Сумасшедший

                А я вам расскажу про одного поэта, с которым свела меня судьба и который ко мне многократно сватался. Не дай, Господь, иметь такого мужа. Но начну по-порядку.
Как-то на заседание литературного кружка пришёл мужчина выше среднего роста, седоватые кудри, ноги упруго расставлены, улыбка до ушей, глаза большие голубые, грубые сапоги, не свежий свитер крупной вязки. Похож он был на геолога, вернувшегося из долгой и нелёгкой экспедиции, не успевшего вымыться и переодеться. Что-то в его облике настораживало, уж очень яростно, вольно он вёл себя для первого знакомства. Читал мощно, выразительно, помогая себе жестикуляцией, улыбался так, словно все мы были ему хорошо знакомы. Назвался Максимом, бывшим подводником, приехал недавно с Севера. Я смотрела и слушала его с интересом -- новый человек и такой активный, самоуверенный! Почувствовала вдруг, что он обратил на меня внимание...
                Через месяц он снова пришёл. Мы уже знали, что живёт он в селе примерно в 40 км. от города, что одинок. Снова он читал свои произведения, помогая себе руками и глядя на нас широко поставленными ярко-голубыми глазами. Взгляд у него был особенный, схватывающий и притягивающий к себе, при этом мужчина улыбался во весь рот, как старый знакомый. Стихи его нравились напористостью, необычностью тем, яркостью прочтения. Мы ему даже аплодировали. И он время от времени стал посещать наше общество "начинающих поэтов".

                Прошло около года. Однажды поздним зимним вечером на звонок отрываю дверь, -- вваливается Максим со старой, изношенной донельзя сумкой, в тяжёлой старой-престарой шубе, в растоптанных, полуразвалившихся валенках, в шапке на боку, из-под неё торчат вьющиеся нечёсаные кудри. И тут же всё сваливает с себя на пол.
- Узнал твой адрес... Извини, что поздно. Не успел на автобус. Разреши переночевать... Холод дикий, да ещё с ветром... Ну, что, пустишь?..
Я тогда жила с младшим сыном в двухкомнатной квартире. Мне чья-то ночёвка была не желательна. Но... зима, мороз с ветерком... живёт в селе..., автобусы уже не ходят, дело к ночи... Человек всё-таки, да ещё и стихи пишет... Вроде, немного знакомый.
- Ладно. Раздевайся.
- А ужином покормишь?
Пришлось кое-что подогреть. Ел он много, с азартом, под конец выпил не одну чашку сладкого чая с сушками. Говорил, не смолкая и громко. Пришлось сделать замечание... Но он не реагировал.
                Уже давно спал сын, а я всё сидела за столом, слушая гостя. Хотелось спать -- завтра рано вставать на работу. Сказала ему об этом, но он словно не слышал. И вдруг, весело блеснув глазами, выдал: "Ты постели мне куда-нибудь на полу. У вас тепло, так что не простужусь. А сверху я своей шубой накроюсь... Ты ложись, а я стихи буду писать. Лады?.."
Чтож, сказано -- сделано. Постелила ему в комнате сына на полу. Долго не могла уснуть, -- на кухне горел свет, о чём-то бурчал нежданный гость, ходил по коридору.

                Среди ночи вдруг почувствовала чьё-то присутствие. Мгновенно проснулась. Максим пытался лечь рядом со мной! Вскочила, словно ошпаренная кипятком, рванулась из его рук, отбросила, что было сил! Он спиной ударился о дверь, посыпались стёкла (в верхнюю часть двери было вставлено узорное толстое стекло). И захохотал!.. Смех был жуткий, такого я не слышала никогда.  Максим пошатываясь вышел.
Меня всю трясло, успокоиться долго не могла. Наконец кое-как закрыла изуродованную дверь на шпингалет. До утра так и не уснула. Встала, собрала обломки стекла. Утром, пока я ставила чайник на плиту и накрывала на стол, гость с интересом глядел на меня и усмехался: "Вот это женщина!.. Ни одна со мной так не поступала. Отказа не знал..."
- Завтракай и -- быстро отсюда! - зло выдавила я.
Когда проснулся сын, Максима уже не было.

