Картины Джобсиады. По В. Бушу

Картины Джобсиады

(Карлу Арнольду Кортуму, автору Джобсиады)
(второе издание)

Во мне и радость, удивленье,
Я — у дорожного столба;
И скачешь ты через столетье,
От скачки «пляшет» голова.

Я шляпу пред тобой снимаю,
Ты раскрываешь кошелёк,
Тебе я радостно внимаю,
Монеты сыпешь в котелок.

Наездник крепкий, знаешь дело,
Красиво ты сидишь в седле,
Цок, цок копыта — едешь смело,
Качаешься чуть налегке.

1

Чтоб описать мне всё подробно,
Здесь всё готово для того,
Зарисовать мне, чтоб удобно,
Жизнь господина одного.

Всю жизнь его, любовь, ученье,
(Набил я трубку табаком),
Конечно же, его мученья
Спокойно описать пером.

А также всё, что в жизни нашей,
Что происходит иногда,
Зовётся жизненною «кашей»,
Встречается и не всегда.

Пред нами Джоб — он наш сенатор,
Он сына будущий отец,
А вот и фрау Паппельплаттер,
С которой шёл он под венец.

Теперь она его супруга,
И до сегодняшнего дня,
Имеют дочь лишь для досуга,
Желает сына вся семья.

Однажды сон приснился странный,
Но, слава богу, сгинул сон,
Родился будто нежеланный,
Предмет какой-то, скрючен он.

Как будто тельце в виде рога,
Кривую трубку родила,
Спросить бы надо бы у бога,
За что судьбу таку(ю) нашла.

О радость! Через три недели
Младенец Джоб увидел свет,
Они так быстро пролетели,
Его все ждали много лет.

Наследник, будущий владелец,
Как рад сенатор был, отец,
Здоровый чудненький младенец,
Случилось чудо, наконец.

И все родные и кузины,
Спеша с обычной болтовнёй,
Пожаловали на смотрины,
Дарить восторг, конечно, свой.

Когда счастливая мамаша,
Поведала родным свой сон:
— О, боже мой, какая каша,
И что же означал бы он?

Не каждому дано такое, —
В словах той гостьи — твёрдый тон:
— Такое счастье золотое;
И ей другая, словно звон:
— Сну можно верить лишь настолько,
Природы он явленье только.

2

Ему такое имя дали,
Решил семейный их совет,
Его Хиронимус назвали,
Такое и не видел свет.

Малыш всегда был всем доволен,
Но мухи мучили его,
(Он не был соской обездолен),
Ребёнка облепив всего.

Себе помочь не мог, конечно,
И соска выпала из рта,
Встречают муки плачем вечно,
Им соска стала так сладка.

К нему вбежали папа с мамой,
Зацеловали малыша,
Повержены такою драмой,
Его покинув не спеша.

Но вот пора идти учиться,
Семь лет минуло позади,
Но надо ж было так случиться,
В науку он не мог «войти».

Его апатия к науке,
Такой у мальчика недуг,
Ученье для него лишь муки,
С наукой он совсем не друг.

Он мух ловил учёбы вместо,
Намазав руки все слюной,
Он занимал напрасно место,
Он был к науке, как больной.

Он делал всё, чтобы развлечься,
А от учёбы, чтоб отвлечься.

Он ректору устроил пакость,
Отрезал клок волос своих,
Придумал же такую гадость,
И в трубку затолкал он их.

Вот в класс заходит уж учитель,
Набитой трубку видит глаз,
Сияет весь его мучитель,
Вот тут потеха будет счас.

И после нескольких затяжек,
Он трубку тут же раскурил,
Но запах от волос говяжьих
Его всё нутро охватил.

Вскочил он с места возбуждённый,
Косичку он его схватил,
Учитель просто был взбешённый,
Он чуть мальчишку не убил.

Конец косички был отрезан,
Всё понял ректор, наконец,
Наш Хиронимус был истерзан,
Всем шуткам тут настал венец.

Бить начал трубкой негодяя:
— Ай, ай! Какой же ты дурак;
Всю дурь с него как бы сбивая:
— Ты шутишь очень мерзко так.

Втянул на стол лицом в чернила,
Ему он вынес приговор:
В учёбе мальчик — просто сор,
Да так, что трубка вся почила.

