Двадцать второе июня

Сегодня самый длинный день
Он ежегодно наступает
И сразу с самого утра
Воспоминания вызывает.

Воспоминания у тех,
Кто сколько еще жив не будет,
Но в сорок первом этот день
До самой смерти не забудет.

И я сегодня рано встал.
Стояла ясная погода.
Ещё сирень вовсю цвела
В утро две тысячи шестого года.

Окно открыто. Тишина
Квартиру миром наполняла,
И солнце ранние лучи
Ко мне, лаская, посылало.

Не слышно грохота машин,
Что мусор по утрам вывозят.
Ни говора ранних людей,
Что по утрам собак выводят.


Но вот уж в эту тишину
Воспоминания вползают
И утреннюю красоту тот час
Ужасным воем наполняют.

Тогда мне было восемь лет
И солнце также вот всходило
В Оргееве для нас оно
С небес лучи свои дарило

В Молдавии Оргеев тот
Строения в нем небольшие.
В одном из них и жили мы,
Приехав год как из России.

В то утро не было отца.
Он был в Москве, мог тем гордиться.
Экзамен он в Москве сдавал,
Чтоб в Академии учиться.

А дома мать с нами была,
Со мной и братом годовалым,
Как утром грянула война
Кровавым залпом небывалым.

Нас этот грохот разбудил,
На улицу мы побежали.
А там разрывы, крики, плачь
Лучи от солнца поглощали.

И слово грозное – война
Само собою прозвучало.
И нас, кто был уж рядом с ней,
В пучину та война ввергала.

Что делать нам? Куда бежать?
Мы все с соседями не знали.
Дети прижались к матерям.
А те – что делать всё решали.

Соседом нашим по двору
Директор был, маслозавода,
Где из подсолнечных семян
Делали масло для народа.

Когда-то он нам, как друзьям,
Экскурсию на тот завод устроил
И там очищенных семян
В кулёчки взять с собой позволил.

Так дружно жили с той семьёй,
Евреи в той семье все были.
Не замечали это мы
И по-соседски все дружили.

И первым делом моя мать
К директору и побежала,
Но кроме оханья и слез
Ничто в семье той не застала.

Ушел директор на завод,
Семья в смятении осталась
И, как и мать моя, в слезах
Бежать к нему все порывалась.

Не помню сколько, может час,
Чтоб только не сидеть на месте,
Друг к другу бегали все мы,
Надеясь на лучшие вести.

И вдруг машина подошла,
Солдаты в ней руководили.
И нас, военную семью,
Быстрей в машину погрузили.

Два чемодана, что быстрей
Из разных там вещей собрали
И небольшой еще сундук,
Где вещи разные лежали.

В машине несколько семей
Уже с пожитками сидели
И мы, последняя семья,
В эту полуторку подсели.

А та еврейская семья
Так во дворе там и осталась.
Не знаю, что же за судьба
В ходе войны той им досталась.

Надеюсь, может и они
Эвакуироваться успели,
Может, директор их увез,
А может, так там и осели.

Не знаю, но их скорбный вид,
Который душу так коробит,
Перед глазами всё стоит
И всё с годами не уходит.

А нас быстрее в Кишинев
На той машине и помчали,
Мимо воронок у дорог,
Мимо машин, что догорали.

И нам в то утро повезло,
Мы под бомбёжку не попали.
И лишь руины от неё
Так отупело созерцали.

И, наконец, вот Кишинев.
Вокзал его вовсю дымился.
Огонь тушили, как могли,
Затишья час не долго длился.

Опять налет, опять стрельба.
С машины нас скорей ссадили
И, без вещей, быстрей, быстрей
Куда-то в яму посадили.

Когда ж закончился налет,
Пожарные опять тушили.
А мы средь дыма и огня
И к эшелону подкатили.

Он в тупике где-то стоял,
Одни товарные вагоны.
Вот в них и загрузили нас,
Чтоб увезти из этой зоны.

Когда же погрузили нас,
В вагоны вещи покидали,
Когда уж тронулся состав
Мы сундучок свой увидали.

Он брошенный себе стоял
Рядом другие вещи были,
Но в этой страшной суете
О них мы просто позабыли.

И проходивших там солдат
Мама смогла как попросила
И уж в какой-то там вагон
Он брошен был с того настила.

И мы забыли про него.
Его в дороге не видали.
В конце поверили мы в то,
Что его просто потеряли

Сундук тот в страшной кутерьме,
Конечно, мелочь не большая,
И вспоминать сейчас о нем
Ну, просто глупость пребольшая.

Но я к нему еще вернусь,
Чтоб осветить другую тему,
Поэтому и рассказал о нём,
Вписав в погрузочную схему.

А эшелон нас вёз и вёз.
В пути всего мы повидали.
Сначала бомб страшились мы,
Потом от них мы убежали.

