Черепочки

-- Катя? – удивился Макаров, в темноте наткнувшись на фигуру у своего
подъезда. Он возвращался с продуктами из магазина, а у домофона дежурила
его одноклассница, с которой он уже лет пять как не общался и даже
не переписывался, ибо она не появлялась в социальных сетях.

-- Максим! – девушка была явно рада, она собиралась звонить по
домофону, - а я хотела с тобой поговорить, да забыла номер твоей квартиры.

-- Какими судьбами? Как жизнь? – выпалил Максим подходя вплотную и
мысленно благодаря Господа, что она не набрала верный номер. Жена у него
крайне ревнивая и из ничего может с лёгкостью раздуть скандал
космического масштаба. Задержись он подольше у колбасного прилавка,
нынешний вечер мог превратиться в скрупулёзное выяснение того, кем
он является Катерине Авдеевой, и одним битьём посуды дело вряд ли
ограничилось бы.

-- Максим, я в беде, - застонала одноклассница, - у меня сейчас мало
времени на объяснение ситуации, но мне угрожает смертельная опасность.

-- Что? Что случилось-то? – интересовался Максим, встревоженный таким
заявлением, замечая, что по лицу девушки текут слёзы.

Она всхлипывала:

-- Мой муж хочет меня убить. Мне больше не к кому обратиться с просьбой…
я ночью уезжаю к сестре в деревню…- казалось, она вот-вот разрыдается.

Макаров поставил пакет с продуктами на асфальт и обнял Катю, размышляя,
не засечёт ли из окна его жена. Но нет, бетонный козырёк скрывает их.
Да пусть попробует что-нибудь разглядеть в таком мраке. Целую неделю
лампочку у подъезда заменить некому!

Сквозь слёзы Катерина продолжала дрожащим голосом:

-- Мой муж поклялся меня убить!

-- О, ты всё-таки вышла замуж. Мы не виделись целую вечность.
Что произошло? Почему?

-- Я кое-что натворила, а он не из тех, кто прощает. Он работает на
секретном объекте, и запрещал мне общаться с друзьями. Максим, только
тебе я могу довериться. В этом городе у меня больше никого не осталось,
папа умер год назад. Я поеду к сестре в деревню на неделю, надеюсь, этот
урод Маслов не последует за мною.

-- Так в чём дело? Что случилось? Почему он желает разделаться с тобой?

-- Прошлой ночью он притащил домой коробок и спрятал его от меня в комнате.
Он часто приходит поздно, но я всегда просыпаюсь. Я видела, как он
проскользнул в зал и спрятал коробку там. Обычную коробку, как из-под обуви.
Потом лёг рядом. Мне стало жутко интересно, что он там скрыл. И, когда
он захрапел, осторожно направилась в зал, взяла деревянный ящичек и
на цыпочках пробралась на кухню, чтобы разглядеть находку. Внутри
что-то было, какое-то живое существо, или существа. Я включила свет
и раскрыла ящичек, - Катя содрогнулась всем телом и вцепилась в плечи
Максима. Он погладил её по голове.

-- Что там было?

-- Там находились какие-то живые твари. Но, включив свет, я уничтожила их.
Всех до единой. Они сгорели. Лишь остались маленькие скелетики!

-- Скелетики? – Макаров почувствовал себя санитаром или врачом
в психиатрической клинике, выслушивающим жалобы местного психа.

-- Много скелетов. Маленьких, крохотных человеческих скелетов, - замогильным
голосом произнесла Авдеева, перестав хныкать. – И их убила я, включив
свет на кухне. Видимо, свет лампы был им  категорически противопоказан.

-- Ну, с кем не бывает… ты же не знала, - успокаивал Максим, уже желая
отделаться от сбрендившей одноклассницы, внезапно объявившейся с нелепым,
фантастическим рассказом. Что же ей нужно от него?

-- Чем я могу помочь? – заставил себя выдавить он, теряясь в догадках,
чего же хочет его бывшая школьная любовь.

Она настойчиво взглянула ему в глаза:

-- Когда муж узнал, что я натворила, он пришёл в бешенство. Он сыпал
проклятия и сказал, что мне не жить. Он собрал останки, а черепа положил
в баночку. Что он собирался делать с ними, я не знаю, но мне удалось
выкрасть баночку и сбежать. Этот предмет – гарантия того, что Маслов
не прибьёт меня сразу, как отыщет. Ему придётся поторговаться со мной.
Поэтому я хотела, чтобы ты подержал банку у себя с неделю, пока я буду
у сестры. Там мы что-нибудь решим, и придумаем, как использовать этот
козырь в переговорах. Ты не знаешь, какой Маслов страшный человек!
За четыре года он избивал меня сотню раз из-за сущих пустяков.
Но в момент, когда он произносил эти ужасные слова «теперь тебе не жить»
я ничуть не сомневалась в его намерениях, и в этот же вечер сбежала
с этой фигнёй.