3

Бакс — ректор повторял лишь часто:
— Насмешник — юноша, ленив;
И уверял их не напрасно:
— Он — грешник и ещё спесив.

Не соглашались папа с мамой,
Их сын не может быть таким,
Не может кончиться всё драмой,
Сынком он слишком был любим.

Ведь фрау в памяти хранила
Свой сон счастливый о трубе,
Она цыганку пригласила,
Чтоб убедиться в той судьбе.

Цыгане ж твёрдо знают дело:
— Рождён под знаком кто трубы;
Она и предсказала смело:
— Тот станет сыном всей земли.

Больным он будет утешитель, —
Уверенно можно сказать:
— А злых он будет укротитель,
Один он будет предрекать,
Ему — другие все внимать.

Остаться чтобы в чести в свете,
Решенье приняли одно,
Они в семейном том совете,
Хоть ректор против, но оно:

Ему учёбу всю продолжить,
Священником он может стать;
И даже в праздник Пасхи может
Домой вернуться, отдыхать.

Из дома он уехал тайно,
Чтоб праздник где-то провести,
С собой дукатов взял изрядно,
Слугу держал с собой в пути.

На первой станции почтовой,
Упряжки в ожиданье новой,
Попутчик был на вид — старик,
Приличный вид, большой парик.

Окинув дружелюбным взором,
Завёл приятный разговор,
Они сидели благо рядом;
Играл в нём молодой задор.

Он в карты начал с ним играть,
Чтоб как-то время скоротать.

Ему везло чуть, чуть вначале,
Когда ж раздался звук рожка,
То испытал в игре печали,
Похож он был на дурачка.

Понурый он сидит в карете,
Забившись в угол, удручён,
Он был несчастней всех на свете,
Все деньги проиграл ведь он.

А супротив мадам сидела,
Утешить бедного юнца,
Она так быстро всё сумела,
Который хмур был без конца.

И целовать давала ручку,
Себя позволила обнять,
Конечно же, и целовать;
Нарвался на «хорошу(ю) штучку».

Часы украла из кармана,
Попалась барышня из тех,
Была царицею обмана,
Что утешает нежно всех.

Ямщик был заодно с воровкой,
Дудит в трубу, знак подаёт;
Его «утешила» столь ловко,
Сейчас Амалия сойдёт.

Расстаться жаль ему с девицей,
Любовью наслаждался он;
Среди юнцов умеют «виться»,
И Хиронимус был сражён.

Она покинула карету,
Часы пытался он найти,
А где искать её по свету,
Он нищим стал уже в пути.

Был сделан вывод очень важный,
В делах любовных быть отважным.

4

Но чтобы жизнь понять студенту,
Привыкнуть надо пиво пить,
Он должен, как закону(ю) ренту,
Тоскливо чтоб не было жить.

Наш Хиронимус был привычен,
Напиток сей чудесный пить,
Ещё он в школе ввёл обычай,
С напитком сим всегда дружить.

Он часто посещал пивную
Названьем «Ангел золотой»,
Почти что для него родную,
Где находил всегда покой.

Сидел там долго, пил он много,
Пел песни, трубку он курил,
Всегда засиживался долго,
И оставался он один.

Был пьян к закрытию трактира,
Его и часто гнали вон,
Имел он званье «дебошира»
И был частенько озлоблён.

Тогда в порыве просто гнева
Согнул он сточную трубу,
Чтоб не мешала никому,
Под звуки пьяного напева.

И даже как-то было раз,
Облит помоями в сей час.

Дуэлей был большой любитель,
По шее в ней поймал удар,
Дуэль была его обитель,
К скандалам весь направлен дар.

Любил гулять по набережной,
Чтоб не светила и луна,
Обнявшись с девушкою нежно,
Интим не портила б она.

Родителям «любимым» очень,
Писал он письма часто им,
Не забывал их, между прочим,
«Скучал» он будто бы по ним.

— Немного денег мне пришлите, —
Просил в очередном письме:
— Студенту как бы помогите,
Дукатов двадцать хватит мне.

Чтоб мне с долгами рассчитаться,
Не знаю, что и делать мне,
Отец, вся просьба лишь к тебе,
Нет сил мне, больше уклоняться.

Расходов на учёбу много,
И книги надо покупать,
Себе отказывать во многом
И от друзей не отставать.

Писать письмо уже кончаю,
Сестре моей большой привет,
Желал бы знать быстрей ответ,
Совсем без денег я остался.

