Джеймс Гудвин

В этом городе, почти изумрудном, по умолчанию все маршруты, обходные пути не случились  - я всю карту до дыр затрепала. Я исправно встречаю тебя, Джеймс Гудвин, и, по правде, уже устала.

Мне трясинно и очень вязко размышлять о твоих словечках, с кем ты ласково, с кем ты резко, для кого у тебя есть дело.

Кто дежурные в лазарете? Посмотрите, пожалуйста, поскорее: Чем там меня задело? 

Ты великий, самопровозглашенный, ты одаривал неких и сердцем, и разумом, и отвагой, да чего уже там, и домой помогал вернуться. Мне же сталось скулить брошенной в дождь собакой, вечным странником, что всякий раз норовит запнуться.

Я же танец могу и чечетку, я могу февралем и апрелем, даже залпом могу, а в итоге? Пришлым мальчиком босоногим у околиц твоих робею.

Мне бы тропы к тебе повыжечь, чтобы ходу совсем не стало, чтобы, там где сейчас обрывки, пропиталось и отрастало. Мне бы встречи с тобой выдавались разрешниями сената, чтобы в сердце медвяный сироп, а не рубленная стекловата.
Разреши мне своим путем, хоть пешком, хоть в своей арбе, чтобы солнце слепым лучом - и не думалось о тебе.

Я бы стала на скрипке играть, здраво мыслить и шить одежду, а не странствовать, много лгать и искать у тебя надежды.