Стихотворения Александра Триполитова

Здесь представлены стихотворения моего друга, симферопольского поэта,  Александра Триполитова (1962-1993).
При перепечатке, или другом использовании  этих стихов ссылка на Александра Триполитова обязательна.
Многие из этих стихотворений были положены Александром на музыку и им же исполнены.
Просьба, в случае публичного исполнения этих стихов-песен ( в т.ч . при тиражировании на дисках и других носителях, размещении в интернете) указывать автора песен - Александра Триполитова.
Авторские права и человеческие понятия еще не отменены.
Спасибо за понимание.
Будут вопросы - обращайтесь: vasiliev@inbox.ru

* * *

1. ЖИВ Я, ЗНАЧИТ… 
 
ОКРАИНА
          Александр Триполитов

Жил когда-то я ребята
В шумном городе большом.
Жил не бедно, не богато,
В общем, значит, хорошо.

Жил, как все, я с папой, с мамой –
В общем, правильно.
Жил на улице на самой
На окраине.

А окраина и есть окраина,
И скитался я по ней неприкаянный
Со своею неразлучною старою
Шестиструнною гитарою.

И в кого пошел, не знаю.
Всей родне своей назло
Все чего-то сочиняю.
Разве ж это ремесло?


На папаше нет лица –
Ходит, хмурится,
Мол, с тебя смеется
Вся улица.

Ах ты, улица моя, окраина,
И в кого же я такой неприкаянный?
И не в папу и не в маму, ну что ж…
На соседа вроде тоже не похож.

На углу, а значит, с краю
Тихой улицы, друзья,
Находилась мастерская.
И отлично помню я:

С видом важным и серьезным
Там натруженной рукой
Загонял в подметки гвозди
Мой родитель день-денской.

Ох, как времечко летит,
Не оглянется.
Знал его в районе том
Каждый пьяница.

Но прогресс идет, и скоро,
Может быть,
Ремесло ему придется
Сменить.

Славно жили мы когда-то,
Но, увы, года прошли.
Нет той улицы, ребята,
И район давно снесли.

И брожу я сам не свой,
Неприкаянный.
А нет ни улицы родной
Ни окраины.

Там, где улица была знакома каждая,
Нынче вряд дома стоят многоэтажные.
А мне все это – как по сердцу ножом.
В родном городе живу, как в чужом.

Сколько было песен спето,
И звенели струны в лад.
Вырос я и стал поэтом.
Говорят, во мне талант.

И на белом на листочке,
Словно папа, день-денской
Загоняю в рифмы строчки
Я натруженной рукой.

Ох, окраина, ты окраина...
И о чем я все пою, неприкаянный?
А прогресс идет, и скоро, может быть,
Ремесло и мне придется сменить.
 

ПЕСНЯ ПОПУГАЯ
          Александр Триполитов

Я был когда-то просто домашним попугаем,
И жил я в старой клетке, висевшей у окна.
Из этой клетки старой смотрел на жизнь тогда я:
Беспечной и счастливой казалась мне она.

Там каждый вечер тихо играло пианино,
И было очень старым, наверное, оно.
И часто в той печальной мелодии старинной
Вдруг чудилось мне что-то забытое давно.

И девочка смеялась, она любила кукол,
И мама улыбалась, она любила дочь.
А я был попугаем, наверно, очень глупым:
Одно и то же слово твердил и день и ночь.

И все, за что, не знаю, любили попугая.
А он хранил немало домашних милых тайн.
И жил он в старой клетке, наивно полагая,
Что попугай без клетки – бездомный попугай.

И каждый день шарманка на улице играла,
И всё казалось чудом, волшебным детским сном.
И тот старик-шарманщик, он тоже знал немало,
Он был из доброй сказки, рассказанной давно.

И вновь беспечен кто-то, и музыка играет,
Но только не вернётся былое никогда.
И грустно попугаю, и девочка другая
Над старым попугаем смеётся иногда.



СТАРАЯ ШКОЛА
          Александр Триполитов

В дни осенние, невесёлые,
Может, раз, а может, два в году
На свидание со старой школою
Я дорогой знакомой иду.
 
Где шагал не раз утром ранним я,
Взяв под мышку большой портфель,
С той великою тягой к знанию,
Что и вспомнить страшно теперь.
 
Ах вы, знания, всё – дремучий лес.
Как портфель я свой не берег,
Износился он, стал дырявый весь.
Как с таким идти на урок?
 
Стал прогуливать, ох, и не мало я
И всё чаще молчал у доски.
И учитель с глазами  усталыми,
Всё вздыхал, поправляя очки.
 
Ах ты, школа! И сколько замучено
Тех талантов в твоих стенах,
Сколько двоек здесь мною получено
И за дело и просто так:
 
За весёлое поведение,
За разбитое, за стекло,
За то скучное сочинение,
Что писать не хотел назло.
 
За окошком сирень качалася,
С перемены  звенел звонок,
Слишком быстро она кончалася,
Кто-то вновь спешил на урок.
 
А за окном все, как я, отпетые,
Продолжали гонять в футбол.
И играл я,  назло геометрии,
Вдруг в окно забивая гол.
 

Всё  пинали  мяч неудачники,
А отличники у доски
Всё глядели в свои задачники
Сквозь большие свои очки.
 
Что теперь вы помните, милые,
Да и что она вам, сирень,
Иксы-игрики, плюсы-минусы
И потеря зренья взамен.
 
Ах ты, школа моя, прости меня,
Был я двоечник  и  балбес,
Но может, вспомнить тебе, родимая,
Что когда-то учился здесь
 
Я, сидевший, в окно глазеющий
И за мысли странные вслух
Постоянно прописку имеющий
На последней парте в углу.
 