Ваш верный сын.

Ответное письмо отца

Ответ отца пришёл такой:
«Любимый сын, родной ты мой,
Твоё письмо я получил,
Не понял я, зачем просил
Ты денег вновь на обученье;
Трёх месяцев ведь не прошло,
Ты полторасто взял в ученье,
Куда же всё, скажи, ушло?

Совсем не знаю, где их взять,
Их нелегко теперь достать;
Ты взял достаточно с собой,
Чтоб всё иметь, мой дорогой!
Я рад, что учишься прилежно,
Ведёшь — порядочно и честно;
Но горько слышать от тебя,
Что просишь денег у меня;
Теперь я буду наблюдать,
Как будешь ВУЗ ты посещать;
Нам в самом деле тяжело,
Добыть ведь денег — нелегко.

П.С. Мне нравится твоё письмо,
Решение моё — одно:
Избавь меня, мой сын, в дальнейшем
От просьб таких, сынок, милейший».

И вот — родителей приказ,
Прибыть домой для объясненья,
Чтоб разобраться без прикрас,
Ему ли продолжать ученье;

Отъезд свой в ВУЗе Хиронимус
Представил, как необходимость.

5

Однажды фрау Джоб, супруга
Свою «чисти;т» служанку грубо,
Та бьёт посуду сгоряча,
Кофейница ей дорога.

А наш сенатор в то же время
Читал газету у стола,
Вдруг сильный треск с отдачей в темя
Раздался тут же, со двора.

Конечно, папа испугался,
Газету выронил из рук,
Вскочил узнать, какой же друг
К нему  сейчас же «приласкался».
Как будто прискакал с испугу,
Загнав под ним свою «подругу».

Джоб не узнал сначала сына,
Толстяк, «расплылося» лицо,
Но радостна была картина:
Встречались снова сын с отцом.

Остался Джоб всем недоволен,
Сын прибыл вовсе без гроша,
Но понимал, что он неволен,
Костюм был плох и — борода.

Отцу за сына было стылно,
Не да;ло чести всей семье,
За сына вид ему обидно,
Все скажут, по его вине.

Но сын ещё придумал ране(е),
Воскресну(ю) проповедь читать,
Совет дал друг ему заране(е),
Чтоб славу в округе снискать.

Переодевшись, как священник,
Он, как дипломник, и был прав,
Дорвался рьяно, как паломник,
Всем в церкви показать свой нрав.

Проповедь Хиронимуса

«Вы все мне люди, как родные,
Я прихожан Вас всех люблю,
Но времена теперь другие, —
Так начал проповедь свою.

Людское нынешнее племя
Забыло добродетель всю,
Несём мы с Вами это бремя,
Как личную судьбу свою.

Её давно уж нет на свете,
Повсюду процветает ложь,
Грех и порок — деянья эти
Не могут в этом нам помочь.

Случиться как могло такое?
Спросить хотел бы я у Вас,
Сейчас и время у нас злое,
Скажу я Вам уже тотчас.

Не слышат люди духовенство,
Позор погрязшим всем в грехах,
В грехах находят лишь блаженство,
Будь прокляты они в веках.

Попасть должны все в преисподню,
Где париться там будут всласть,
Где вспомнят всю свою там ро;дню,
К ним применить нам надо власть.

Всем нам с грехом бороться надо,
Искоренить нам надо грех,
Он явный спутник всего ада,
Иначе он проглотит всех».

Сошёл он с кафедры довольный,
Когда закончил речь свою,
Собою явно упоённый,
Что поразил паству он всю.

Для прихожан всё необычно,
У всех тревожный как бы взгляд,
Такая речь им непривычна,
Как будто в ней какой-то яд.

У всех он вызвал удивленье,
Ведь он сенатора же сын,
Округа всю без промедленья
Ему желала в церкви чин.

6

Экзамен выдержать церковный,
Чтоб получить церковный сан,
В комисьи братии духовной,
Студент-дипломник должен сам.

Экзамен этот приближался,
Серьёзный в жизни это шаг,
А Хиронимус всё боялся,
Не миновать его никак.

Инспектор важный для начала
Четыре раза кашлянул,
Чтоб важность показать сначала,
И на студента он взглянул.

