Париж

Наш самолёт, спускаясь ниже-ниже,
нисколько наши уши не жалеет.
Но, ерунда. Ведь  мы с тобой в Париже,
и дней на пять им снова заболеем.

Бацилла наша кроется и зреет
в том воздухе табачно-парфюмерном,
который даже фуа-гра нежнее
и кальвадоса посильней, наверно.

Поскольку город славен постоянством,
то излеченье наше будет трудным.
Ведь мы поглощены его пространством,
таким просторным и таким уютным.

Париж - шампур, лежащий на трёх арках -
весь день томится до ночной прожарки.
Но жизнь спешит, и носятся на байках
лихие молодые парижанки.

Бульвары с пожилыми игроками
в стальные шарики, а старости на зависть
похожими на мячики плодами
мальчишки в Тюильри с утра бросались.

Созданье Эйфеля – от крана половина –
на сером фоне с небом может слиться.
Но ночью – золотая паутина,
и каждый час шампанским пузырится.

По набережной бегуны на смену
друг другу, поколению «нирваны».
А мы стоим, любуемся на Сену,
как сотни лет любуются платаны.

Вот продавец  вязанкою прищепок –
дешевых минибашенок – нагружен.
До остальных прохожих очень цепок,
а к нам на удивленье равнодушен.

Да, мы не производим впечатленье
до впечатлений жадного туриста.
Мы парочка, чей променад  вечерний –
всего лишь репродукция Матисса.

Нам всё равно, куда ведёт дорога,
бегут лучи от Триумфальной арки.
До сходства с парижанами немного
нам не хватает – маленькой собаки.

И все пять дней магического танца
наш балетмейстер – уличная карта.
От Риволи к модерну Ля  Дефанса,
от Монпарнаса к классике Монмартра.

Потом, когда метель по Подмосковью,
на даче у камина и комода,
Париж, мы вспомним о тебе с любовью
неразделённой... как у Квазимодо.