Ты была мне и мать и мачеха,
И в какой-нибудь толстый труд
Вместе с этим весёлым мальчиком
Заодно и тебя запрут.
 
А не вспомнят нас, –  что ж, наверное,
Что-то вышло не так, извини.
Жизнь поставит нам двойку последнюю
В пожелтевший старый дневник.
 

 
 
 СЕРЕНАДА*
          Александр Триполитов

О, выйди, выйди на балкон.
Иного счастья мне не надо.
Не хуже, чем магнитофон,
Тебе спою я серенаду.
Соседи смотрят из окон.
Но нет, не будет им пощады,
Они забудут слово сон
И будут слушатъ серенады.
 
Безнадёжно охрип я уже,
И друзья всё твердят мне одно:
"Она живёт на седьмом этаже
И не услышит тебя всё равно".
 
А кто-то сверху всё орёт   
Что, дескать, спать мешаю людям,
Когда милиция  придёт,
То мне за это что-то будет.
Ну что ж, когда они придут,
То всё поймут не так, как надо,
Ведь те, что в форме, не поют
Своим любимым серенады.
 
Безнадёжно охрип я уже,
И друзья всё твердят мне одно:
"Она живёт на седьмом этаже
И не услышит тебя всё равно".
 
Я слышу крик со всех сторон,
Уймите, дескать, хулигана.
О, выйди, выйди на балкон,
Я всё равно не перестану.
Ах, мне сегодня не до сна,
И я пою опять и снова
Всё для неё. Но влюблена
Она, наверное, в другого.
 
Безнадёжно охрип я уже,
И друзья всё твердят мне одно:
"Она живёт на седьмом этаже
И не услышит тебя всё равно".



АХ, МАМА!
           Александр Триполитов

Ах, мама, ну разве в чем я виновата?
Ах, мама, к чему теперь меня винить.
Любила, любила я его когда-то,
Такого да разве можно не любить?

Был застенчив и несмел, все б ему стесняться,
Веришь, даже не умел, глупый, целоваться.
А сердечко мается. Уж я и так и сяк.
И что, дурак, стесняется, не пойму никак.

Ах, мама, зачем его я повстречала?
Любила. А он того не замечал.
Ах, мама, и он молчал и я молчала.
Нахал! Ну, хоть бы раз поцеловал.

А хоть бы раз, а хоть бы два, эх, места было б мало.
Хоть туда да хоть сюда, хоть, куда попало.
Все букеты мне носил, сам себя стеснялся.
Ничего он не просил да с тем и остался.

Ах, мама, ну до чего же я страдала,
Любила. Да только что о том сейчас?
Весною сирень так буйно расцветала,
Другого я повстречала как-то раз.

Уж он любил меня, как мог, и все ему мало,
Вдоль любил да поперек, слева да направо.
Как мне было хорошо. Отдохну и снова…
Ничего, что он ушел, я найду другого.


Ах, мама, как часто ты меня ругала,
Сердилась и запирала крепко дверь.
Ах, мама, с тобой не то еще бывало.
И кто-то, ах, мама, помнишь ли теперь?

Уж любил тебя, как мог, и все ему мало,
Вдоль любил да поперек, слева да направо.
Тот ушел, другой пришел, каждому хватало.
Правда, мама, хорошо? Ой, хорошо, да мало.



ЛИРИЧЕСКАЯ-АНАРХИЧЕСКАЯ
          Александр Триполитов

Расцвела сирень на тихих улицах,
И звенит гитара где-то вновь,
Граждане с гражданками целуются,
Что-то врут друг другу про любовь.
Ох, дела-заботы окаянные…
Прогуляться что ли по весне?
Может быть, весёлому да пьяному
Улыбнётся кто-нибудь и мне.

К черту всё! Я лучше выпью водочки,
Может, станет на душе тепло,
Да пройду весёлою походочкой
Всем непьющим гражданам назло.

Оглянутся лица возмущенные,
Вспомнив про указ и про запрет,
Ну а те, которые влюблённые,
Всё поймут, и улыбнутся вслед,
И простят, и не осудят строго,
И не приняв надлежащих мер,
На посту стоящий одиноко
Улыбнётся милиционер… Наконец-то!

Ах, ему бы тоже выпить водочки,
Может, стало б на душе тепло,
Да пройтись весёлою походочкой
Всем коллегам собственным назло.

Пусть они ругаются да хмурятся,
А что пост ты бросишь – наплевать!
Будем мы всю ночь гулять по улицам,
Под гитару песни распевать.
А ты, как я, такой же невезучий,
Да не грусти об этом старина,
Может быть, весёлым и поющим
Улыбнётся кто-нибудь и нам.

Ну, а если нет, так выпьем водочки,
Чтобы стало на душе тепло,
Да пройдём весёлою походочкой
Всем невзгодам собственным назло.


ПОЖЕЛАНИЕ САМОМУ СЕБЕ
          Александр Триполитов

Пейте, Саша, не спеша,
Всё спешите вечно.
Ах, у вас болит душа?
Так ведь она ж не печень.
У неё закон не тот: попечалится,
Поболит да и пройдёт – не развалится!
Ну, а если не пройдёт, из себя всё выжмет,
С санитаром  врач придёт, справку ей напишет.
Не весёлая совсем жизнь-то. К чёрту вся!
Саша, пейте, как и все, не волнуйтеся!



КОЛЫБЕЛЬНАЯ

                Александр Триполитов
                Сыну Владимиру
 
– Баю-баюшки-баю, спи спокойно, кстати,
Не ложися на краю – упадешь с кровати.

Папа мог бы песню спеть, жалко, нету слуха,
Папа спел бы, да медведь наступил на ухо.

Тра-та-та, тра-та-та, мы несем с собой кота,
Чижика, собаку, тещу забияку.

