Странник Анатоль Страхов. ПроЯС

(ИМПРЕССИОНИЗМ  ДУШИ,
                или
 Некоторые размышления  о восточных миниатюрах Анатолия Страхова)



 ...Тысячи верст по земле, столько же небом... /Анатоль  Страхов/

   ...Звенящая нота светлой печали, навсегда оставшаяся на крыле белой птицы  немеркнущим воспоминанием, силу которого можно измерить разве что болью взлетевшего к небу аккорда, когда струны, не выдерживая накала безысходности, отказываются повиноваться маэстро  и обрывают жизнь звука на самой сильной доле....(с)


 Что в имени тебе моем?
 Оно умрет, как шум печальный
 Волны, плеснувшей в берег дальний,
 Как звук ночной в лесу глухом…
                /А. Пушкин/




 Я тайнописи чувствую шаги http://www.stihi.ru/2010/10/18/3928… (С)




     Мне приходилось писать о поэтах.
    Легко не было никогда, потому что за человеком нужно было увидеть его потаенный мир, облаченный в слова, и уже совсем другими глазами посмотреть на того, кто впустил тебя в свой мир, обнажив душу и плоть, на которой часто не было видно кожи – только рубцы от ран.
    Что может быть интересно, когда, забывая о том, что сама  слагаешь слова в какие-то  фигуры,  пытаешься УВИДЕТЬ собрата по перу и боли?
 Мне думается, что интереснее  всего – степень обнажения.
 Понятно, что КАЖДЫЙ пишет от себя. И берет – в себе, и тратит себя, и отдает себя. И ты это знаешь. Но еще более важно, мне думается, насколько в этом «от себя» высок градус откровения, насколько обнажены нервы и открыты   вены, из которых не всегда по капле  вытекает не кровь даже, нет…Душа извергается, оставляя плоть, чтобы наполнить пространство вокруг  нее небывалым светом сердечности ,  красоты и боли. Последняя, вылившись в строчки, часто помогает выжить. Вопреки всему.
   Сегодня есть возможность поговорить о поэте, чье имя – Анатоль
 Страхов – нашло здесь и искренних приверженцев, и ищущих последователей, и восторженных почитателей. Его имя ТАМ, за пределами этого сайта, к сожалению, может быть известно меньше. А между тем, оно изначально, само по себе уже есть поэтическая метафора. Мудрый по определению, потому что так назвали (Анатолий – в переводе с восточного – мудрый), имеющий родовой метой – СТРАХ, ставший  глухим звуком фамилии, при безграничной глубине, часто достигающей трагических высот, он , при вашем мимолетном попадании  на  его страницу, обязательно  заставит вас  споткнуться  о  свое  хулиганистое изображение, и вы не сразу поймете,  что оно ничего  общего не имеет с тем, кто страницей владеет. А когда, преодолев  шок от картинки, все же захотите почитать стихи и  поймете, то удивитесь еще больше: и  тому содержанию, которое таится за смеющейся физиономией автора, и самоиронии, которая – редкий гость у многих, и хорошему юмору, и доли сарказма. Все это – через ту самую картинку, которую Анатоль Страхов считает первостепенной в восточном сонете. И, по законам восточной премудрости – ЗА картинкой, как в зазеркалье, следует искать ответы на вопрос, ЧТО  ТАКОЕ  ПОЭТ  АНАТОЛЬ  СТРАХОВ? Скажу сразу, что вопрос у нас будет один, а вот ответов на него – величайшее множество. Для большинства – они в его стихах.
 Я предлагаю Вам ПОПЫТАТЬСЯ взглянуть  со стороны на поэтический мир Анатолия Страхова.
   Пусть будет так…
 
   Догорают свечи…
   Партер еще хранит теплое дыхание зала, а сквозняки на балконе спешат изгнать зазевавшиеся тени, чтобы наглухо, до следующего представления, перекрыть выход, сойти к сцене, вдохнув терпкий запах еще не остывших кулис, и оттуда, из темноты  зазеркалья, посмотреть и постараться различить обнаженные абрисы стихов Анатолия Страхова.

http://www.stihi.ru/avtor/astra11

 Мы остановимся на его восточных миниатюрах, которые можно считать безупречными и по стилю, и по глубине, и по яркости той самой картинки.
    Сразу хочу оговориться, что предлагаю здесь исключительно частное мнение и меньше всего хотела бы огорчить читающих мои строки пристрастием к стихам одного поэта. Признаю и не каюсь.