Инспектор кашлянул чуть снова,
Подался чуточку назад,
Весь вид и поза, как основа,
Устроить чтоб студенту ад:

— Я полномочный здесь инспектор
И духовенства я — директор,
Вопрос мой первый Вам таков:
Достиг ли сан священник Квид,
И как он выглядит на вид?
Ответ мгновенно был готов:

— Напиток, думаю, такой,
Смесь сока, сахара, вина,
И крепок очень он собой,
Приятен очень для питья…

В ответе у студента Джоба
Трясётся голова особо,
Инспектор выразил сомненье,
Так значит, он — другого мненья.

Теперь асессор — и с вопросом,
Мужчина важный, с длинным носом;
— Вопрос, милейший Вам таков:
Кто из апостолов — знаком?

— «Апостолы» — кружки такие,
Размером все они большие;
И на пирах, после вкусной еды
Пьют из них парни из нашей среды;
Среды студенческой весёлой,
Среды духовно всё же голой.

В ответе у студента Джоба
Трясётся голова особо,
Инспектор выразил сомненье,
Так значит, он — другого мненья.

Тут же задан текущий вопрос,
Пробормотал его Крагер в нос:
— Вопрос, милейший, Вам таков:
Кем был святой наш Августин,
Чем важен был сей господин?
Ответ мгновенно был готов:

— Не слышал я и не читал,
Другого даже я не знал,
Так звали нашего курьера,
Решалась как моя карьера,
То ректор часто вызывал,
И Августин — сопровождал.

В ответе у студента Джоба
Трясётся голова особо,
Инспектор выразил сомненье,
Так значит, он — другого мненья.

Потом вопрос без промедленья
Герр Криш поставил с наслажденьем:
— Вопрос, милейший, Вам таков:
Состав проповеди каков?

— Две только части та имеет,
Одна — никто не разумеет,
Должна друга(я) понятной быть,
Чтоб не могли её забыть.

В ответе у студента Джоба
Трясётся голова особо,
Инспектор выразил сомненье,
Так значит, он — другого мненья.
 
Герр Бефф, лингвист: «Вопрос готов,
Он Вам, милейший, есть таков:
Кибуц еврейский — что такое?
Понятье нам и не родное.

— Названье то, такое книги,
Где все описаны интриги,
Как путешествие София
В Саксонию своё свершила;
Но бы;ла жёсткой та карета,
Не позаботилась об этом,
Чтоб мягко было ехать ей,
В дороге, сидя много дней.

В ответе у студента Джоба
Трясётся голова особо,
Инспектор выразил сомненье,
Так значит, он — другого мненья.

— Вопрос Вам следу(ю)щий таков:
Есть ангелы в духовном мире?
Раскройте тему чуть пошире;
Ответ мгновенно был готов:
— Не помню ангелов я тех,
Но знаю одного из всех,
«Златой» тот «Ангел» висит у входа,
Пивной названье для народа.

В ответе у студента Джоба
Трясётся голова особо,
Инспектор выразил сомненье,
Так значит, он — другого мненья.

Герр Плотц с вопросом тут подъехал,
С другого мира как приехал;
— Вопрос, милейший, Вам таков:
Состав консилиума каков?

— Когда я в ВУЗе обучался,
На консилиумах встречался,
На них не помню, чтоб когда
Решались экономдела.

В ответе у студента Джоба
Трясётся голова особо,
Инспектор выразил сомненье,
Так значит, он — другого мненья.

Герр Кефер продолжал с опросом,
Как завершающий, с вопросом;
— Вопрос, милейший, Вам таков:
Коснётся церкви он основ:
— Еретиков много в церковных ученьях,
И следуют люди этим влечениям;
Вот секта, к примеру, манихеизма,
Являетесь Вы ли их механизмом;
И сам Вы какой будете Веры?
Поведайте нам Вы, как для примера.

Не знал церковных он основ,
Ответ мгновенно был готов:
— Эти глупые черти верят ещё,
Что пред отъездом заплачу им за всё,
Но этого делать я не намерен,
Я их обману, я в этом уверен.

В ответе у студента Джоба
Трясётся голова особо,
Инспектор выразил сомненье,
Так значит, он — другого мненья.

Когда закончился экзамен,
Был тем экзамен этот знамен,
Отставку сын наш получил,
Её законно заслужил.

Его провал с церковным правом,
Как кандидат, имел он право,
Спокойно всё уже обдумал,
И в Министерство — он задумал.

