоминай и не жалей,
Что встречаются над скатертью бокалы,
Брызжут ёлки миллионами огней.
Пусть порывы
                всё томительней и чаще,
Пусть стреляет и потрескивает лёд –
Ровно в полночь,
                ровно в полночь разводящий
Непременно с новой сменою придёт.
И уйдешь ты,
                подминая снег глубокий,
Через поле, через лес, наискосок,-
В караулке
                на печурке краснобокой
И бушует, и клокочет кипяток.
Пересилив на мгновение дремоту,
Ты увидишь потолок над головой,-
И покажется тебе, что шепчет кто-то:
«С новым годом!
                С новым годом, часовой!»
               
               
                НЕОСТОРОЖНЫЕ

Мечтой неясной растревоженные,
Упрямством скрученные в жгут,
Живут они, неосторожные,
Так неоправданно живут!
То вдруг удачею обласканы,
То не выходит ни черта!
На них друзья глядят с опаскою:
К чему такая маета?
Но, горизонтом завороженные,
Маршрут не выверив  путем,
Идут они – неосторожные –
Своим невыгодным путем.
Им столько было наобещано!
Но в суматохе, как в дыму,
Живет единственная женщина
В чужом, порядочном дому.
Злорадствуя,   интересуется
Давно предсказанной бедой,
Как перед зеркалом,
                рисуется
Своей унылой правотой…
Неосторожные, напрасные,
Они приходят иногда,
Приносят маки ярко- красные,
Кристаллы кварцевого льда.
Приходят бронзовые, пыльные,
И никнут, словно паруса,
Их виноватые и сильные,
Неосторожные глаза.
               
                ТРАУР В ЦДЛ

                Вот небо - грозовая синева.
Вот радуга и мокрая трава.
«Юпитеры», толпа черным-черна –
Выносят на подушках ордена.
Стихи остались – человека нет;
В последний путь отправился поэт.
Молчат друзья,- им тоже близок срок –
Морщины от висков наискосок.
Движение, как по воде круги,-
Молчат его вчерашние враги.
Две женщины, которых он любил,-
Их этот день впервые помирил.
И я молчу…
Я не был с ним знаком,
Он для меня – убитый военком,
Еще с гражданской конников комбриг
И два десятка выстраданных книг.
Петит газеты замыкает круг,
Портрета ретушь, перечень заслуг,
Гора венков – не видно ничего…
Писатели хоронят своего.
Но слышишь - гул?
Там, за стенами, гул?   
По всей стране почетный караул.
В последний раз взгляни из-под руки:
Плечо к плечу стоят призывники.
Им из беды в беду переходить,
Тревогу бить, товарищей будить,
Отчаиваться, падать – и опять
Упавшие знамена поднимать.
Они пока не признаны страной,
                Но призваны поэзией самой.


      Между прочим, единственный  первозданный экземпляр «Границы света» спёр кто-то из архангельских знакомых в гостинице – бывшем «Интуристе» в 1968году.
               
       Ездил летом 68года выступать в г.Сергач, спросил там в магазине: не завалялась ли вот такая книга, - и показал девушке.
 - Это очень хорошая книга, - очень медленно и как-то отрешенно (так говорила киноактриса Теличкина в каком-то фильме… «У озера», может быть?) сказала продавщица, - Она давно прошла, но у меня дома есть… А это вы сами?!.
        Я пригласил, наконец проснувшуюся девушку на свое выступление в соседнюю парикмахерскую.


18.03.67. 
Вечером был в гостях у Е. Головкина. Подрались, когда надрались, с его двоюродным братом – гражданским лётчиком. Я его накаутировал, но его жена спустила с меня шкуру. На женщину рука не поднялась…
20.03.67.
  Полдня торчал у В.Н. Иванова. Чуть не выпил стакан уксуса, в который превратилось от долгого стояния сухое вино. Старик интересный - ругал Куприна за «Поединок».  «Оплевал русскую армию и т.д».
    Какая разница между бардаком и публичным домом?
 - Публичный дом – это предприятие, а бардак – система.


21.03.67.
С. Постниченко устроил  в моём номере свидание с какой-то старухой. А я  в это время ходил за билетом, в Союз к Ефименко и в кино. («Свет за шторами»).
   Рано лёг спать; звонила Галка. Разговор не получился.
               
 *  *  *
Если вышел в бой, позабудь свой страх
До последних труб, до слепой черты:
Голова ль в кустах или грудь в крестах,
Со щитом ли ты, на щите ли ты.
Под оваций плеск и насмешек вздор
Не шагни назад – лишь вперёд гляди
И спокоен будь, как тореадор,
Даже если рог у тебя в груди.

      Март 1969 года.
Открылось V совещание молодых. Камшалов ругал Солженицына, Сёмина и меня. «Дегероизация, не знает марксизма – войны справедливые и несправедливые и т. д.»
     Маршал Конев тоже выступал резко (обо мне).