Столько мы всего несем, разве вспомнишь обо всем…
Спи, чего моргаешь, подрастешь – узнаешь.

Ходит-бродит серый волк – нет страшней на свете, –
Тот, который знает толк, и не только в детях.

Ходит он то там, то здесь, и в жару, и в слякоть,
Даже папу может съесть, если будет плакать.

Тра-та-та, тра-та-та, то и это, здесь и там,
Каждый, как умеет, и кто чего успеет,

Все несем, несем, несем.
Как узнает обо всем,

Выйдет серенький волчок, схватит папу за бочок.
Спи, чего моргаешь, подрастешь – узнаешь.

А вот кричать нехорошо, закрывай-ка глазки,
Папа твой, хоть и большой, тоже любит сказки.

Столько сказок, черти что, ну прямо каждый день –
И про это, и про то. Все, кому не лень,

Дружно хором "Тра-та-та!". А зачем и начерта?
Все вокруг моргают, и никто не знает.

Но ты об этом не грусти, ты ж у нас большой почти,
Ну, не будь упрямым, слушай папу с мамой.

Вот, когда твой папа рос, маму он не слушал,
Доводил ее до слез, мало каши кушал.

А когда подрос совсем, стали папу кушать все…
Ох, все беды наши в недостатке каши!

Так что, братец, не зевай, рот пошире разевай,
Ешь да не стесняйся, расти да поправляйся.

Кушай кашу, в каше жизнь. А я еще спою.
Да смотри не подавись… Баюшки-баю.

 
ЗИМА, ЗИМА…
                Александр Триполитов

Зима, зима, опять зима, и говорят, не скоро лето.
Я б мог давно сойти с ума, а только нет резона в этом.
Мы лучше выпьем, старина, как говорится, за удачу.
А там, глядишь, придет весна, и, может, будет все иначе.

Весна по улицам пройдет и снова сердце растревожит,
И, может быть, она придет, хоть без нее неплохо тоже.
И буду я писать стихи, как говорят, ни дня без строчки.
Хотя от этой чепухи я скоро сам дойду до точки.

А жизнь проста, сомнения нет. Вчера надежды подающий
Вдруг взял да помер мой сосед, хоть был он, кажется, непьющий.
И пусть порою свысока глядел на нас он трезвым взглядом,
Давай помянем чудака его любимым лимонадом.

А снег кружит и бьет в окно. На сердце холодно и пусто.
Ну от чего мне так смешно там, где другим бывает грустно.
И от чего я иногда смеюсь, считаю неудачи,
И от чего пою тогда, когда другие просто плачут.



Я ЛЕЖАЛ В ГРОБУ СПОКОЙНО ….
           Александр Триполитов

Я лежал в гробу спокойно
С тихой грустью на лице,
В общем, вёл себя пристойно,
А вокруг рыдали все.
 
Благодать, братва, такая –
Ни забот и ни проблем.
Просто так не умирают:
Умирают насовсем.
 
Всё дела, дела, заботы,
Но настал желанный день –
Я не встану на работу
Завтра утром ровно в семь.
 
Кто любил, тот не забудет,
И с сегодняшнего дня
Называть никто не будет
Алкоголиком меня.
 
Дружно плакали соседи,
Даже те, кто не хотел.
Только старый друг мой Федя
Сам не свой в углу сидел.
 
На меня глядел с тоскою,
Весь уставший от забот.
Рад бы Федя вслед за мною,
Да не каждому везёт.
 
Все стояли  и рыдали,
Соблюсти приличье чтоб,
И от скуки целовали.
Даже теща лезла в гроб.
 
Может, я и помер рано,
Мне не надо ваших слёз:
Всё равно ведь я не встану,
Хоть целуй меня взасос!
 
Говорил сосед:
– Ребята, был он весел и не груб,
А ведь я ж ему когда-то,
С перепою выбил зуб.
 
До свиданья, друг мой Федя,
Больше нам не пить вина.
До свиданья, теща-ведьма.
До свидания, жена.
 
Ты прости меня, супруга,
Что покою не давал,
Напивался в час досуга,
И зарплату пропивал.
 
Ты прости, родная теща,
Что бывал с тобою груб,
Я ведь, в общем, был хороший,
Был я весел и не глуп.
 
Мои милые соседи,
У вас прошу прощенья я,
Что при жизни вместе с Федей
Не давали вам житья.
 
Мы ведь, в общем, вас любили,
Уважали всей душой,
Ну а то, что много пили,
Так не от радости большой.
 
Все грехи мои простили,
Боль утрат всегда остра,
Только вдруг, когда  решили,
Что на кладбище пора,
 
Я в гробу  перевернулся,
Все  рванули,  кто куда.
Ну, а я … Я вдруг проснулся.
Жив я, значит… Вот беда!

 


2.  ЧТО, ЯМЩИК, ЗАГРУСТИЛ?

***
          Александр Триполитов
 
Поклоняясь свято призрачной свободе,
Ты живешь, закован в скуку и уют.
Но тоскует, бьётся, снова в жилах бродит
Песня та, что ветры вольные поют.

И опять на сердце смутная тревога,
Бьёт наотмашь время душу, ну и пусть.
Снова сердцу сниться дальняя дорога,
Позабытых песен вековая грусть.

В жизни чисто-гладко всё, как на бумаге.
Помнишь, как когда-то были времена:
По Руси гуляли вольные бродяги,
А какие песни пели, старина!

Встретят добры люди да накормят хлебом,
Только степь да ветер – вот и весь ночлег.
Пролегла дорога меж землёй и небом,
Эх, да по той дороге нам да не гулять вовек!

И звенело сердце то тоской острожной,
То лихою песней, эх, да крапива-лебеда!
Отгуляли, стали пылью придорожной,
Во широком поле не ищи следа.

