Загадочная

Шёл тысяча девятьсот семьдесят восьмой год.
- Девушка, у вас не хватает денег. - Сказала продавщица в булочной.
Молодая особа, ничего не отвечая, фыркнула сквозь нос на перекошенные презрением губы.
- Постойте, постойте! - Вмешался молодой человек, стоящий в очереди. - Я заплачу за
девушку.
Она его заметила сразу, как только он вошёл в магазин, и иногда поглядывала на него
через левое плечо. Когда он ловил её взгляд, она делала вид, что стряхивает перхоть
со своих плеч.
- Молодой человек, вы так любезны! - Интеллигентным голосом с холодной ноткой
отблагодарила молодая особа.
- Что вы, такие мелочи... - Засмущался он и опустил глаза. Он увидел пластинки с музыкой
Баха. - Вы любите слушать Баха? - Радостно и удивлённо спросил он.
- Да... Иногда. - Поправляя волосы, ответила она ему.
- Прекрасно! Чудесно... Если вы хотите, я могу вам вживую поиграть эту музыку,
я аспирант в консерватории. Простите, я не хвастаюсь, но мне было бы очень приятно,
если достойный слушатель послушает моё исполнение.
- Ну что вы, так быстро...
- Вы извините меня, моя концертная программа ещё в работе. Она сырая, но лишний раз
поиграть на публику, к тому же такую интеллигентную, как вы - для меня большой
артистический опыт.
- Ну хорошо, я приду...
- Вот мой адрес. - И молодой человек, краснея, вырвал клочок бумаги из нотной тетради,
и, записав свои координаты, протянул загадочной незнакомке. Она была очень загадочной -
паузы в её речи были продолжительными, взгляд непреклонен, осанка балерины Большого
Театра...
- До скорой встречи... - Раскланялся молодой человек, и, забыв купить себе
хлеба, с детской наивной улыбкой выбежал в цветущую весну и в потоки яркого солнца.
В его голове звучал финал ре-минорного концерта Баха для клавесина с оркестром.

- Мама, мама! Где мои духи от "Диор"! Дура, после тебя ничего не найти! - Бешено кричала
таинственная незнакомка. Быстро одевая облегающее красное платье и удобряя себя
роскошным цветочным ароматом французских духов, она выбежала из комнаты навстречу
бурному ветру надвигающейся грозы. Вот, эта улица, вот - этот дом, и вот... Квартира.
"Боже мой... Звонок один, он живёт не в коммуналке! Роскошный дом..." - Подумала она,
и вспомнила Святки, которые она провела у своей эксцентричной подруги. Проводя рукой по
чёрному дереву двери, она, грациозно задержав палец на несколько секунд, нажала на
кнопку звонка.
Весёлый детский голос звонким колокольчиком разрезал пространство безмолвия большой
каменной лестницы подъезда. Дверь открылась. Там стоял мальчик лет пяти с большими
красивыми глазами. Его лицо излучало доброжелательность и гостеприимство. Он взял
оцепеневшую молодую женщину за руку, и, смотря ей прямо в глаза, кротко сказал:
- Проходите, проходите, мы давно ждём вас!
Из кухни выбежал тот молодой человек. В руках он держал полотенце - он что-то готовил...
В старенькой поношенной рубашке его красота была ещё более ослепительной. Чёрные как
смоль кудри спадали на вспотевший лоб. Тёмно-синие глаза, утопающие в пышных ресницах,
орлиный профиль, статные плечи. Она вновь забыла обо всём... И в этот момент маленький
мальчик слегка дёрнул её за руку. Молодой отец сказал ему:
- Алексей, позволь нашей гостье самой войти в дом.
И в этот момент - как в булочной - она фыркнула сквозь нос на перекошенные презрением губы.
Развернувшись резко и величественно, как падают айсберги, откалываясь от континентов,
она сказала:
- Все! Вы! Мужики... козлы!!!
........

Была ранняя осень. В окна трамвая летели навязчивые опавшие листья. Дождь был липким,
противным. Она сидела в конце вагона, кутаясь в длинное пальто. Взор её был подобен
туманному Альбиону. Бледное лицо было похоже на мраморные бюсты в археологическом
музее...

Двери открылись. В первую дверь трамвая вошёл он. Она резко повернула голову в сторону
окна. Она не знала, заметил ли он её, но её руки, ноги, губы излучали презрение,
навязывали окружающим мысли об утраченной совести.
Сидящая рядом с ней пожилая женщина отодвинулась от неё, думая, что случайно села на её
длинное пальто, но она никого не чувствовала, кроме него. Она придумывала в своих
иллюзорных фантазиях сцены ревности, обличительную речь, слёзы, яркие жесты, и, думая
об этом, она обижалась на этот дождь, на это холодное стекло, на эти навязчивые опавшие
листья, на всю жизнь. Обида её была безмерна, она была трагична, как вселенская музыка
Баха.


Иллюстрация: Петербург. Олег Ильдюков