Она достала из сумочки пятисотграммовую стеклянную тару, наполовину
заполненную каким-то горохом. Приглядевшись, Максим обомлел: в банке
находились миниатюрные человеческие черепа! Он с превеликим трудом
удержал рвущееся с языка грязное слово, выражающее в его лексиконе высшую
степень удивления.

-- Господи, где же он работает? Какие эксперименты он мог проводить?

-- Он никогда ничего не рассказывал о службе, а я боялась спрашивать.
Да и вряд ли бы он ответил что-нибудь. Максим, я прошу тебя, возьми её
на неделю. А я приеду с сестрой и заберу.

-- Хорошо, давай, - Макаров принял банку, с благоговейным любопытством
разглядывая перекатывающиеся в ней охристые костяные головки с
малюсенькими глазничками и челюстями.

-- Спасибо тебе. Если через неделю я не появлюсь, звони смело в полицию,
значит, Маслов меня достал, и черепочки не пригодились. Не бойся, я
ни за что тебя не выдам.
Она шмыгнула носом, шустро поцеловала озадаченного пособника в щёку и,
отчаянно цокая каблуками, скрылась за домом.


                ;          ;          ;


     Максим поднялся в квартиру, не представляя, как замаскировать склянку,
прятал её в пакет так и сяк и, наконец, просто сунул в рукав олимпийки.

-- Почему так долго? – с подозрением спросила Ася, хмуря бровки.

-- Да так, знакомого встретил, разговорились…- хладнокровно отозвался
Максим, разуваясь и протягивая пакет с продуктами.

Взяв пакет, жена прошлёпала на кухню и оттуда шипела, как можно тише,
чтоб не разбудить уже уложенную в кровать дочку:

-- Макаров! Я за тобой слежу, ты у меня под прицелом! Упаси бог, если
мне доложат, что ты к кому-то ходишь…

Он поплёлся переодеваться и, в тысячный раз выслушивая параноидальный
бред жены, попутно поставил баночку в стенной шкаф, прямёхонько между
тёщиными закрутками солёных огурцов и лечо.

     Cледующие два дня показались Максиму пыткой. Дело не в вечных подозрениях
супруги, совершенно безосновательных. Утром в ушах стоял такой писк,
словно сотни взбесившихся мышей пытались донести до него какую-то
информацию. Звук был хаотичным, раздражающим, иногда протекающим с
ритмическими изменениями параметров. Заткнув уши, Макаров с прискорбием
отметил, что звук рождается внутри головы. Асе не стал об этом говорить,
а принял решение на ближайших выходных податься к знакомому
невропатологу, что он посоветует. Может, переутомился, или жена вконец
допекла.

Через сутки сделалось хуже: пульсация усилилась, и из мышиной какофонии
он исхитрился выловить некоторые человеческие слова: «Верни!», «Отдай!»,
«Это не твоё!». Максим перепугался. Уж не галлюцинации ли начали его
преследовать? Он тайком проверил банку с черепами, этот будоражащий
воображение артефакт. Именно с его появлением здоровье Максима пошатнулось.
Он лихорадочно анализировал недавние события; без конца нудящая жена,
идиотичные соседи вряд ли могли настолько ухудшить самочувствие. Такому
негативному воздействию его мозг и психика ранее не подвергались. Банка!
Всё дело в ней!  Его осенило!
А вдруг с ним пытаются выйти на контакт и принудить его вернуть украденные
головы, варварски отделённые от тела? Но кто пытается? Душонки
сгоревших мальчиков с пальчиков?! Абсурд! Чушь несусветная! А куда
их вернуть? Кому?

-- С тобой всё в порядке? – беспокоилась Ася.

-- Да, в полном, дорогая, - Максим решил не показывать виду и дождаться
Катю. А если её не будет, выбросить склянку в мусоропровод, и уже
после отправиться к врачу, подлечить нервишки.

Спустя ещё день Макаров заметно изменился, вид у него был болезненный
и измождённый: появились мешки под глазами, даже не мешки, а целые
туристические рюкзаки, лицо посерело, осунулось. В мозгу то и дело
требовательно звенел целый хор садистов. «Верни нам то, что тебе
не принадлежит!».

-- Куда я вам их верну?! – восклицал мысленно Максим. – Куда идти?
Скажите, вашу мать! На Кудыкину гору? Где этот ублюдочный Маслов живёт?
В пень его и вас вместе взятых!

Но карликовые изуверы настаивали на своём, продолжая угрожающе повторять
одну и ту же мантру: «Верни наше!».

-- Да пошли вы! – заорал Максим, испугавшись собственного звериного вопля.

-- Ты чего на работу не одеваешься?

-- Я взял отгул.

-- Что-то у тебя вид какой-то неважный. Сходи в поликлинику,
что ли, - заботливо рекомендовала жена.

-- Завтра схожу.

На ночь супруга не пустила в кровать, пришлось тащиться в зал на старый
продавленный диван под аккомпанемент гнусных визгливых речей в голове.
По всей видимости, они возбуждённо ехидничали.