Кто навеки сгинул на сторонке дальней,
Где ни петь ни плакать, ох, сердцу да невмочь,
Кто под стон метели да под звон кандальный
Прошагал по тракту в ту шальную ночь.

Поклоняясь свято призрачной свободе,
Ты живешь, закован в скуку и уют.
Но тоскует, бьётся, снова в жилах бродит
Песня та, что ветры вольные поют.



ОЙ, ГУЛЯЛИ ВО ПОЛЕ
           Александр Триполитов
                Сергею Крутько

Ой, гуляли во поле кони вороные.
Ой, горели во поле костры ночные.
Ой, стояли во поле кибитки кочевые.
Ой, звенели во поле да песни удалые.
 
Ночь холодная, ночь туманная,
Что с тобой, душа моя окаянная?
Ох, как выйду в поле  я, нет покою,
И смотрю я на дорогу с тоскою.
 
Ой, гуляли во поле кони вороные.
Ой, горели во поле костры ночные.
И под звон лихой гитары на беду я
Полюбил цыганку молодую.

Очи черные, очи страстные,
Очи жгучие и прекрасные,
Как любил я вас, непокорные,
Не забыть мне вас, очи черные.


Ой, отгуляли во поле кони вороные.
Ой, погасли во поле костры ночные.
Отзвенели во поле песни удалые.
Вдаль ушли кибитки кочевые.


ЧТО, ЯМЩИК, ЗАГРУСТИЛ?
                Александр Триполитов

Что, ямщик, загрустил? Али слушать невмочь?
То не скрипки поют – сердце плачет.
Ах, о чем, расскажи, слезы горькие льешь?
Видно, пьян ты опять, не иначе.

То ли вспомнилось что, да привиделось вновь.
Знать, гулять нам осталось немного.
Но есть песня у нас да еще эта ночь,
Ну, так выпьем по полной и – с Богом…

Ночь, да снег, да веселая тройка.
Что нам стужа, мороз – не мороз.
Греет водка шально, пьется горько,
Как любовь, коль проймет, так – до слез.

Что прошло, брат, за тем не угнаться.
Отболело, и дело с концом.
И осталось нам только смеяться
Под серебряный звон бубенцов.


Ах ты, пьяная ночь, сумасшедшая ночь,
Сколько звезд и печали задаром.
Эх, да что там ямщик, коли сердцу невмочь,
Не спасут ни вино ни гитара.

Так гони же скорей! Видишь, в небе звезда –
Наш последний приют и отрада.
Ну, а коль по утру не отыщут следа,
Пусть простят да помянут, как надо.

Будет так же кружить снег еще тысячу лет
Над безумной и странной землею.
И, может, снова сюда то ли спьяну, то ль нет
Занесет нас однажды с тобою.

Будут скрипки все те же и то же вино,
Танец жизни, тоски и веселья.
И никто не поймет – то ли жизнь, то ли ночь,
То ли тысячу лет пролетело.




 ЛАПТИ
          Александр Триполитов

Ох, разгулялась метель во ночи,
Снять бы мне лапти да лечь на печи,
Но знаю, зазря все бока изомну,
Как ни мостись – всё равно не усну.
Девица, где ты? Тоскует душа…
Всем ты пригожа, ох, всем хороша,
Да к дому твому, от людей я слыхал,
Ныне дорожку другой протоптал.

Али не люб я уж боле тобе?
Знамо, одне тараканы в избе,
Взад да вперёд из-за печки снуют,
А мне что за дело – сижу да пою.
Лапти дырявы, пусты погреба,
Дверь бы приладить, да, знать, не судьба,
Но как свою балалайку возьму,
Стар али млад, спасу нет никому.

Топнут, прихлопнут, вздохнут ли, да враз
Вдоль по деревне пускаются в пляс!
Эх, что там, хоть трать, хоть копи – всё одно,
Эдак ли так – всё не к чёрту оно.
Помнишь ли речку и тот хоровод?
Как целовались всю ночь напролёт?
Песни мне пела, веночки плела,
Да знать любовь, она мимо прошла!

Песен не пел он, не падал хмельной
Да не бренчал понапрасну струной,
Всё приходил, калачом угощал,
Модные лапти к весне обещал.
Всем он хорош: всё в избу, да в избу,
Ночью ли днём всё с мешком на горбу,
В ясные очи зазря не глядел,
На белу ручку колечко надел.

Эх, крепки запоры, полны погреба.
Счастья бы токо… Да, знать, не судьба.
Лупят друг дружку, да не устают…
А мне что за дело – сижу да пою!
Эх, балалайка, громче звени!
Пой, заливайся, напевом мани!
А чего было, так то уж прошло
Да белым снегом навек замело.

***
           Александр Триполитов

Топот тихий и далекий слышится в тумане,
Словно едут по степи широкой табором цыгане.
И ложится степь ковром, ай, да под копытом.
Вспомним что ли да споем о былом забытом:

Как мы жили, смеялись и пели,
Вскачь неслись, не жалея подков,
Ах, как струны когда-то звенели
У веселых цыганских костров.
И безумная ночь уносила нас прочь
За иною счастливою долей.
Ты прошел все края. Где же доля твоя?
Затерялась подковою в поле.

Ах, о чем, скажи, тоскуешь ныне, друг сердечный?
Кого любишь, любишь да целуешь, если жив, конечно.
Ну, а может, отгулял, и конец веселью?
Стала мать сыра земля для тебя постелью.

Может, сгинул навеки ты где-то
На краю этой грустной земли.
Только, слышал я, бродят по свету
Безымянные песни твои.
И кто-то вновь у костра все поет до утра
О судьбе, о бродяжьей недоле.
Ты прошел все края. Где же доля твоя?
Затерялась подковою в поле.
 

