13. И. Род Вайткроу

Красною кистью рябина зажглась,
Это могучее пламя
Выжгло дотла отраженья из глаз,
Дымом, пройдя между нами…
Серое небо пускается в пляс,
Кружит дождём над кострами…
Осень не помнит всех сладостных фраз,
Стонет тоскливо, упрямо…
Жёлтого платья изорван атлас
Грубыми злыми ветрами…
Только, по радио, старый романс
Лечит душевные травмы…
Я разложу свой вечерний пасьянс
И заварю в чашке травы…
Знаешь, наверное, каждый из нас,
В чём-то, по-своему прав… И…
Было бы легче шатаясь упасть,
Дай мне заветное право!
Прямо в студёные лужи и грязь,
Кашляя хрипло-картаво!..

2. Понарошку погибший

Играл Мендельсон, а может быть Моцарт... Но это неважно!
Не слышал никто, да и нужно ли было им слышать?
Лажал дирижер... В оркестровую яму сыпали землю.
На сцене, лежал на спине понарошку погибший...

Казалось, действительно мертв, несмотря на румяные щеки...
И было похоже, он рухнул, при выстреле, сразу...
На что Станиславских орда ему закричала: "Не верю!"
И алая кровь намочила собою пол грязный...

И кто-то, чтобы укрыть его лик, притащил плащаницу,
В крови бутафорской вымочив серую ткань... Антракт.
И зритель скупил пол буфета. Цинично зачавкал. Рыгнул.
И кто-то, со сцены, негромко, но вслух возвестил: "Новый акт!"

Гремел контрабас, и плакали виолончели надрывно...
С балконов, и даже в бинокли, едва различимы,
Стояли и корчили рожи, тянули канаты,
Уродливо-белые, в бархатных фраках и шляпах, мимы...

Не цирк-шапито, не театр теней... И не глупая сценка...
И череп, с пустыми глазами, внес в зал Арлекино.
Море аваций и свист издавали любители шоу,
Когда отделяла от тела башку гильотина!

И спекулянты толкали билеты фанатам в тридраго...
Любители есть посмотреть на уродов речистых...
Толкались локтями, рыча и кусаясь, слуги искусства.
Быть может, они друг от друга и сцену отчистят?!

А кукловоды религий, тем временем, резали мясо;
Большими кусками, свинину - арабы, евреи...
Но и Аллах, и Христос пили вина, невинно обнявшись...
Им небыло дела, до нашей утраченной веры...

А те, что наместники Их, на Земле, всё твердили спокойно:
"Они всё простят. Убивай, предавай, но покайся!"
И мы, голосуя слепо, за нашего нового Бога,
В их верили ересь, из заповедей-агитаций!

3 Тупая Ворона Белая

Молиться оконной раме и нимбу фонарного зарева...
Бессонницы острое жало мне в грудь ударяет... Откашлялся...
И страх одиночества прежнего в душу мне вселится, заново...
И выльется время чернилами... Где заполночь шлялся я,
В туманностях Андромеды, на кольцах Сатурна подвешенный,
На органы и для опытов, себя так хочу раздать...
Тупая ворона белая блестяшкой не очень утешена,
А черные, в недоумении, готовы её заклевать...
Клюйте, товарищи милые! Сожрите меня хоть заживо!
Свежуйте меня, пожалуйста, на гнездах железных ветвей!
Одно утешенье... Радует! Собой я наполню каждого!
В земле, мое мясо гниющее не будет кормить червей!