 
                ;          ;          ;

     Макаров с трудом разлепил опухшие закисшие веки. Окна пронзил яркий,
бьющий по глазам рассветный луч. Голова раскалывалась и гудела,
будто всю ночь в темя долбил отбойным молотком адский гастарбайтер.
Нечеловеческий писк в ушах вернул его в отвратительную действительность
и ввергнул в пучину безысходности. Казалось, лилипутские голоски
то и дело хихикая, горланили заупокойные песни. Макаров сел на диване,
растирая пульсирующий череп, готовый взорваться и живописно забрызгать
обои мозговым веществом. Физическое и моральное состояние никуда не годилось.
Надо срочно идти в поликлинику. Он встал и, пошатываясь Колоссом
на глиняных ногах, направился к шкафчику. Там лежали кое-какие лекарства,
только горсть обезболивающих таблеток могла сейчас спасти положение.
Поравнявшись с аквариумом, он увидел нечто такое, отчего ему сделалось
значительно хуже, хотя, казалось бы, хуже некуда. Все до единой рыбки:
и барбусы, и скалярии, и даже его любимый сомик плавали кверху пузом,
безголовые и грустные.

-- Чёрт бы побрал!.. – выругался Максим в пустоту, ничего не соображая
и присаживаясь на корточки, чтоб не шмякнуться на ковёр. Штормило
чрезвычайно. Голоса заверещали ещё резче и противнее. Уродцы очевидно
захлёбывались истерическим смехом. Он тяжело задышал и, превозмогая боль,
раздирающую мозг, нырнул в аптечку. 

-- Проклятие!.. - шипел он сквозь зубы, - где этот долбанный Нурофен?!

Препарата не было. Лекарственные средства от мигрени закончились
в самый неподходящий и жестокий момент. Чувствуя каждый шаг, отдающийся
в черепе болезненными вспышками, Максим поплыл к жене в спальню. Именно
поплыл, стараясь производить как можно меньше движений, и как можно
мягче ступать по холодному ламинату. У неё в тумбочке всегда лежали
припрятанные таблетки, частенько её мучили то мигрени, то различные
женские боли. Он легонько толкнул дверь и вошёл в тёмную спальню.
Окна жена перед сном всегда зашторивала. Скорее всего, она ещё сладко
спала, покоившись на боку и укрывшись с головой одеялом. Супруг небрежно
запустил дрожащие руки внутрь тумбочки. Попадалось всё что угодно:
ватные тампоны, бигуди, горы тюбиков с кремом загадочного предназначения,
скрабы, маски, но не было ничего, хоть отдалённо напоминающего
таблетку от головной боли.

-- Дьявольщина! – от досады застонал Максим. Злорадный писк в ушах
набирал громкость, грозя травмировать барабанные перепонки.

-- Да заткнитесь вы! Ася! – взмолился он и с надеждою пополз к жене
по заскрипевшей от его веса кровати, именно так морж двигается
по тонкому льду. – Ася, нет ли у тебя обезболивающего? Я знаю,
ты его где-то прячешь.
Он положил ладонь на торчащее из-под одеяла молочное колено и нетерпеливо
похлопал по нему. Жена не реагировала.

-- Ася, - канючил Максим, чуть не плача. Страдания вдруг превратили его
в ребёнка, капризного и надеющегося на маму.
Ася по-прежнему лежала бревном и даже не сопела.
 
-- Аська, что ль?! Твою мать! – он не выдержал и, как старослужащий
с нерадивого салаги, сорвал одеяло с равнодушного к его мучениям тела.
Жуткая картина, представленная его вытаращенным глазам, выдавила из него
последние остатки надежды и жизненных сил, которые ещё подпитывали его
пошатнувшуюся психику. Не в состоянии ни закричать, ни двинуться от
неописуемого испуга, Макаров, раззявив калошей рот, увидел свою
супругу: её корпус, тонкую шею и… пустоту на подушке! Головы не было!!!
Не было!!! Шея совершенно ровная, без кровавой бахромы, торчащих
позвонков! Никаких следов насильственного отделения: отрубления,
отрывания, откручивания, откусывания! Даже никаких следов крови!
Боже мой! Голова будто бы и не вырастала вовсе!!! Или выпала,
как молочный зуб дочки! Дочка!!!

Он схватился за кольнувшее сердце и, кувыркнувшись с постели, рухнул
на пол травмированным неповоротливым баулом. Победоносный визг 
чудовищных созданий в ушах норовил загнать в гроб или свести с ума что,
в сущности, одно и то же.

-- Мила!

Максим, сжимая левую часть груди, на корточках полз к двери детской.

-- Доченька! – срываясь на хрип, он задел плечом столик в коридоре и
завалился на бок, точно смертельно раненный кабан, тщетно хватая воздух
осклабившимся ртом. Со столика скользнула банка, бог знает, откуда
взявшаяся, и с грохотом разбилась об пол, разлетевшись на мириады осколков.
Свет померк, и Макаров уже был не в состоянии обратить внимание на то,
что вместе со стеклом довольными фасолинами раскатились желтоватые
миниатюрные черепа, в безжалостном хохоте клацающие своими крошечными челюстями.