 ***

    Можно прочитать:

 Красною кистью рябина зажглась,
 Падали листья. Я родилась.

 Есть ли здесь картинка?
 Безусловно.
 А конкретность?
 Более, чем достаточно.
 Что мы имеем?
 Информативный отрывок с совершенно конкретным указанием на время и событие во времени.
 Это нравится?
 Пожалуй, да…Правда, другое – больше, но и это – нравится. И в этом – больше всего вот что:

 Мне и доныне хочется грызть
 Жаркой рябины горькую кисть.

 Марина Цветаева.
 Картинка уходит на второй план, высвечивая яркую трагическую ноту того ХОТЕНИЯ, которое и делает цветаевские стихи синонимом слова «нерв», потому что акценты из области зрительного восприятия переходят «ТУДА КУДА - ТО, В ДИККЕНСОВУ НОЧЬ», давая нам возможность не только увидеть (как в начале), но и ПОЧУВСТВОВАТЬ, кожей ощутить это безысходное вгрызание в Память – Вечность, которое забыть трудно.

 Будет ли уместным переход от стиха традиционного – к восточным миниатюрам ? Возможны варианты, потому что и «да» , и «нет» могут пройти совершенно самостоятельно, не задев друг друга, давая право  выбора. Я выбираю «да» и после Цветаевой хочу говорить о Страхове.

   Посмотрите…
 Не только прочитайте, но и посмотрите внимательно две его миниатюры.
 Они колоритны.
 В них есть воздух и дыхание.
 В них есть запах эпохи, помогающий автору СЕГОДНЯ говорить о том, что его тревожит, ЧЕРЕЗ ТОТ, далекий, даже иноземный, пласт.
 В его миниатюрах есть краски, с годами потускневшие, где-то – потрескавшиеся, с массой «морщинок» на живописном полотне, не знавшем реставрации, но от этого не утратившего своей притягательности.
 С поэтических холстов Анатолия Страхова к нам приходит, помимо цветоряда -  СОСТОЯНИЕ, ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ОСМЫСЛЕНИЕ  бытия.
 Если абстрагироваться от значения слова «импрессионизм» и перестать видеть в нем только название направления в западном искусстве,   то, мне думается, что слово это – ВПЕЧАТЛЕНИЕ – очень точно передает все то, что делается  Анатолием Страховым в поэзии и за пределами  той маски, которую наблюдает каждый, пришедший на его стихирную страницу.

   Существует  впечатление, которое он  создает вольно или невольно,
 которое остается где-то в воздухе рядом с тобой,
 и ты, долгое время ощущая его дуновение,
 вдыхаешь восточный  аромат,
 уносящий тебя то ли в грёзу, то ли в отголоски давней мелодии,
  вдруг  прозвучавшей  снова в твоем  искаженном зазеркалье.
 И,  однажды  получив  впечатление от сделанного им,
 очень трудно потом выйти за его пределы и жить дальше так, словно ты ничего не увидел.
 И всему этому Космосу ощущений
 есть одно название  –
 ИМПРЕССИОНИЗМ   ДУШИ, 
 щедро дарованный  Анатолием Страховым.

   А потому, пытаясь вслух осмыслить то впечатление, которое на меня производят стихи г-на Страхова, я сознательно оставлю за пределами разговора скупые литературоведческие меты и не стану ни себя, ни Вас отвлекать на акценты, связанные с вычленением из его стихотворного пространства поэтических средств –  подсчета метафор, выявления тропов. Мне очень жаль разрушать то облако, созданное   ажурной канвой его стихов, а потому с легкостью оставляю любителям анатомирования поэтическое пространство Анатолия Страхова  нетронутым.
 Мне всегда интересней ВПЕЧАТЛЕНИЕ…
                Импрессионизм  души…

 ***

 Странник А. Страхова
http://www.stihi.ru/2010/09/15/8135


 Кто я? Откуда?
 Тысячи вёрст по земле.
 Столько же небом…

 Странник без веры
 В мятом бумажном плаще
 С сумкой из перьев.