НЕ ПЛАЧЬ, КРАСАВИЦА!
           Александр Триполитов

Не плачь, красавица! Да не печаль лица!
Что будет, станется, не в этом суть.
Страшна лишь ложь да лесть,
А счастье что? Коль есть,
Так не минёт и нас когда-нибудь.

Легко обманом жить, без грусти век прожить,
Грешить да не тужить, в любовь играть.
Что толку в святости, не много радости,
А кто по ней грустит, и сам не рад.

Всё хочет праведно, да больно маетно.
И всех удач его на три рубля.
О чем грустишь, чудак, ты б мог прожить не так,
Да жить обманом горше, чем петля.

А счастье, что ему, все льнет к веселому,
А что обман в дому? Ему-то что ж.
Оно само того обманет, хошь кого,
Знать, нет в нем совести да ни на грош.

Грешит – не кается. По свету шляется,
Ханыгу да глупца ласкает вновь.
А добрым гражданам – да кукиш каждому,
Рубь на веселье, брат, и вся любовь.

Но все же верится, что все изменится,
Дадут когда-нибудь наверняка
Всем грустным гражданам по счастью каждому
С печатью важною. Ну, а пока
Кто злой, кто странный весь
По свету там и здесь
С глазами грустными…
 
 
ТЕРЕМ
          Александр Триполитов

Ах, как петь я любил в молодые года
Про красотку и терем высокий,
Все грустил у пруда, и как часто тогда
Снился мне ее взгляд синеокий.

В терем тот, говорят, ходу нет никому.
Ах, красотка, кольцо золотое
Я тебе подарил бы, и в том терему
Мы б зажили на славу с тобою.


Так уж встарь повелось: лишь зажжется луна,
Красным девицам нету покоя,
Все глядят из окна, где хмельны без вина
Добры молодцы ходят толпою.

Только ты все сидишь у резного окна
В терему за забором высоким,
Вновь о чем-то грустишь все одна да одна.
Ты  услышь голос мой одинокий!

Сколько песен в душе для тебя я хранил,
Ах, ты терем, мой терем высокий.
В быстру речку колечко на миг обронил,
Обманул меня взгляд синеокий.

Ах, как петь я любил под луной в поздний час,
Да разбилась любовь на кусочки.
Говорят, в терем тот заходили не раз
Добры молодцы темною ночкой.

Сколько лет пролетело, но вновь там и тут,
Только звездочка в небе зажжется,
Добры молодцы девицам песни поют,
И лишь мне одному не поется…

От чего? Я про то не скажу никому.
Но куда бы ни шел я по свету,
Поглядишь, что в одном, что в другом терему,
Эх, я б спел, да не стоит об этом!



3. АХ, ИТАЛИЯ, СТРАНА…
 
ПАПА КАРЛО
           Александр Триполитов

Жил на свете папа Карло – добрый человек,
Коротал в трудах-заботах свой нелёгкий век.
А в каморке папы Карло тут и там,
Только пыль да паутина по углам, по углам.
 
Не беда, коль в доме нету золотых монет,
Всем известно, счастья в этом не было и нет.
Но жил наш папа Карло, дыры латал,
Снился папе Карло по ночам капитал, капитал!
 

Целый день туда-сюда и опять оттуда
Всё спешил. Но как-то раз вдруг случилось чудо:
Молотком да по бревну, и раздался странный
Из дубового бревна хохот деревянный.
 
И с тех пор пошла молва, как всегда, в народе,
Что у папы Карло сын появился, вроде.
Забияка и шалун, правда, малость странный,
Вроде с виду, как и все, только деревянный.
 
Всё сидит, жует опилки, а вокруг народ,
Как назло, всё  веселиться, серенады поёт!
Эй, Мальвина, всюду слышится вновь,
С деревянным  это что за любовь?
 
И дразнили все его, как же им не стыдно!
Ну и что, что из бревна, всё равно обидно.
А он знай твердит своё, окаянный,
Мол, поглядим еще, кто тут деревянный.
 
В общем,  вырос на беду, в голове прореха,
И вокруг всем стало вдруг сразу не до смеха.
Бабы, дети, мужики со всего квартала
Разбежались кто куда, как и небывало!
 
Папа Карло, как же так, что же ты наделал,
Лучше б из того бревна табуретку сделал!
Ох, дела у нас теперь странные –
Скоро будут все у нас деревянные…
 
Ах, Италия, страна, небо голубое,
Проглядела ты его. Ну и черт с тобою!
Слышал я, что и народ иностранный
Скоро тоже будет весь деревянный.
 
Эх папа, папа, папа, какой же ты растяпа!
С тех пор, куда  ни глянь, и там и тут
Все пилят и строгают, друг другу помогают
И серенады больше не поют.


СНЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК
           Александр Триполитов

Там где горы, на вершинах вечный снег,
Говорят, живёт он, снежный человек –
Озверевший, одичавший наш собрат.
Только он ни в чем не виноват.
 
И за что его ученые корят?
Невоспитанный и дикий, говорят.
Им пожить бы хоть денёк в пещере той,
Тою жизнью грубой и простой.
 

Ходит он в жару и в холода,
Дыбом шерсть, по пояс борода,
Днём ли ясным иль в ночную тьму
Глух и равнодушен ко всему.
 
От людей всё прячется, чудак,
И идти не хочет на контакт,
Лезет по горам всё выше вверх,
Будто перепуганный навек.
 
Всё молчит, и даже в гололёд
У пещеры стукнется об лёд.
Сесть бы да заплакать, грустно так.
А он и рад бы, да не знает как.
 
И  на мир глядит улыбки без,
Ах, виноват, наверное, прогресс,
Тот, что по планете всей прошел,
Да до него, как видно, не дошел.
 
