Ближайшие и дальнейшие сонеты

Ближайшие сонеты:


*  *  *

Святого Сникерса (он красен пирогами)
и Твикса, многажды ядомого врагами,
я на кресте видал немало раз;

но я не мог в том обрести  %-а,
а ведь  %  -  обычай менеджмента:
столь вы свободны, сколь  %  -  у вас.

Когда пошла такая процентуха,
все продавай: от попы, брат, до духа.
А не продашь – с собою сам Ye-бис,

ведь это ваши небольшие центы
на небольшие уменьшит  %% -ы,
само собою, планку сдвинув вниз.

И Сникерс-плоть и Пепси-кровь не претворятся,
а попусту в сортире растворятся!

(Но и оттуда слышно: - Eat me, please!)


*  *  *

Одним живу я - Бог тому свидетель! -
не различать - вот это добродетель! -
глаз искушает нас - и вырвем глаз!

А чтоб не воцарилась в нас разруха,
мы вырвем нос и ухо (орган слуха),
а также и язык (орудье фраз).

И чтобы в мире быть желанным гостем,
возлюбим мир - и пальцы отчехвостим!

И, рефлекторно к небесам возлая,
восчуем: с лаем жизнь уходит злая.

В желанный час, от века предрешенный,
в нас возродится бог неискушенный,
чтобы нам жить без крови, слез и пота
со светлою улыбкой идиота.






*  *  *

Я свинопас стихов. Нет, это не бурлеска:
ведь я пишу - пасу - так нежно и так грозно.
Ответствен пост. Занятие серьезно.
И не без блеска - стих: не чужды свиньи блеска.

Хоть нет в свинье русалочьего плеска -
но тем животное бесспорно симпатично,
что люди - те живут и мыслят розно,
свинья - живет, как все, свинья - демократична.

Свинья добра, отзывчива, игрива,
с ней что труда, с свиньею? - было б сыто,
а в остальном свинья неприхотлива,

и вечером, когда светило скрыто,
мы, свиньи, кушаем из общего корыта -
и это донельзя благочестиво.

*  *  *

Ко мне придет однажды поэтесска,
чтобы любить (и, чтоб устроить это,
я вид приму поэта и эстэта), -
и счастье двух задернет занавеска.

Скажу себе: «Хотя я продал душу -
но продается то, что людям ценно», -
и впредь я буду счастлив неизменно
и славной сделки словом не нарушу.

Улыбчив, строен, симпатичен людям,
я буду пользоваться общим уваженьем
и в тех плевать, кого мы с вами судим:

тех, кто любым своим телодвиженьем
в нас возбуждает мерзостное чувство -
так как не продал душу - за Искусство.

*  *  *

Душа? душа? - болезненный нарост?
Нет, сударь, нет: душа - нарост полезный,
растущий там, где есть закон железный,
к тому же это чин и даже пост.

Не рудимент какой-нибудь, не хвост
затасканный, не анекдот скабрезный:
мы не приветствуем душонки затрапезной,
значительной душе - свободный рост!

Но вот есть мнение, что ей на свалку надо:
что есть душа? - сплошная эскапада,
душой отступник заражен и хам;

душа ведет к сомненьям, те - к измене;
поэтому уж лучше мы заменим
любовь к душе - любовью к потрохам.


ВОПРОШАНИЕ ПОЭТА

1

С чьего, поэт, ты голоса поешь?
Не отрицаю пусть хоть и величья,
но не пора ль сменить тебе обличье,
ведь привкус этих песен нехорош.
(Куда ты лезешь? Ты же не Гаврош!)

Тебе признаюсь (что ж? – ведь тет-а-тет!):
и я, как ты, большой ценитель лиры,
и я, как ты, и циник, и эстэт,
и воспаряю в разные эфиры,

что я – в душе! – лирический поэт…
Но пасть так низко! и писать – САТИРЫ!
Но ты мне мил, и я даю совет:

чтоб жить талантливо, чтоб видеть божий свет
не просто так, а из окна квартиры,
сменил бы ты на кепку свой берет.

2

О нет, о нет! И в третий раз: о нет!
(Бог любит троицу; мы – уважаем Бога.)
В нас столько тонкости (ну то есть очень много),
что: на сатиру променять – сонет?

Другим ведь как: таланту б, хоть на грош, -
а мы ведь умницы… нам свистнуть раз – уж боги;
весь этот мир, от мысли до калош,
ну, что он есть? – так, пара строк в итоге;

а ты – любовь, а ты – доверье… Ложь!
Пусть этим всем займутся недотроги,
а ты живешь, пока, прости, даешь;

даешь – берешь… Побереги свой пыл:
душа поэта пущена в расстил,
и знать пора, пред кем раздвинуть ноги.

