Первая нефтяная

Жил я в бедном сельце Пусторожево,
жрал картоху да избу доил;
вдруг из места, на дырку похожего,
нефтеносный источник забил.

Словом, вот тебе, Ванька, сокровиче!
Помытарился – что ж: повладей. -
Хоть не метил я сам в Абрамовичи –
видно, общность сказалась идей…

Я занялся ученьями тяжкими,
положительно сел за букварь,
и пошёл в сельсовет за бумажками,
и их сделала подлая тварь.

Тут деньки наступили счастливые,
когда деньги стал получать:
прибежали девки красивые,
стали в губы продажно лобзать.

Вот целует и даже не жмурится:
у неё-то душа не болит!
Так посмотришь – дак каждая ж курица
«Очень сильно люблю!» говорит.

А одна признавалась, сердешная,
мол, таинственны чувства оне:
не нужна мне красивость-де внешняя:
коль люблю – так пущай хоть в говне.

Но сама – не в говне ж ковыряется:
деньги лёгкой рукой ворошит.
И наглядно у ней получается:
любит так – аж зубами скрыпит!

С коллективом я сильно был спаянный,
я всегда долью им стакан, -
вдруг объектом доселе не чаянной
стал я злобы односельчан:

в исполком накатали послание,
порчу подлую навели,
моей виллы подпортили здание
да амбар с зерном подожгли

(что у них олигархом украдено).
Тут придумал я - бабки давать!
И они – уж коли им дадено –
стали преданно части лизать.

И сработались – более-менее.
Ну а некий твердил, кто лизал,
что к его языку снисхождением
я великую честь оказал.

Подозрительно, да, подозрительно…
Ну а как горемыка не врёт?
Ведь с другой стороны – убедительно:
как-никак – ведь задний проход!

Хоть оно, может, внешне не здорово,
там ведь можно сказать, что помёт.
Но людского нелёгкого норова
сам ведь чёрт едва ли поймёт

(И, быть может, самые лучшие
и с лирической жилкой в груди
себя звёздной проблемою мучают:
что там в Будущем, впереди? –

это те, кто возводит инстанции,
кто по Родине сохнет с ума:
не наивничающие засранцы, - а
кто не мыслит жизнь без дерьма!):

может, сухо там, может, илисто,
может, высох, может, подтёк:
веришь? - все, что в причинное вылезло,
то приличный любит исток.