Воткнулся кровавый и воющий ступор

Воткнулся кровавый и воющий ступор,
Сковал мои мысли, отменно молча,
Заражены чувства, видны, как сквозь лупу,
Тяжёлых сапог эха нет палача.

Молчание страсти, энергии воля,
Всё тихо и скованно, бешенство меркнет,
По десятибалльной взрывается море,
Но лёд в сгустке крови становится крепче.

Бессмысленность смысла металлом вонзает,
Кровь льётся… Ошмётки моих сухожилий…
Но мерзость и страх, когда всё, странно тая -
Тление гнева в костях мрачных крыльев.

Как эту звонкость найти в беспорядке,
Где виртуозность случайности рифм?
Стройность, гармония, взрыв и нападки,
Где нежность страсти волнующих нимф?

Строчки летали, порхали, кричали:
Гений тогда молотился в стекло.
Буквы, казалось, рифмуются сами
И солнце, инея, дождь, блики звало.

Сейчас всё в кайме тошноты и гуденья:
Я как в бездыханном, но дышащем Марсе,
Я в мерзкой волне обгоранья и тлений.
А вычурность смерти и плах – в глупых фарсах.

Конец – с многоточьем – влюбился в начало,
Молчанию хочется спать с нервным страхом,
Куда моё Я в безызвестность пропало?!
И где-то танцует на прожженных плахах?