                Прошло ещё несколько лет, в течение которых Максим писал мне письма с признанием в любви, со стихотворными посвящениями. Я отмалчивалась, а при случайных встречах отшучивалась, почему-то побаиваясь его.  Мне он казался непредсказуемым, так как вёл себя слишком вольно и напористо. Как-то летом пришло письмо. Максим писал, что нанялся сторожить какую-то дачу. Что летом его почти не бывает дома, и, если надумаем с сыном, то можно пожить у него сколько угодно, так как он приходит домой только на субботу и на пол-дня воскресенья. А рядом красивая река Катунь, избушка на краю деревни, никто мешать не будет. Можно хорошо отдохнуть. Пиши, твори, сколько захочешь!.. Мне не хотелось ему отвечать.
                Но приближался праздник, когда в гости на Алтай приезжает множество актёров, писателей, и встреч с ними ждёт почти всё население Алтая. Я люблю бывать на горе Пикет, где проходят эти встречи. Там отрывается изумительная панорама: широкие многоцветные просторы полей, величественная и бурная река Катунь, далёкие зареческие просторы, за которыми видна гора Бобырган, и красивое село Сростки -- родина Василия Макаровича Шукшина -- с музеем, школой, домом культуры, стадионом, где проходят встречи с хорами и другими творческими коллективами со всей страны. Здесь и живёт на окраине Максим.

                Был очень жаркий июльский день. Чтения на горе Пикет ещё не начались. Мы с сыном решили заглянуть к Максиму, посмотреть на его житьё-бытьё и попросить напиться. Действительно, он жил на самом краю в крохотной избушке-завалюшке. Оказалось, когда он появился в селе, его приютила у себя старушка, после смерти которой ему и досталось её жильё. Крошечная, с одним оконцем, на высоком берегу Катуни, избушка стояла одинокой и заброшенной, окружённой стеной высокой крапивы, без ограды и даже без уборной. Хозяин был дома, нам обрадовался, дал напиться из ведра и, узнав, что я в отпуске, снова предложил мне пожить хотя бы с недельку у него.
- Молоко можно брать в доме, что первый у реки. Хлеб привозят каждый день в магазинчик, он метрах в трёхстах по дороге. Несколько картофелин -- вон, в ведре. Я уйду сегодня вечером сторожить. Хочешь, вот тебе простыня.
Не ожидала, что и сын начнёт меня уговаривать остаться и отдохнуть на деревенском приволье. А почему бы и нет?! И я вдруг согласилась.
После окончания праздника мы пришли снова к Максиму. Он уже был собран на "службу", быстро попрощался, и я с ключом от избушки пошла проводить сына на автобус.

                Я прожила там несколько дней спокойно и в удовольствие. Утром спускалась к берегу Катуни, умывалась её ледяной водой, даже немного плавала у берега, боясь её сильного течения. Днём бродила по крутому склону, уходила к оврагам и собирала целебные травы. Всех не перечислишь, да вы их все знаете. У вас здесь растут такие же. Погода стояла замечательная, ароматы от трав и цветов -- чудо, не надышаться! Кругом шмели, стрекозы, пчёлки с цветов нектар собирают, им не до меня. Каждый день становился праздником для души. Оказалось, что в одном из домов неподалёку остались гостить актёры из Алма-Аты. И я с ними неожиданно подружилась, предложив им помощь в прополке огорода. А хозяин дома, где остановились актёры, дал мне несколько морковок и лука.
                И вот -- конец недели, суббота. Вот-вот должен появиться Максим. Я купила масла и на плитке сварила овощной суп. Оставшиеся несколько небольших морковок и две луковицы оставила на столе. Лук можно ещё, при желании, добавить в суп, а морковки молодые схрумкать просто так. Я торопилась -- актёры пригласили в баню. Они уже все помылись, а воды и жара было ещё достаточно. Да и как не помыться в деревенской баньке! Схватила чистое бельё, утром выстиранное, и помчалась.
                Меня предупредили, что изнутри банька не закрывается. Что же делать? Пообещали, если кто придёт, успеют предупредить. И вот моюсь, на всякий случай, стараюсь быть к двери спиной. А водичка -- прелесть, мыться -- сплошное удовольствие! Вдруг дверь распахнулась во всю ширь, кто-то остановился на пороге. Дрожь прошла по всему телу, но обернуться я не посмела. Во дворе кто-то протестующе закричал! И моментально дверь с силой захлопнулась... Домывалась второпях, настроение -- ниже нуля. Кое-как оделась, поблагодарила актёров, сидящих кружком и беседующих, которые глядели на меня виновато, и быстренько пошла по тропинке.
                Подхожу к избушке. Замочек сорван. Значит, там кто-то есть. Вхожу. На кровати сидит разлохмаченый, с выпученными глазами, страшный и злой Максим. Грудь голая, на теле -- одни трусы, колени широко расставлены, "доблестное хозяйство" наруже. Руки раскинуты, как два больших крыла. Застыв на миг от изумления и ужаса, я выскочила из избушки...

