Ярче, ч. 2

Какой-то белый дедушка
с тяжёлою клюкой,
казалось, в адах сведущий
и невесом - какой!-
на улице в сочельник,
ко мне вдруг подошёл.
Подумал я - учения?
И город - сер и жёлт.

Признаюсь, испугался,
улыбочка - косая.
Подумал - это Карлсон?
а, может быть, Басаев,
на животе которого
колеблется тротилл.
Ах, жить, пожалуй, здорово,
ах, трезвый я, не пил!

Пропел скрипучим голосом,
мой милый, ты готов?
Во лбу светились полосы,
один, уверил, вдов.
Твердил, мол, знаю, ведаю,
что есть такое жизнь,
ты тоже, шитый бедами,
об этом, мол, скажи!

О том, что вертолётами
не привезут любовь,
и, нитками обмётанный,
и - песни пев гурьбой;
о том, что будем первыми,
пусть даже в хвост упав.
Сердцами, Боже, нервами,
и это есть - судьба.


        1

Всё как и прежде - улица, автобус,
дома под крышами, луна,
какая ждёлтая она!-
светила, освещать нам чтобы.
Ботинками стуча, бреду,
как прыгнул в щведов я редут,
штыком колол... хм, это вряд ли...
И провода под небом пряли,
деревья выпали с небес,
на облаке катился - бес...
Троллейбус плыл в пыли, точнее,
простите, люди, перепутал,
подлодку не угробил Путин,
матрос, погибнув, коченеет...
И это - жизнь и смерть - судьба,
катились чёрные гроба,
в Рязань и в Тулу, в Лисичанск,
и матери, упав, рыдали.
Взорвётся, вспыхнув, сейчас танк,
и - подарили всем медали.
Сквозь толщь воды неслась торпеда -
нажатье кнопки лишь одно -
нащ экипаж, не знав, не ведав,
потоплен ею был на дно.
Кто конопат, кто безутешен,
невеста дома у кого,-
теперь казнён, как бы повешен,
заложник снов и чёрных вод.
Случился шок у адмиралов,
и пламя лодку пожирало...
Случилось горе, вновь, Россия,
ты виновата без вины -
проси судьбину, не проси я
быть милосердной, пав и ныв.
Об этом, о любви пишу я,
как нам себя преодолеть
и урезонить жизни плеть,
о, если только ты не шуллер!


         2

Лет двадцать пять тому назад
одна хорошая рожала,
как будто вынимала жало,
стонав и закотив под лоб глаза.
Родился сын, ну слава Богу!
рыдал и писал - недотрога.
Она на грудь его взяла,
а он - не спит, не ест,- юла.
ах, он бутуз такой-сякой,
нарушил взял её покой!
Но только ниткой прозвучало
в горящей призрачно груди,
тебя - ждёт горе впереди
и се - игры большой начало.
Какой игры, зачем? Вертела
на потолке глазами белом.
И бабушка, как ангел, снизошла,
в потёртом беленьком халате,
сказала - массажируй ты, бив шлак,
и тишина да ночь в палате...
И муж, пробравшись,- стук в окно!
Пожалуй, сильно был нетрезв,
на обстоятельства плюя, но
кричал - люблю! пока полз, лез.
Потом, проворковав, упал,
сверкнув глазами, помолившись,
такое вытворил он па,
какое делал только Лившиц.
И слава Богу, что свалился,
всё потому что, дурень, пил сам.
Хоть пьяный, да ведь не дурак,
пол подметал и мыл посуду,
и поутру - ура, ура! -
берётся оторопь откуда?
Он и она - бравада, снисхожденье!
Кто лучше? Точка на запястье
сказала мнимо всё отчасти,
достоин кто, поверим, гения.


. . . . . . . .


            2002