 3

Я удивлен. Я ведь и сам – не тля,
но… с вашей бойкостью – да не пролезть в кумиры?
Вам, милый, изменило чувство лиры
(вот, повторились в рифме) и рубля.

К тому же темен смысл (ей-богу, бля!).
Ведь пишешь для…
ведь пишешь из – пардон! - любви к народу,
и только тот и делает погоду,
кто чувство масс поставил у руля.

Железо куй!.. и времени чуй дух
(отнюдь не брезгуй и таким созвучьем!)!..
и с чувством меры напрягай свой слух,

чтоб мы, с присущим нам благополучьем,
всем скопом от министров до марух
собой гордились в этом мире сучьем!


ГЛУБОКО УШЕДШИЙ

Кропатель строк, я скован немотой –
из прочего не выжмешь ни полтакта.
И вот в разгаре творческого акта
реву я, издавая звук пустой.

Слепит мне оба глаза катаракта,
и вместо голоса вспухает червь витой.
Колки спускают, сколько струн не строй,
и с Музой не подписано контракта.

Я Божий инструмент – Он исторгает мной
ужасный Божий смрад. - Что краше смрада! -
Останьтесь здесь, с своею красотой:
вам - нужен рай, а мне – не нужно ада.
(Я полагаю – там сортир пустой.)

Уходим все. Любить меня - не надо.










Дальнейшие сонеты:

СЛАДКАЯ ПАРОЧКА

Эй, не меняйся кольцами с мечтою –
тот призрак обратит твой призрак в дым:
мы, встретясь с отражением своим,
становимся помпезной мишурою.

На миг очнувшись, видим мы порою
в померкший труп (хоть он в нас негасим)
Москву стоглавую, повсевременный Рим…
И вот еще: Ты подменила Трою:
мы на Твоих развалинах стоим.

Я хлопьями взлетаю плоти серой,
а этот призрак, выдутый Химерой,
над тушей освежеванной моей – какая честь! –

склоняется, голодною слюною
сочась и брызжа (той или иною):
Бог есть Любовь – сейчас Он будет Есть.

(Ведь если нас не Есть, то мы не Есть.)


ПОД СЕНЬЮ БЕЛОКУРЫХ БОГОВ
(И БОГИНЬ)

Се – человек, вернее – креатура.
Но это тема всяческих трактаций.
Мы не рабы, рабы не мы, мы, может стаций,
в агар-агаре славная культура.

Что чуждый нам рефлекс, а что – натура?
Мы не умеем в этом разобраций!
Мы – результат случайных копуляций,
но тем своя - для нас! - роднее шкура.

Коль через край плеснем – нас подотри.
Коль треснет мир – за чашечкой Петри
идут, все в белом, Боги и Богини.

Свободные, закваску возвратив
в насущный, явленный презерватив,
вдаль устремились. В шортах и бикини.





Danse Macabre

Нащупывая Слово в этом хламе
на дне мешка под звездным небом ада,
я ничего не чую, кроме смрада
(и в том комизм – посудите сами;):
мозг вылетает, словно ком из зада,
и это лишь пролог к фатальной драме,
лишь первый бряк грядущего парада;
в моем мозгу – зудящая засада
созданий, пораскинувших мозгами.
Они шевелятся. - Восходит здесь Лунада.

Лунада движется, сдвигая мыслей стадо,
она вскипает призрачным цунами,
и мертвые, в своем природном сраме,
Лунадой пучимы и мокрыми кусками
рывками движутся в подобье хоровода –
с улыбкой, с заведенными глазами:

прилив мертвецкого живого мармелада
под лунным небом мозгового свода.


А ТАКЖЕ И О СЕБЕ, НИЧТОЖНОЙ БЕЗДАРИ

Я не поэт, я частное лицо,
нет, частность от лица, улика от участья
в делах тех умников, чьей креативной властью
я не поэт, а - частное лицо.

Все буквицы у них, тем более – набор:
хоть шапошный разбор, но оч-ч-чень разбирает;
поэтому твоя моя не понимает:
все литеры у них (их буквы - мой позор).

Я даже не лицо, я – грошевой актер
там, где уже не псы, а самый ветер лает,
где самый скудный пес культуру поднимает

совместно с лапою, когда он метит двор;
и если пес молчит, когда околевает -
со мной до всяких псов окончен разговор.