Кто же ты? Не прячь печальных глаз,
Может, жил когда-то среди нас,
По горам не бегал, не дичал,
И слова с трудом, но различал.
 
А теперь сидишь в пещере  тут,
Ах, ты откуда, как тебя зовут?
Может быть, такой ты, как и все,
Только заблудившийся совсем.
 
 
МУХА
           Александр Триполитов

Ах, какая грустная картина – бьется, бьется муха в паутине.
То жужжит отчаянно и грустно, то замрет, и вновь лишится чувства.
А ведь была веселая такая, и бывало, мимо пролетая,
Все грозила лапкой пауку – немощному, злому старику.

Мол, сколько есть чудес на белом свете, а ты знай плетешь паучьи сети,
Только зря, средь прочих насекомых твоя рожа всем теперь знакома.
Столько лет и все одна забота – западню готовить для кого-то,
Как учил тебя покойный папа, шлепая большой мохнатой лапой.

Да уж, был порядочной скотиной, ой, понаплел он столько паутины,
Что в конце концов, вот это номер, сам же в ней запутался и помер.
Вот такая глупая картина – справа, слева, всюду… паутина.
Жизнь твоя прошла, и, как твой папа, скоро ты и сам протянешь лапы.

Так смеялась муха и жужжала – муха паука не уважала.
А был и впрямь он немощным и старым,
Да, знать, на свете пожил он недаром.
Ах, какая грустная картина – бьется, бьется муха в паутине…


БАГДАДСКИЙ ВОР
           Александр Триполитов

Кто я такой, скажите, Бога ради,
Ни матери не помню, ни отца.
А я родился в городе Багдаде –
Бывают же на свете чудеса.
 
Мой папа был багдадский вор,
В любом гареме гостем был желанным.
И, как расплата за грехи его,
Родился я в гареме у султана.
 
И жил бы я, не зная бед,
Подрос и правил бы страною,
Но в чужих карманах звон монет
Мне с детства не давал покоя.
 
Был папа мой когда-то знаменитым
В Багдаде и окрестностях его.
Я рос, и звали все меня бандитом –
Пошел я, видно, в папу своего.
 
Манил меня ночной Багдад.
И часто думал я, мечтая,
Там можно грабить всех подряд,
Там жизнь веселая такая.
 

Как папа, ловок и хитер
Я был в те давние года.
И я махнул через забор
В ночной Багдад.

Я стал бродягой и забыл печали.
И знал меня в Багдаде каждый вор.
Меня ловили, так и не поймали –
Не зря пошел я в папу своего.

С тех пор прошло немало лет.
И где я только не скитался,
Свобода есть — свободы нет,
То убежал, то вновь попался.

Но все равно скажу, друзья,
Своей судьбой доволен я.
И да поможет мне Аллах
В моих делах.



САЛЬЕРИ
          Александр Триполитов

Ах, мой друг, печальный мой Сальери,
До чего жизнь наша коротка,
Вот опять в мои стучитесь двери
В парике и старых башмаках.
Ах, у вас свои причуды вечно –
Каждый век по ним вас узнавать:
Кружева и пудра, и конечно,
Яд, что убивает наповал,

Старый фрак, потершийся местами,
Он хорош в любые времена.
Вы еще, маэстро, не устали?
Может, лучше мы нальем вина,
Как бывало, снова сядем рядом,
Пополам разделим вашу грусть,
Только яду лить в бокал не надо –
Всё равно его я не боюсь.

Что же в этом странного такого,
Ах, увы, маэстро, и без вас
Это мне давным-давно знакомо,
Это грустно только в первый раз.

Вот еще один пришел и даже
Руку мне как будто подаёт…
Вроде и не глуп, а всё туда же:
Только отвернёшься, и нальёт!

Ах, мой друг, любезный мой Сальери,
Если вновь забросит вас сюда,
Милости прошу вот в эти двери,
Постучите тихо, как всегда.
А мы бокалы старые достанем,
Гранями хрустальными звеня,
И талант печальный ваш помянем,
Ну, а после выпьем... за меня.


ПРО ТОБИКА
          Александр Триполитов

Как-то раз в весенний день из калитки, значит,
Вышел Тобик по нужде по своей, собачьей.
Если надо, в чем вопрос, но обидно все же.
Был он, в общем, славный пес, но неосторожный.
Только вышел, вот дела, да почухал спину,
Тут как тут из-за угла к Тобику машина:
Два громилы по бокам. Проглядел разбойник.
Лапу ту задрал пока, глядь, уже покойник.
Мораль: если ты не глупый пес, то прогулки эти брось,
А нужду в любой поре можешь справить в конуре.


 ТИШИНА НА БЕЛОМ СВЕТЕ
           Александр Триполитов

Тишина на белом свете, тишина.
Только ветер над могилами свистит,
Да на небе мутная Луна
О былом  несбывшемся грустит.    
 
Скоро, скоро уж часы пробьют.
И чуть слышно под покровом тьмы
Ты покинешь мрачный свой приют
В секторе напротив, у стены.
 
По аллее темной ты пройдешь,
Пусть старушки у могил во след
Будут вновь судачить. Ну и что ж?
Нам до них с тобою дела нет.
 
Разговоры вздорные у них,
И всё больше неудобств на счет.
Мол, не гроб, а хлопоты одни:
Капает мол, сверху, и течёт.
 
Ну а где-то рядом, в стороне,
В крепких комфортабельных гробах
Кто-то будет грезить при Луне,
О минувшем нагоняя страх.
 
По привычке старых добрых лет
Будет грозно челюстью стучать.
Даже  здесь от них покою нет,
Нет, чтоб просто сесть и помолчать.
 

Где-то сторож мается впотьмах,
Ну а я лежу, прогнил на треть,
В смерти, как и в жизни, всё не так,
Даже нечем косточки согреть.
 