Чрез всю огромную страну
Везли нас дальше, вглубь России.
И добрались мы, наконец
Почти до самой до Сибири.

В Ижевск привёз нас эшелон.
И там нас в клубе разместили,
Но где работать, на что жить
Вот это нам не разъяснили.

А эшелоны шли и шли,
И беженцев всё привозили.
Вот все свободные дома
Несчастными уж заселили.

И нет работы никакой,
Жизнь всё становится труднее.
И как же дальше выжить здесь
Хотят понять они скорее.

Что делать? И решила мать
В деревню к деду перебраться.
Под Тулу, к папиной родне,
Туда нам надо бы добраться.

И вот она, мне восемь лет
И братик, год ему уж было,
Пустилась с нами в дальний путь,
Когда дорога вся забита.

В вагон ведь трудно было влезть
И мужику с огромной силой,
Не то, что женщине с детьми
Всеми мытарствами забитой.

Но мир тогда все ж был иной!
Люди друг другу помогали
И если видели детей,
То как могли их пропускали.

Мама с братишкой на руках
И сумочку в них же держала,
Я ж чемодан и чайник нес,
Тащил, вернее, как попало.

И всё же ехали мы ведь!
И пересадки совершали!
И со слезами на глазах
Вагоны снова штурмовали!

И ехали средь равных нам,
И все друг другу помогали.
И горести, каждый свои,
Друг другу так же доверяли.

И только вот, в самом конце,
Когда почти совсем добрались,
На станции на Узловой
Застряли, да и растерялись.

Нам до Ефремова совсем
Добраться ну самую малость,
Но в поезда никак не сесть.
У матери слёз не осталось.

И чтобы как-то нам помочь
Из дома к нам на Узловую
Приехала сестра отца,
Решать задачу не простую.

И с ней мы к поезду пошли,
К тому к Ельцу что отправлялся.
К вагонам трудно подойти,
Не то, чтобы в вагон пробраться.

В конце концов, мы подошли
Маму с ребёнком пропустили
И кое-как её в вагон
С братишкой вместе посадили.

И тут, тут тронулся состав!
Мама и братик уезжали,
А мы с вещами и в слезах
Их только взглядом провожали.

И документы вместе с ней,
Что в сумочке её лежали,
Всё-всё на тётю, на меня,
Нас и без денег оставляли.

Казалось, что это конец
Для нас в той суете и смуте,
Где с документами и то
Люди несли большие муки.

Но видя всю нашу беду
Другие люди подсказали,
Что надо нам к властям идти,
Чтоб те нам помощь оказали

Совет получен, мы пошли
И к коменданту с ней пробились.
О положении речь вели,
В каком мы с нею очутились.

Что документов у нас нет,
Что мы от поезда отстали,
Отец давно на фронте мой,
Мы от границы дошагали.

Что он, отец мой, командир
Там на границе и остался.
А я без мамы здесь сейчас
До места так и не добрался.

И ведь поверил комендант!
В столовую нам дал талоны.
Борщом перекусили мы,
В кулек сложили макароны.

Хоть обещал нам комендант,
Что ночью нас как-то отправит,
Но про запас взяли кулёк,
Еду никто уж не доставит.

И снова мы к нему идём
И это «как-то» ожидаем,
Боимся, что он нас забыл
И мы здесь зря время теряем.

Но комендант в той суете,
Тяжелой очень и хлопотной,
Нас не забыл, а мог забыть
Песчинку в куче ей подобной.

С тревогой у его дверей
Мы долго, долго его ждали.
К нему военные все шли,
Кого-то снова вызывали.

Кричали, кто к нему входил,
И он кричал, все угрожали,
Одни стремились на фронт,
Другие с фронта уезжали.

И как к нему тут подойти?
Как снова с просьбой обратиться?
Но мы всё ж выбрали момент,
Чтоб обещания добиться.

Он вспомнил, тут же позвонил.
На тот звонок боец явился
И в его руки нас вручил,
Отправить нас, как что случится.

Боец по рельсам нас повел.
И вот состав, он разгружался,
Состав сюда уголь привез
И вот обратно отправлялся.

Рядом такие же, как мы,
Разгрузку эту ожидали,
Когда ж закончилась она –
Вагоны эти заполняли.

И пусть в угле вагоны те,
Пусть ветер до костей пронзает,
Но каждый рад был всё равно,
Что он отсюда уезжает.

Так мы до дома добрались,
Где были все в большом смятении -
Не знали – ехать нас искать,
Иль здесь сидеть в оцепенении.

Но мы пришли и сняли груз
С родных за все их ожидания,
За их тревоги, ночь без сна,
Перенёсенные страдания.

И ещё долго вместе все
Нашу дорогу обсуждали,
И слёзы лили и людей,
Кто помогал нам, вспоминали.
***
Так и бредут, душу дробя,
Воспоминания из детства
Одно событье за другим
Всё того дня неся наследство.

Июнь – Июль 2006 года