Но суд церковный единодушно,
Все, как один, были послушны,
Суровый вынес свой вердикт:
Отныне в церковь путь закрыт.

7

Стать священником, надежда
Не сбылась, он был невеждой,
Во церковной всей науке,
Что вселяет только скуку.

Он пошёл искать работу,
То была его забота;
И нашёл такое место,
Чтоб сидеть всё время в кресле:
Секретарь — у старика,
И в именье вёл дела.

В этом к счастью же именье,
(Надо же — тако(е) везенье),
В нём Амалия служила
И теперь как бы ожила.

И сколько сил всех было в ней,
Она любовь ему дарила,
Конечно же, и много дней
Ещё за то благодарила:
Помочь могла вести дела,
Опекала и вела.

Работа быстро надоела,
Работать просто не любил,
Мог провалить любое дело,
Ведь он гулял и много пил.

Он также тем был недоволен,
Хозяин мелочен совсем,
Со службы был за то уволен,
Он надоел в работе всем.

Но поиск продолжал работы,
Работа — важная забота.

8

Но тут подвернулась особа одна,
Была она набожна и очень стара,
К тому же богатой была та старушка,
И нужен был ей ассистент в виде служки,
Молитвы который с нею бы пел,
Конечно, чтобы и петь он умел.

Понравился ей Хиронимус — «трудяга»,
И нашего Джоба пронзила отвага,
Старушке набо;жной во всём помогать
И ассистентом в молитвах ей стать.

Но после проведенных ею попыток,
Не выдержал он тех божественных «пыток»,
Сбежал от неё наш «трудяга набо;жный»,
Он в жизни своей оказался безбожный.

Устал он от поисков новой работы,
Решил о себе проявить он заботу,
В кабак завалился опять по пути,
Чтоб отдых себе за бокалом найти.
Присел он за стол, где двое сидели,
И так подозрительно выгляде;ли.

Ему показалось из этих двоих
Один был знакомый, как вроде, их них;
Отведав солидную дозу спиртного,
Отправился спать от знакомства такого.
А утром, о боже, пропал кошелёк,
А с ним и два друга пошли наутёк.

Хозяин ночлежки  его пожалел,
Сочувствие выразил и повелел,
За денег отсутствие сдать свой сюртук,
Ему чтоб избавиться как-то от мук.

Так полный забот он бродил всё по лесу,
И посылал, проклиная, подряд он всех к бесу,
Внезапно услышал он крики и плач,
И бряцанье шпаги, удары дубинки,
Уже на дороге стоит экипаж,
Достойно то зрелище, скажем, картинки:
Грабителей двое и каждый с дубиной,
В карете, где был господин и со шпагой,
Сошлись они в схватке, удары лавиной,
Наносятся каждому с дерзкой отвагой.

А рядом несчастная плачет жена,
И кучер своё получил уж сполна;
Но палку схватив, Хиронимус отважно
И к месту сражения ринулся важно;
Внезапно напал он с отвагой на них,
Что страхом сковало так просто двоих;
В итоге той схватки — один был убит,
Другой убежал — был изрядно побит.

Но вдруг он увидел, что тот, кто убит,
Его опознал он — то самый бандит,
Который той ночью забрал кошелёк;
Повязка на глаз, что была искосок,
Слетела она и «валялася» рядом,
А он оказался тем самым же гадом,
Который носил, маскируясь, парик,
И выглядел он, как приличный старик.

Но им оказался тот самый мошенник,
Обманом так много он выиграл денег,
Когда Хиронимус наш ждал лошадей,
И в зале том не было больше людей.

Забрал Хиронимус тотчас кошелёк,
Уже поспешил за каретой ходок;
А тот господин, что катился в карете,
Ему благодарен за действия эти.

9 

Случиться надо же такому,
Что пострадавший господин,
Помочь смог Джобу дорогому,
Ведь здесь он был совсем один.

В округе был он попечитель,
Как раз, где нужен был учитель,
В одной деревне школы местной,
И там вакантно было место.

И в благодарность за спасенье,
Учителем герой наш стал
И проявил немало «рвенья»,
Когда он этот пост «достал».

Он ужаснулся, обнаружив,
Ошибку в школьном букваре,
Прочтенье слов, как бы нарушив,
В словах, где буквы кое-где.