Сторож  запирает на засов
В царство мёртвых тот печальный  вход.
Бой часов! Ты слышишь бой часов?
Это наше время настаёт.
 
Ой, до чего же мне нехорошо,
Тихо стонет за стеной сосед.
Час свиданья уж давно прошел,
Жду я, а тебя всё нет и нет.
 
Говорят, вчера средь бела дня
Тут могилу рыли одному,
Может, ты забыла про меня
И ушла, неверная, к нему?
 
А может быть,  и  правда он из тех,
И мундир казенный давит грудь.
Но у него ж два метра, как у всех, –
Разве что за выслугу – чуть-чуть…
 
Ну, а впрочем, стоит ли о том?
Без того противно и темно.
Он  ничем ни лучше, и потом
Он ведь тебя бросит всё равно.
 
Он такая ж сволочь, как и все.
И ночами будешь плакать ты,
Никому не нужная совсем,
В секторе напротив, у стены.
 
Где-то рядом мается сосед
И ворчит, как я, прогнив на треть.
В смерти, как и в жизни, счастья нет,
Нечем даже косточки согреть.



В ХХХ ВЕКЕ
           Александр Триполитов

Нет весны, зимы и лета.
Осень где исчезла? Нету.
Круглый год в дыму планета –
Век тридцатый, ну и ну!
Если очень вы хотите,
Так садитесь и летите
Хоть на Марс, хоть на Юпитер,
Хоть к соседям на Луну.

Хороша планета наша:
Робот сеет, робот пашет,
Если надо, даже спляшет,
Сам играет, сам поет.
А он из стали, он железный,
Работящий и полезный,
Ну а главное, что трезвый –
По три нормы выдает.

Да, человек, он много может,
Он построит и проложит,
Ну а если занеможет,
Мы подключим электрод.
Под давленьем ультразвука
Враз пройдет тоска и скука,
Электронный молот в руки,
Улыбнется – и вперед.

Мы настолько много знаем,
Что сообща детей рожаем.
Вот профессор уважаем –
Он в пробирку льет раствор.
Целый день оно там бродит,
И член для общества выходит.
Но, как все это происходит,
Нам не ясно до сих пор.

Да, развитие все выше,
Не беда, что дымом дышим.
Вот недавно случай вышел,
Странный случай, черт возьми.
Был локатор перегружен,
Он в эфире обнаружил
Мат на мате, дальше хуже…
И локатор задымил.

Что случилось, мы не знали,
Но ученые считали,
Что нас грубо обозвали
Из галактики другой.
Врали нагло и упрямо,
Вспоминая нашу маму,
Мол, из пробирок этих самых
Мы разводим дураков.

Применялся метод крайний,
Чтобы всё осталось втайне.
Но однажды мы случайно
На вопрос ответ нашли:
Просто баловались дети
На соседней на планете.
Да ведь наши дети эти.
И в кого они пошли?

В нашей Солнечной системе
Мы дружим с этими и с теми,
Мчимся, обгоняя время,
По ухабам напрямик.
Все рассчитано и строго,
И светла у нас дорога.
Дураков вот, правда, много.
Ну, а как же нам без них?
 


4.  ПО ВСЕЙ ОДЕССЕ ШУХЕР И ОБЛАВЫ


СНИМИТЕ ШЛЯПУ, СТАРИНА…
          Александр Триполитов
            Алексею .Васильеву

Снимите шляпу, старина, и сядьте рядом здесь.
Пусть нашей жизни грош цена, в ней все же что-то есть.
И пусть не раз бывал я бит судьбою, видит Бог,
В глазах по прежнему горит веселый огонек.

Ах, как мы жили бедно. Жить бедно очень вредно.
Любой еврей вам это подтвердит.
Но мной гордилась мама, мол, скоро из Абрама,
Совсем как папа, вырастет бандит.

И спала спокойно мами, а я дружил с ворами
И среди них имел авторитет.
Любил и смех и песни и был, как все в Одессе,
Чуть-чуть бандит, а в остальном поэт.

Такие были времена. Вот здесь на этом самом месте
Стоял участок, старина, и вечно хмурый полицмейстер.
И днем и ночью нас ловил и был, конечно, прав,
Хотя в душе он нас любил за наш веселый нрав.

Ах, старая Одесса, нет в мире лучше места.
Там жили дамы, господа,
Шикарно одевались, веселью предавались,
Чего и нам хотелось иногда.

Мы жить хотели тоже и грабили прохожих.
И я, как все, носил в кармане нож.
Но все-таки при этом в душе я был поэтом,
Хоть и ходил с друзьями на грабеж.

Ты помнишь, помнишь, старина? Вот здесь, у старой синагоги,
Жила красавица одна. И позабыв свои тревоги,
Я к ней спешил по вечерам и был ужасно рад.
Кричала мама мне: "Абрам, а ну вернись назад!"

На весь квартал гремела: "Тебе пора на дело!
Вернись домой, ведь ты  ж забыл наган.
Ну, погоди, растяпа, вот скоро выйдет папа,
И ты за все получишь, хулиган".


Но назло любимой маме я с ней гулял ночами.
И да простит Господь мои грехи…
Есть тоже, как ни странно, душа у хулигана.
И, как цветы, дарил я ей стихи.

Снимите шляпу, старина, и сядьте рядом здесь.
Пусть нашей жизни грош цена, в ней все же что-то есть.
Мы пьем до дна и будем пить, еще не пробил час.
Коль понесут нас хоронить, так это ж только раз!

Так выпьем, друг мой старый, и пусть звенит гитара.
К чему грустить, ведь живы мы пока,
Мы здесь, мы снова вместе. И, как поется в песне,
Мы кой кому еще намнем бока.
 