                Актёры жили в селе последний день и собирались устроить прощальный ужин. Пригласили и меня. Я согласилась, так как не знала, как сейчас войти в избушку, взять сумку и уехать. Но наступал вечер, автобусы в город уже не ходили. Вскоре появились члены ветеранского хора -- замечательные пожилые женщины, красиво поющие старинные русские и казачьи песни. Они принесли пирогов, блинчиков, вкусной молодой картошки, малосольных огурчиков и ещё много всякой вкуснятины. Кто-то предложил позвать и Максима, попросили меня сходить за ним. Я не смогла найти повод, чтобы отказаться, и не торопясь, еле передвигая ноги, пошла. Сидел он по-прежнему на кровати голый и встретил меня такой грязной бранью, что я бросилась прочь!
                Несмотря на то, что небо вскоре обрушило на всех нас страшный ливень, никто не покинул застолье. Звучало много замечательных песен, таких, что душа замирала от изумления и счастья, потом меня попросили почитать свои стихи. Актёры сыграли несколько шуточных сценок из репертуара, с которым они приехали на праздник. Расставаться не хотелось. Небеса очистились от туч, и звёзды сияли вовсю!..

                Расходились за полночь. Шли гурьбой по улице, весело пересмеивались, обнимались и целовались на прощание. А я напряжённо думала, что же мне предпринять? И, в конце концов, при последнем прощании напросилась к одной бабушке переночевать. Она была рада приютить меня до утра. Оказывается, Максим всю ночь бегал по улицам и орал дурным голосом, что у него женщину украли!.. Только к обеду я решилась сходить в избушку за сумкой.
- Я ненавижу тебя! -- орал он.
- За что, Максим?
- А ты сама не знаешь, за что?
- Нет, не знаю. Я сварила тебе суп, хотела, чтоб ты поел горячего и свежего.
- А что ты мне на столе оставила?
- Как это ЧТО? Хлеб.
- И ничего больше?!
- Что ты имеешь в виду?
- А это? -- он с яростью сбросил со стола морковки и две головки лука.
- Морковь и лук. Их ещё можно добавлять в супы и есть в свежем виде.
- Нет, врёшь! Двумя луковицами и морковкой ты мне сказала: "Оставайся со своим... и..." (не буду повторять его поганые слова. Если хотите, сами додумайте). Вот что это! Думаешь, я не понял?!
- Это ты придумал, а не я. (Я, конечно, его ярость поняла, но никак её не ожидала).
- Я тебя замуж звал?
- Замуж? За тебя?!. Жить в этой хибаре?
- Ты мне ответила. Я всё понял без слов!.. Су...!
Я видела, что ещё чуть -- и он кинется на меня с кулаками. Стало противно, смешно и немного страшно.
- А ты, оказывается, дурак! -- засмеялась я искренне, только теперь поняв истоки его сумасшедшего поведения.
Его глаза наполнились такой бешеной злобой, что я, схватит сумку, пробкой выскочила из избушки. Хорошо, что почти рядом с избушкой немой пастух пас коров, кивнул и улыбнулся мне, и я чуточку успокоилась.

                Впоследствии я узнала от сельчан, что Максим был дважды женат, имеет детей. Жёны живут в разных городах. Они с трудом избавились от него и никогда не требовали алиментов. Однажды он появился в Сростках, влюблённый в кино-роли Василия Макаровича Шукшина, его произведения. Работать Максим нигде не хотел, считая себя поэтом (как-то он мне признался: "Пишу поэму века! Ничего подобного ещё никто не написал!") Деревенские жители его кормили за помощь в копке картошки, заготовке дров и сена на зиму... Когда случались с ним приступы бешенства, он с выпученными глазами, лохматый и грязный, бегал по деревне и грозил одних поджечь, других убить. А в добром здравии таскал на руках в свою крошечную избушку одиноких женщин, оставшихся без мужей в результате несчастного случая или тюремного заключения, уже не мечтавших найти себе вторую половину.