Это ноябрь

1
             
И два пути от площади заснеженной
легли в как будто выпрошенном сне:
один, простой, дорогой непроезжею,
другой, кружной, по вымерзшей стране.

Одним брести обочиной оступчиво
на тусклый свет неверного жилья,
другим маршруты гиблые заучивать,
и забывать, и путать, и петлять.

Обрушатся от пристального взгляда
пристанища, на льдинки раскроясь,
и медленная в зареве заката
случайность участи свой выждет час.

Там речь мертва и руки онемели,
там равно канут в низких небесах
проклятья жест и крестное знаменье,
и крик, и шепот, и мольба, и страх.

Отходит день, ни короток, ни долог,
все совершенней мира глухота.
Мелькнул вдали с оградкою пригорок
да в изголовье тихая плита.

2               
 
Пестрядью окон отжатый закат
под ноги мечет осколки зеркал.
Стесанный дочиста, до амальгам,
это ноябрь прикипает к ногам.

Цветом мертва, черенками черства,
глухо поребрики гложет листва.
Это покорно легли в колеи
летние бабочки, годы мои.

Ров пограничный и столб межевой,
брошенной нивы покой неживой.
Это пустырь с опостылевшим «пусть»,
собственность крайности, сомкнутость уст.

Это курьерская  встречная явь –
нищий, несущийся на костылях.
Не шелохнись, не шарахнись душа:
этот от смерти уже убежал.

Жжет бороды его  жухлый бурьян
острое, жесткое, зоркое Я,
тысячекратно вбита в асфальт
жадного шага его вертикаль.

Сонные сумерки, обморок дня,
вечно не сжата полоска одна,
та, что уйдет на последней версте
под ослепительный снег или свет.

                ноябрь 2012