 Возраст не ясен. Цвет глаз
 карие с серым...
 Осень придумаю и
 Листья желтеют.


 Менестрель  А. Страхова
http://www.stihi.ru/2010/09/15/8109


 Свалены в кучу
 Старые вещи. Мешок
 Тоже не новый

 Серые тучи
 Тянутся к свалке, а мы
 Думаем: к морю

 Песню поет менестрель
 В глиняной шапке
 Сколоты пальцы его
 Сломана лютня.

 Они похожи, два этих путника, не правда ли?
 Менестрель – не тот ли странник, споткнувшийся не вдруг о вопрос «Кто я?» на долгой дороге, именуемой жизнью?
 Нам может показаться, что идет  он дорогами Питера Брейгеля, в тех же одеждах,  оставив  далеко позади детские игры (http://www.krugosvet.ru/enc/istoriya/BREGEL_PITER.html), возможно, встретивший  на своем пути разорителя гнезд
  , который  охотно поведал ему во время привала страшную притчу о слепых
  услышанную им однажды от старой крестьянки
  ( ).
   
 Трудно сказать, КАКОЙ  цветоряд  мог иметь перед глазами писавший эти картинки поэт, но мне показалось, что они очень созвучны той ренессансной эстетике, в которой творил  известный  «фламандский живописец и график, самый известный и значительный из носивших эту фамилию художников – Питер Брейгель-старший,  мастер пейзажа и жанровых сцен».

   С вопроса к самому ли себе, к каким-то более высоким  сферам  начинает с читателем разговор Странник А. Страхова.
   Литературный ли это герой, ничего общего не имеющий со своим создателем, или же отраженным светом пришедший к нам из глубины миров поэта отголосок его реального эха?
    Может быть, это – иллюстрация к тому же Брейгелю?
    Или это его Менестрель,  придумавший печальную песню,   идет с ней по миру, одаряя встречных скупыми гостинцами из своего  залатанного мешка и сумки из перьев?
   Наверное, ответы на каждый из этих вопросов, собранные вместе, никогда не смогут до конца позволить читателю  ПРОНИКНУТЬ в святая святых подсознания поэта (художника, музыканта, артиста) и порадоваться тому, что вот теперь-то (!) он все про все знает. И как бы  мы не старались расчищать наслоения при наших археологических раскопках, чтобы пробраться к истине, она, эта истина, навсегда останется призрачным миражом, приблизившись к которому однажды, мы, не выдержав ее откровения, навсегда прекратим  блуждание в этом мире, так и не получив ответа на главный вопрос… Но даже и тогда, когда не будет нас с  забавно  - суетной   попыткой  познания, истина, словно и не замечая  усилий  наших, и не взирая  ни на какие  хлопоты  и  старания, просто останется той недостижимой сферой, которая из века в век будет притягивать к себе все новых и новых искателей жемчуга.

  Мне кажется, что примерно такие мысли могут вызвать у многих стихи Анатолия Страхова.
 Они биографичны?
 Без сомнения!
 Можем ли мы увидеть за строчками хоть какое-то очертание реальности?
 Пожалуй, нет.
 А между тем,  автор сообщает о себе очень много. Но это многое он так умело упаковывает, что вы не обнаружите узелков не только с изнанки, но и на лицевой стороне не приметите ни одного небрежного мазка, словно он так отлессировал живописное полотно,  в кровь стерев свои  тонкие пальцы, что  еще больше следов оставил на сердце, откуда и брал   обожженные временем сюжеты.
 А потому и не случайно, что

 Сколоты пальцы…

 И лютня, не выдержав вековой нагрузки, сломана тоже. И нет привычного рядом – того инструмента, с которым многие версты пройдены. А пройдено, действительно, много:

