Поэма о птичках

1.Исповедь вороны

На дворе запела ворона,
конечно, не соловей.
- Как могу, так пою.
Зато круглый год
и каждый день,
а не только весной.
И всегда под рукой.
Ну, а чайки? Чайки что ж?
Чаек вещих не бывает.
Было б просто курам на смех,
если б чайка попыталась
предсказать судьбу.
Мусорщица, как и я,
только у воды.
Что она белая?
Так и вороны бывают белые,
а чайки чёрными не бывают.
А поёт то она как?
Пищит. Ни голоса, ни солидности.
Тоже мне птица.
И за что ей честь такая?
Ничего не понимаю.
У входа в театр её нарисовали.
В тот театр я ни ногой.
Вот, когда театр откроют
с чёрным вороном у входа
и с названьем «Nevermor»,
в тот театр я полечу.
По Эдгара уважаю,
он один сумел понять,
что не просто я летаю,
но бывает, что вещаю.
И за что меня ругают?
Что я близко от людей?
Да! Только я и воробей.
Ближе нас и птиц то нет.
Есть ещё скворцы да ласточки,
но они зимой за мошками
в Африку летают.
Ну, а голуби? Воркуют.
Хорошо хоть не кудахчут.
Песня громкой быть должна.
Мне и надо совсем мало,
чтобы кошек меньше стало,
очень я от них устала.
И плодятся же проклятые,
что ни двор, то кошкин дом.
Но одной такой громиле
пол хвоста я откусила.
Слабо не покажется.
Нечего ловить ей птичек,
пусть, как я, поищет пищу
никого не поедая, никого не убивая,
а то, видишь ли, какая!
Ладно, бог с ней, я кончаю.
Карр!
2.Исповедь воробья

А теперь запел воробей,
тоже не соловей.
- Не правда, что я просто серенький,
это кажется издалека.
Вы в ладонь меня возьмите,
на меня вблизи взгляните.
Я, конечно, не красавец,
хотя сам себе я нравлюсь.
Я и жёлтый, и коричневый,
и даже зелёненький.
Просто моя красота не броская,!
Я ведь не попугай,
птица заморская.
Я свой, исключительно свой,
свой парень я в доску.
На любом подворье без меня
была б зелёная тоска,
а со мной она пёстрая.
Какая птица в наших краях
самая красивая?
Конечно, петух!
И поёт хорошо, голосисто.
На меня похоже, только громче.
Так он же большой!
Ух, если б я был такой!
Я бы так запел, что уши б заложило.
Попугай и скворец поют
чужие песни,
не хватает им песни своей.
Я же никому не подражаю.
Я пою по-своему.
Ни за что не променяю
свою песню на чужую,
даже на хорошую.
Соловья я уважаю.
С виду серенький и маленький,
совсем неказистый,
но какой же голосистый!
 Так что дело не в размере,
дело не во внешности,
дело в песне, в ней всё дело,
вы меня поймите.
Впрочем, что я тут болтаю,
у меня сейчас цейтнот,
там меня потомство ждёт,
так что петь я прекращаю
на весёлой ноте.
Чик-чирик!

 
    3. Исповедь попугая.

Говорите: «Попка дурак!»
Мне это знакомо.
Правда, не пойму никак,
так это или не так.
Не такой уж я дурак,
не глупей любого.
Ну, а если откровенно
я скажу вам: «Сам дурак!»,
пусть даже с акцентом,
вы меня поймёте,
то-то будет радости.
Будет вам потеха!
А мне не до смеха.
В клетке я живу теперь,
раньше жил на воле.
Эх, увидеть бы сейчас
мне родные джунгли.
Там свобода, там друзья,
там мои подруги,
с ними вырастил бы я
попугаев кучу.
Ну, а здесь на жёрдочке
я один скучаю
и за всеми наблюдаю,
кто в неволе как живёт.
Соловей вот не поёт
и правильно делает.
Но не все же соловьи,
есть и канарейки,
канарейкам один чёрт,
могут петь и в клетке.
Я для вас, конечно, редкость,
я для вас экзотика,
оттого теперь я в клетке
ни за что страдаю.
За окном зима и снег,
этакая гадость.
Как там друг мой, воробей,
чем теперь питается?
Может другу повезло,
где-нибудь навоз нашёл,
это ему нравится.
Но зато он на свободе,
сам себе хозяин,
дайте мне хоть иногда
полетать по дому.
Здесь тепло, дадут поесть,
сунут между прутьями
гадкую крупу с водой,
в праздники - печенье.
Покривляются снаружи,
постучат по клетке.
Очень это весело.
Если б вы летать умели
и любили волю,
ни за что и никогда
клеток бы не делали.
Вот сижу и думаю:
почему досталось мне
пожизненное заключение?
Потому что я дурак?
Может быть оно и так.
Всё же на прощанье
я скажу вам просто:
не на много вы умней,
то-то и оно-то.