СОН

Дочитала роман до последней страницы,
Загрустила слегка, помечтала.
Вдруг, в окно мне, невиданной птицей,
Чья-то тень перламутром упала.
Я вскочила, испуга ни капли не чуя,
-«Кто же ты? Отчего же не в дверь?»
-«Принести тебе радость сегодня хочу я,
Хочешь – верь мне, а хочешь – не верь.»
Я еще в впечатленье романа,
Расставаться с мечтой не спешу.
Но, внезапно,  в потоке дурмана
Я его говорить, не стесняться прошу.
А дурман все становится сильным,
Как в белесом  тумане, не видят глаза.
Вдруг на небе, безоблачно-синем,
Разразилась, сверкая, гроза.
И тотчас наступило, как в вате, затишье,
Вижу я, как младенцем по травке иду,
Пчел жужжанье и птичек я слышу,
Одуванчиков в утреннем много  саду.
Вот идет моя мама, спешит мне навстречу,
И багряный на ней позабытый наряд.
И любимых букашек я тотчас  примечу,
Красных пуговок с крылышком ряд.
Как свежо и легко и на сердце отрадно,
Я отсюда идти никуда не хочу.
-«Просыпайся, да хватит уже, ну, да ладно»
Кто-то трогал меня и толкал по плечу.
-«Нет, еще, я тебя умоляю,
Покажи мое детство опять.
Покажи, как во сне я летаю,
Я давно перестала летать…»
Перламутровый цвет стал меняться,
Истекал, серебром наполняясь,
Ветра шум стал в ушах раздаваться
Нет, не ветер, я с кем-то смеялась.
На отце из багрянца рубашка,
И веселый прищуренный взгляд.
Я сегодня в семье первоклашка,
Все об этом со мной говорят.
А отец больше всех веселится,
Он с любимицей, дочкой родной.
Восхищается мной и гордится:
-«Я живу для тебя, для одной».
Мама меркнет, сестра застывает,
Только мне не понятен их страх.
Я не знала, что так не бывает,
А вернее, должно быть не так!
И теперь все я вижу иначе,
Эгоизма стирая послед.
-«Прекрати, я сейчас ведь заплачу!»
И растекся серебряный свет.
Загорелось стекло на оконце,
Не пойму, то ли это пожар,
То ли это подарок от солнца,
Разливается по сердцу жар.
Кто сказал, что  душа это граммы,
Что она умещается в пятках.
Я сейчас в первый раз стану мамой,
Когда сын наиграется в прятки.
И душа  растелилась по свету,
Нет границ у нее и краешков.
Вот летит от счастья, по ветру,
Вот радостно скачет по камешкам.
Все двери открытые будут домом ей,
Все норы, все гнезда,  скворечники.
Всех на свете сегодня она сильней,
Не вдоль не измерить, не в поперечнике.
А жар остывает и меркнет золото,
И душа свернулась горошиной.
Отчего ж я дрожу – от холода?
Или страшно теперь за хорошего.
За ручки в морщинках и пальчики,
За татарский разрез голубиных глаз.
Я боюсь за этого мальчика:
Господи Боже, спаси и помилуй нас!
Золото выцвело, оплылО,
Неизвестный безцветнокрылый
Постучал мне через стекло:
-«Хочешь знать, что же дальше было?»
-«Нет, все помню, не вороши,
Все сожгла, что могло сгореть.
И, счищая рубцы с души,
Все истлело, чему истлеть.
И сейчас я сижу на коне,
Знаю, время придет упасть.
Но пусть будет оно неизвестно мне,
Знать об этом – одна напасть.
Знать об этом – не спать, не есть,
Все разладится в один миг.
Груз такой невозможно несть,
Это ты ко всему привык.
Человеку оставь человеково,
Чтоб столкнувшись, с какой бедой,
Понимал бы, винить ему некого,
Сам он выбрал удел такой.
Ночь проглотила последний свет,
Сквозняком затянуло раму.
Приснилось мне все это, или нет?
И захлопнула книгу прочитанной драмы.