 Тысячи вёрст по земле.
 Столько же небом…

    Версты  многое могут поведать о каждом из нас, потому что никуда  не исчезает информация, однажды записанная  нами на километровую ленту времени.
 И стоит ли искать за строчками какой-то потаенный смысл, конкретностью нарушая тот колорит эпохи, который очень трепетно и деликатно пытается воссоздать в своих миниатюрах автор?
 Можно предположить, что за строкой скрыты и совершенно реальные вехи биографии…
 Но так ли они важны на самом деле?
 Не важнее ли то состояние, которое передает  автор, являя нам своих лирических  героев?
  Так, не зная реального, мы имеем очевидное.
 Первая строфа «Странника», начавшаяся вопросами и завершившаяся ответами, погружает читателя в то состояние души, на  котором я настаивала в начале.
   Мы попадаем под впечатление, предложенное   поэтом в виде очень яркой, совсем не потускневшей со временем картинки, которая при том, что    сочно написана  маслом, оставляет в памяти  читателя еще и  акварельно – размытое  впечатление от души самого поэта – очень трепетной и нежной, хрупкой и  ранимой, сравнимой разве что со следом  возле  легкого облака  воздушных  движений лебединых крыл.
 Это есть впечатление…
                Импрессионизм души…

   Что мы еще узнаем о Менестреле-страннике?

 Возраст не ясен. Цвет глаз
 карие с серым...

 Неожиданная подробность, разбивающая иносказательную канву его притчи?
 О чем это я?
 Мне захотелось увидеть глаза автора и я поверила  тому, что написано?
 Пожалуй…
   Я смотрю на героев Брейгеля в  лежащем передо мной альбоме, и мне кажется, что поэт просто описал одного из них?
 Возможно…
   А насколько близко к друг другу обе версии в моем прочтении?
 Видимо, близко. Потому что деталь, уточняющая цвет глаз Менестреля-Странника в таком маленьком стихотворном пространстве все же случайной быть не может. Как и возраст, в оценке которого автор, чуть приоткрыв свое лицо (глаза называют зеркалом души!), снова уходит от прямых ассоциаций и сообщений, потому что возраст – штука совсем непонятная, иногда идущая вразрез с теми цифрами, которые имеет, иногда – параллельно, иногда – совпадая.
 И если глаза являются зеркалом души, то чем является возраст для человека, понять не всегда можно. Иногда цифры лет могут существовать отдельно от их носителя.
   Вероятно, говоря о том, что «Возраст не ясен», поэт, сам удивляясь несоответствиям,  и желает  поведать  нам о тех противоречиях, которые очень часто заставляют как-то особенно протяжно заныть под ложечкой, а размеренный ритм фразы еще и прибавляет усталости его любимому страннику, которую оттеняют мятый бумажный плащ и сумка из перьев.
   Не здесь ли кроется  ответ на вопрос, «Кто я?», скорее, риторически заданный в самом начале?

 Странник без веры
 В мятом бумажном плаще
 С сумкой из перьев.

 Свалены в кучу
 Старые вещи. Мешок
 Тоже не новый…

      Мне не хотелось бы сейчас срывать  пыльник с плеча Менестреля-Странника, потому что сегодня, так уж сложилось в его жизни после земного и небесного внедорожья, этот скромный  плащ не только укрывает его обнаженную душу, но, что еще важнее, и греет ее, давая то тепло, которое ему и необходимо сейчас, и дорого, и без которого могут потухнуть его  удивительные глаза – карие с серым.

   Странник без веры…

   Что же касается веры…
   Очень часто нам кажется, что, однажды столкнувшись с предательством на  пути, мы навсегда теряем тот стержень, который должен держать нас не благодаря, а вопреки всем катаклизмам. И есть ощущение блеклости красок и бесцветного звука. И думаешь, что никогда (ужасное слово на самом деле – «никогда!») уже не обретешь ни понимания, ни веры, не сможешь отозваться на чью-то боль, а еще страшнее – разделить чью-то радость. Так бывает…
   Но мы позволим себе не задерживаться на этой строчке, чтобы не нарушить своим пристальным вниманием того священного таинства, который каждый в душе имеет. И чем дальше оно, это таинство, именуемое верой, от глаз посторонних, и чем меньше оно обнародуется, и чем реже им прикрываются, как заношенной вековой одеждой, тем, очевидно, прочнее и искреннее сама вера в человеке.
 Она есть у каждого.
 Смею думать, что не лишен ее и идущий по переполненным дорогам     Менестрель-Странник.
    Она есть у него.
    А потому ему есть, что прятать в своем сердце.
    Пусть так и будет.