Изображён петух там также,
Решил он тоже, что не так,
Замазал шпоры абы как,
И сам был удивлён он даже.

Он усмотрел в рисунке этом,
Что от пернатых — польза свету,
Пририсовав ему потом,
Гнездо с снесённым в нём яйцом.

Глава козла стояла в классе,
Служила и, как инвентарь,
Решил, что это — просто «старь»,
Козла слепил он в полной кра;се.

И после всех нововведений,
(А думал он, что улучшений),
Он начал думать, как ему,
Добавить что-нибудь к тому;
За нерадивость, невниманье
Ужесточить и наказанье.

Крестьяне были недовольны
Нововведением таким,
Они конец довольно вольно,
Нашли мучениям своим.

Бокалы дружно поднимали,
Встречаясь все всегда в пивной,
И клятву верности давали,
Протест так выражая свой:
— Такой учитель нам не нужен,
Из школы выгоним его,
Своим невежеством наскучен,
Нам просто стыдно за него.

И вот однажды, утром ранним
Отрядом дружным собрались,
Сей подвиг был совсем уж крайним,
И к школе дружно подались.

В руках и вилы, колья, палки,
И флаги на древках у них,
На них висели с видом жалким
Всё то, что раздражало их.

Но сладко ещё спал учитель,
Они ворвались прямо в дом:
— Долой отсюда, наш мучитель, —
И учинили там погром.

Кровать его там опрокинув,
Толкали вилы ему в зад,
Его с кровати просто скинув,
Он, убежав от мести — рад.

А все крестьяне, торжествуя,
Отрядом всем устроив марш,
Ввалились вновь в свою пивную,
Похоже было всё на шарж.

Досталось многим «на орехи»,
Когда прошёл победы пыл,
За совершённые огрехи
Их всех он в будни возвратил.

Узнал об этом попечитель,
Обычай требовал такой,
(Ведь это был его учитель),
Плетьми наказаны судьбой.

10

А после этой неудачи,
Пред ним опять же — «незадача»,
Найти ему жильё, работу,
Такая вот теперь забота.

Он посох взял, бродил по лесу,
Проблемы все забросив к бесу,
Шёл долго, как бы и понуро,
Лицо его всё время хмуро.

Уже он возвратился в город,
Театр попался на пути,
Поскольку Джоб, конечно, молод,
Чтоб мимо просто так пройти.

Он заглянул на всякий случай,
Там в блике женской красоты,
На сцене в ярких света лу;чах,
Поёт принцесса всей мечты.

Амалией была принцесса,
Какое счастье ощутил,
Его прямого интереса
В нём этот случай пробудил.

Была горячей у них встреча,
Объятьям не было конца,
«Расправил Хиронимус плечи»,
Ждало искусство и юнца.

И Хиронимус стал артистом,
Немного времени прошло,
Он постоянным был солистом,
И далеко всё так зашло.

Он — пастушок теперь на сцене,
Он публики любимцем стал,
И не был он артистом в тени;,
Он роли всякие играл.

Амалия рассталась с другом;
С досадой, болью на душе,
Он проклинал свою подругу,
Расстался с ролью он уже.

Но не упал опять он духом,
Работу снова он нашёл,
Теперь конец его всем мукам,
Как мог, но он их все прошёл.

Ночами сторожем он бродит,
В родном там городе своём,
И в трубку в виде рога ду;дит,
Что снилась маме добрым сном.

Его же трубка эта — больше,
Владеет ею хорошо,
«Ту…Ту…!» Наш сторож дудит дольше,
Как только десять уж дошло.

И он трубил в неё исправно,
Взывал: «Вниманье, господа»!
Уже пора вставать Вам да;вно,
С охотой слушали всегда.

Однажды в зимнюю ту стужу,
Дышать так стало тяжело,
В двенадцать стало даже хуже,
Холодный ветер в рот несло.

Хотя трубил ещё в тринадцать,
Но в два час уж еле смог,
А в три и вовсе звук стал гаснуть,
И с болью он свалился с ног.

А в день, наследующий, утром,
Уже и врач к нему пришёл,
Ему немного легче нутром,
А в десять — он уж отошёл.

Уже и кончились чернила,
К концу наш подошёл рассказ,
Так жизнь героя погубила,
Но обмакнём перо «ще» раз,
Поставим точку в виде клякс.

Июль 2012