Воспоминания о старце Нектарии. Надежда Павлович

               
                ПОСЛЕДНИЕ ДНИ.


В феврале 1928 года я узнала, что у него открылась грыжа и что доктор признал его положение опасным. Я мгновенно поехала к нему. Батюшка позвал меня к себе. Он полусидел на постели с очень светлым помолодевшим лицом, с блестящими и страдальческими глазами...

Меня пронзило такое ощущение его святости и вместе — моей неразрывной связи с ним, и боли за его человеческую боль, что я только тихонько опустилась и поцеловала его сапожки.

А когда я подняла голову, увидела, что лицо его все просветлело нежностью и что он крестит меня. Он сказал мне: «Н. Ты видишь, я умираю».

...Я очень растерялась от прямого его слова о смерти. Он долго смотрел на меня:

— Ты не погибла. Ты грешна, но дух у тебя истинно христианский. Эти же слова он сказал мне во время первой моей исповеди у него в 1922 году.

...Потом смотрел на меня: «Над тобой туча демонов. Ты непременно исповедуйся и причастись». Я сказала: «Я так бы хотела исповедаться у Вас». Он улыбнулся: «Я от тебя не отказываюсь. Только груз у меня. Ты исповедайся у другого православного священника. И только в красную церковь не ходи».

...Он еще посидел немножко с очень отрешенным и бесстрастным лицом и ел сухарики. Потом поднял голову и сказал: «Пойди теперь. И завтра пораньше уезжай».

...Он благословил меня и сказал: «Ночью перед отъездом приди ко мне»... До трех часов ночи пролежала я без сна... Пробило три. Иду на батюшкину половину. Из темноты голос: «Н.! Воды!»

На лежанке, в аршине от Батюшки был чайник с водой и пустой стакан, но дотянуться до них, и тем более налить воды у Батюшки не было сил. А перед этим у него была рвота. Я напоила его. Он попросил положить в воду сахару и долго выбирал нужный кусок: «Вот этот положи, квадратный». Потом он приподнялся и спустил ноги с постели. Он был в белом халатике с отложным воротником, и опять юным и белым было лицо.

Он заговорил очень отчетливым, ясным и громким голосом. Я поняла — сейчас опять говорит только Старец: «Я умираю и вымолю тебя у Бога. Я все твое возьму на себя. Но одно испытание ты должна выдержать сама. Ты должна выдержать опять такое же искушение: если ты покончишь с собой — не взыщи!» И голос его стал нежным: «Н.! Умоляю тебя, выдержи, вытерпи. Но когда я умру и меня не будет, ты вспомни то, что я сейчас говорю тебе. Как придет искушение, ты только говори: «Господи, помилуй!»

Я посмотрела на него. Чего-то я не понимала и спросила: «Батюшка, о чем Вы говорите: о прошлом или о будущем?» Он улыбнулся: «И о настоящем».

Я сказала: «Я боюсь».

— А ты не бойся. Ты только сохрани Причастие, и все будет хорошо...

Потом был разговор о некоторых моих знакомых. Сначала о. Нектарий кое-что говорил, а потом сказал: «Я больше в ваши мирские дела входить не могу. Помни, что я — монах последней ступени». Тут я увидела, что лицо его делается усталым, и голос слабеет.

— Что мне прислать Вам?

— Благодарствую. Ничего не надо. Только вина... портвейна. Я им свои силы поддерживаю...

А потом Батюшка сказал очень строго:

— «Передай всем, что я запрещаю ко мне приезжать». Пауза... Другим жалобным тоном:

— Передай, что я умоляю, чтобы не приезжали: мне от этого еще больнее.

Я видела, что слабость Батюшки с каждой секундой увеличивается. Я вспомнила, что у меня целый список вопросов... но Батюшка уже бледнел у меня на глазах.

— Пощади меня, больше не могу.

Лицо его совсем побледнело... Он что-то невнятно пролепетал и стал клониться на бок... Вошел хозяин и стал помогать мне: взял Батюшку за туловище, я — за ноги, и мы удобно уложили его. Он лежал на боку и чуть заметно перекрестил меня.

— Андрей Евфимович, проводите их.

Я поклонилась ему и вышла.

               
                ***



...На хуторе у Василия Петровича он говорил мне: «Поедем в Японию, там Православие сохранилось...»

О духовных подвигах не рассказывал, только сказал как-то: «Сидел я в своей келлии и каялся. И ничего нет на свете скучнее покаяния. А надо», — и засмеялся.

...Тихий, тихий вечер в Холмищах. Батюшка в своем кресле.

— Ты знаешь, как сладок отдых после труда. Вот я теперь отдыхаю.

Он говорит о трудностях предстоящей мне жизни. Я огорчилась...

— Можешь ли ты понять? Это — о самом высоком. Бог — Любовь есть. И Христос по любви сошел в мир. А Мария Египетская в пустыне была по любви.

Рассказывали, что во время ареста, когда власть требовала, чтобы Батюшка отказался от приема посетителей, ему явились все Оптинские старцы и сказали: «Если ты хочешь быть с нами, не отказывайся от духовных чад твоих». И он не отказался.

А второе явление Оптинских Старцев было ему тогда, когда хотели увезти его из Холмищ, тогда они запретили ему уезжать.

Я чувствовала свою ответственность за неудачный выбор местожительства для Батюшки (в Холмищах), умоляла его позволить мне поискать другую квартиру, но он сказал: «Меня сюда привел Бог».