    А мы еще раз посмотрим на ту картинку, которую сотворил для нас автор.
  Последние две строки «Странника» уже вне наглядного изображения. (Вспомним Марину Цветаеву с ее автобиографичным «Красною кистью»).
   Тот же случай. Автор переносит акценты с видимых (где есть запах, вкус, цвет) на иные способы воздействия на наше восприятие.
 Анатолий  Страхов достаточно прорисовал своего героя, и теперь может позволить себе  только дать информацию.
   Но какую!

 …Осень придумаю и
 Листья желтеют.

 Серые тучи
 Тянутся к свалке, а мы
 Думаем: к морю…


  А теперь вернемся чуть назад – к мятому бумажному плащу, сумки из перьев( единственное, из чего и мог сейчас ее сделать Менестрель - Странник!), и к «безверью», которое, конечно же, придумано, как и осень, и желтые листья.
    А еще раньше нас остановил вопрос «Кто я?»
   А потом мы повстречали Менестреля и заметили сходства двух путников.
   И еще «придуманная осень» отраженно касается «неясного возраста», и касается именно ПРИДУМАННЫМИ лучами, ЗАСТАВЛЯЮЩИМИ желтеть листья, вопреки, казалось бы, такому не осеннему периоду в жизни Менестреля .
   
   Мне думается, что в тему Менестреля-Странника совершенно естественным образом мог бы влиться и  ЯСный  «Рембрандт»  http://www.stihi.ru/2010/08/24/1439,
 написанный поэтом  в традициях старой голландской  живописи, мастером  торжествующего света которой современники  называли  Ремрандта. И Анатоль Страхов, вслед за великим маэстро, из  тайников света, которые  небольшим пятном сияют в окружающем мраке,  извлекает еще одну маску, которую, возможно, примерил однажды и  странствующий Менестрель, а примерив, положил ее в свой не новый мешок, оставил до поры, чтобы сегодня, спустя время, показаться нам через световую палитру великого живописца  и сказать еще несколько очень важных слов, звучание которых обязательно должно будет что-то задеть в струнах трепетной души читателя. Во всяком случае, так хочется думать.

 ***

     Уже очень поздно. И  театр совсем опустел…
 Лампы потушены, свечи отдали свой аромат кулисам и отдыхают до поры. Из зазеркалья   ушла  суета вечернего представления.
 Зрительный зал покинули последние голоса и ускользающий шепот.
 А где-то в кулисе одиноко лежит треснувшая лютня – не та ли самая, о которой тосковал некогда проходивший мимо Менестрель-странник?
 И перышко…
 Кажется, оно выпало из той сумки, в которой Странник хранил помятый бумажный плащ. 
 Я захотела поднять его, чтобы сохранить на память, а оно в моих руках превратилось в хокку.
 Хокку птичьего перышка. http://www.stihi.ru/2010/09/11/2044 , которое уже никогда не исчезнет.
 Даже если еще больше устанет от дорог Странник,
 а Менестрель позабудет слова некогда любимых им песен.
   Но НИКОГДА не потемнеют от   времени   полотна Рембрандта, потому что в таинстве его красок  отраженным светом  НАВСЕГДА  останется   бессмертный  ФА МАЖОР   бесконечно солнечного Моцарта.
  Пусть так и будет…

 Я тайнописи чувствую шаги…

 Это о поэте Анатолии Страхове.
 Здесь гораздо меньше слов, чем во всем моем трактате о нем.
 И здесь о нем, может быть, гораздо больше, чем во всем моем трактате…
 ***
 Данте-сонет

 Я тайнописи чувствую шаги –
 Они скрывают очертаний меты…
 И  слышу голос – он остался…
 …………………………………Где-то
 Потерян  след заоблачной пурги,
 А легкий вздох печального сонета
 Рождает отзвук давнего рассвета,
 Когда не думал Данте про круги,
 А убежать хотел  к потокам света,
 Не ожидая от него строки
 И принимая в дар лозу терцета.
 Хотел ли он оставить след поэта?
 Не выставляя вирши на торги,
 Случайно стал заложником сонета,
 Отдав звучанье сердца за долги.

 18 – 21.10.2010


 В тему:http://www.stihi.ru/2010/10/18/7051