Перестройка - длинноватая шутка

      
Отдала зарплату мне девочка кассирша
По полста купонами, а не по рублю.
Я полдня, без малого, на карман косился –
Деньги есть и место есть, но один не пью.

Так всегда: как хочется – все куда-то денутся,
Но решил я мысленно, вроде просияв:
Надо перестроиться, значит – переделаться,
Как в газетах пишется – начинать с себя.

Наливал тихонечко на окне за шторою,
Заедал сухариком, прячась под столом.
А за пятой порцией – вот тебе история!
Оказалось все-таки, что сидим вдвоём.

Думал, померещилось и пощупал за ногу:
Теплая, обычная в волосах нога.
Даже улыбается, предлагает заново,
А на морде – точно я, если б не рога.

Наливали заново, наливали поровну,
Думали в полголоса каждый о своём.
Вдруг гляжу – он бороду вытирает шторою.
Это же казенное, это ж не твоё!

– Мы не дома, – говорю, – мы же в учреждении
Тут не место, – говорю, – для таких затей,
Ты хоть и рогатое, но по убеждениям
Отличаться должен от западных чертей».

Я в календаре ему показал распятие,
Думал, окочурится сразу от Христа.
 Он газету тычет мне, где про демократию:
«Что хочу, то делаю, нынче только так».

Я аргументирую истину понятия:
«Для таких, как вы, еще послаблений нет».
Он тогда залез на стол: «Вот – те демократия,
Вы пока подумайте, а мы уже при ней».

Мы теперь и при Христе в полной безопасности,
Он когда-то загрязнил целый водоём.
Всё расскажем про него по законам гласности,
А потом, гляди еще, переизберем.

Ты со мной, к примеру, пьешь, если взять
критически,
Значит, парень ты хорош, да и свой притом.
Вот тебя и изберём по демократически,
Все, считай, одобрили: быть тебе Христом.

А но поручению, так сказать, от имени
Мы письмо открытое в прессу подадим
И телеграфируем патриарху Пимену,
Как Христоса нового выбрал коллектив.

А на этой должности и по праву господа
Впишешь изменения в новый их завет,
Среди наших выберешь сколько хошь апостолов,
Сформируешь истинно новый кабинет».

Тут уж я не выдержал, тут уж я, как водится,
По - принципиальному выставил вопрос:
«Со святым писанием, это всё не сходится,
Так что сгинь и пропади если я Христос».

Он мне улыбается как-то саркастически,
Спорщик он, что надо был, все слова при нем:
«Вы ведь поступаете волюнтаристически,
А подобных методов мы не признаем.

Всё у нас продумано, так замнём для ясности.
Мы к любым писаниям что-то подберём.
Выберем Иуду вам для поддержки гласности,
Он свершит предательство, а мы вас разопнем.

И сфотографируем, чтоб на иллюстрациях
Видел каждый человек твой печальный лик.
Но с тобой практически ничего не станется:
Создана история – и никаких улик.

Правда, все избранники с этаким усердием
Убирали сразу всех, тех, кто знал о них,
То есть, избирателей, то есть, бывших преданных,
А потом в апостолы сунули своих.

Но теперь умнее мы и намного бдительней,
От сознанья прошлого нету больше сил,
Ты меня возьмешь к себе первым заместителем,
Чтобы культа всякого я не допустил.

Хватит уже вкалывать на зарплату плёвую,
Хватит в преисподней нам жить как взаперти,
В рай переведёмся все на работу лёгкую,
А в аду, естественно, штаты сократим.

Грешник, он как праведник – все на рай охотники,
От мучений адовых польза до поры,
Перевоспитают их райские работники,
Будет экономия леса и смолы».

Так он поясняет мне, снова выпить тянется.
Тут я точку зрения выложил свою:
«Тот, кто чёртом сроду был, чёртом и останется,
А по штатам нынешним нет чертей в раю».

Закричал он: «С нас уже сняты все проклятия!».
И взбежав копытцами по моей спине,
Прыгнул мне на голову: «Вот вам демократия,
Вы пока подумайте, а мы уже при ней».

Еле я стряхнул его, аж в мозгах заклинило,
Добежал на главпочтамт из последних сил
И телеграфировал патриарху Пимену,
Чтобы злодеяния тот не допустил.

И уснул как ангел я, господом помазанный,
И во сне я, кажется, был у райских врат,
А когда проснулся я, оказался связанным,
Два сержанта, а в ногах – местный психиатр.