3 октября

Я сгину в пасмурности глаз, в сереющем, отглаженном велюре, меня в простроченный карман  в изрядно скомканной купюре.

Мол повзрослеешь – так вылазь.

На мир сквозь джинсы надо, крошка, а то пестришь как темный чай затейливо – витиеватой брошкой на пресловутом “не скучай”,

с которым все еще не свыклась.

“Куда тебе своей ордой на стены толщеной в границы, с которых стрелы чередой в твои последние страницы измученных, ошпаренных стихов.

Не лезь и кости не ломай о металлические сваи, которые не первый май таскают на себе трамваи.

Им никогда не вывести изысканных штрихов”.

А я, сворачиваясь пеной, несусь на старый волнолом, сдерая шаткое, живое и что-то вроде “поделом!” – кричат портовые бродяги.

На суши жабрами вздымая - я оглушенный взрывом кит, и острие в бока вонзая, поймут, что жизнь во мне кипит похлеще вычурной бодяги.

Меня стащили простыней с моей уютной, ветхой ложе, и на веревки – застывать до самых дыр на светлой коже, до самых искаженных рам.

И вот сухая словно лист, я очерствею к пылким фразам и, остывая раз за разом, отдам себя небесным докторам.

В карманах горсть – поваренная соль, ей славно притор заедать, мой старый шарм – твоя Ассоль, и мне осталось вусмерть ждать когда и мой взметнется парус.

Когда придется гнев седлать, хватать узды, пустые ножна, и ,Господи, как это сложно все время воевать за то, чего коснуться невозможно.

А ты, по-прежнему, непрошибаемый Икарус.