 
ЯШКА РУБЕЛЬ
           Александр Триполитов

Жил в Одессе, говорят, мальчик с детством трудным:
Весь из пыли и заплат, по кличке Яшка Рубель.
Он рос без мамы, без отца, без сестренки даже.
Слезы капали с лица сердобольных граждан.

Он рос и вырос на Молдаванке,
Но кто же скажет, что хулиган?
Всегда так вежлив, с улыбкой нежной
Он подходил и вынимал наган.

Шо поделать...
Жить так тяжко сиротой. И люди со слезами
Из карманов все без слов вынимали сами.
А кому трудно, без обид, он всегда ж поможет,
Но шоб клиенту шнобель бить? Боже мой! Как можно?

Ведь он рос и вырос на Молдаванке,
Вдыхая улиц родную пыль,
Где камень каждый знаком, и даже
Сказать имеет столько, что нет сил!..

Как-то раз весна была, пах привоз таранькой,
К нему шмара подошла, звали шмару Манькой.
Солнце, море, плеск волны... эх, веселый смех!
Были ночи так нежны, и как у всех,
Сперва ж у них была любовь.

Потом был шухер на Молдаванке.
Три дня стояла столбами пыль.
Ах, скоро Маню повысят в званьи.
Простите ж, Маня, но у вас дешевый стиль.

Нет печальнее конца, что ж сказать за граждан:
Слезы капали с лица у чекистов даже.
А как вывели во двор Яшку под оружием,
Прослезился прокурор, но, шо поделать, – служба.

Не слышно песен на Молдаванке,
И плачет осень дождем навзрыд,
Бульвар скучает, лишь Дюк, как Фраер,
Упершись в камень, в туман глядит.
 



БЫЛ ВЕЧЕР ТИХ
          Александр Триполитов


Был вечер тих, и капал дождь,
Я собирался на грабеж.
И было мне так грустно отчего-то,
Мне так хотелось отдохнуть,
Забыть за все и враз уснуть.
Но надо, что поделаешь, работа.

Я был так страшно одинок,
И через час совсем промок,
И, как никто, расстроен был почти.
Мне на клиентов не везло.
И я б ушел, но, как назло,
Мне было просто некуда идти…

Как хорошо, когда кровать –
И можно лечь и даже спать,
И снятся сны такие, как и всем.
Мне надоело все давно
И было как-то все равно,
Хотя еще, быть может, не совсем…

Молчали сонные дома,
Да, скоро, кажется, зима.
Настанут холода, и что тогда?
Однажды выйду и, как есть,
Я, может быть, замерзну здесь.
И лучше, чтобы раз и навсегда.

А город спал последний раз.
Фонарь качнулся и погас,
И стал, дрожа, как пес бездомный, на ветру.
Мне стало грустно, и опять
Я снова начал засыпать.
И вдруг, как на поверке, поутру

Раздался крик из-за угла –
На помощь женщина звала.
И понесло ж ее в такую ночь!
По глупой женской простоте
Она кричала в темноте,
Как будто кто-то вправду мог помочь.

Хоть было мне не по пути,
И мог бы мимо я пройти,
Я не любил скандалов, видит Бог,
Но что поделать, старина,
Там было трое и одна,
И не вмешаться в это я не смог.

Я им сказал: "К чему слова?
Считаю раз, а после два,
Как будет три, так вас уже не видно…".
Предупредил последний раз,
И тут же мне попали в глаз,
И я упал, и стало мне обидно.

Я бил их долго в тишине
И только слышал, в стороне
Она сквозь слезы повторяла мне,
Стирая тушь рукой со щек,
Мол, что ты стал, давай еще!
Хотя и так хватало им вполне.


А город спал, и капал дождь,
И глаз болел, и била дрожь.
Стояли мы, и было грустно отчего-то.
Она сказала: "Вот беда".
А я ответил: "Ерунда,
Пустяк, мол, что поделаешь, работа".

Я ей сказал, что одинок,
И что давным-давно промок,
И что расстроен этим, как никто,
Я шел, болтая про свое,
На плечи хрупкие ее
Накинув свое старое пальто.

С тех пор сменил работу я,
Ах, что поделаешь – семья.
Верчусь я целый день туда-сюда.
Пусть в жизни редко нам везет,
Кто ищет, тот всегда найдет.
И лучше, чтобы раз и навсегда!
 


ПРО ДВУХ ГЛУПЫХ  ЕВРЕЕВ
          Александр Триполитов

Что говорить, ну, мы, конечно, крали.
Немножко, по чуть-чуть, само собой.
Теперь я вижу – мало, мало брали,
Зато и погорели мы с тобой.
Поменьше б говорили, в самом деле,
Махнули бы в какой-нибудь Марсель,
Немножко огляделись, и осели,
И жили б потихонечку, как все.

Кто мы с тобой? – Два глупые еврея.
Таких, наверно, больше нет нигде.
Когда придут и наголо побреют,
Что будем мы иметь на черный день?
Вот эти две такие кислых рожи,
Вставную челюсть и радикулит.
Ну, из тюрьмы я выйду, ну и что же?
Кому я нужен, старый инвалид?

Я мог бы брать, но я всегда стеснялся.
И брал чуть-чуть, почти что, как и все.
А ты бы греб, я знаю, но боялся,
И разошелся только лишь в конце,
Спешил, и все, конечно, перепутал,
И позвонил со страху не туда.
А я? Что я? Мне тоже не до шуток,
Ой, зачем я помогал тебе тогда?


Те, кто с умом берут – и уезжают,
В тот паспорт шлепнув круглую печать,
А нас таких как раз теперь сажают.
Еще бы, кто-то ж должен отвечать!
Конечно, мы немножко виноваты,
Но тот, кто был зачинщик главный здесь,
Ведь он не просто брал – он греб лопатой,
Но был не глуп и вовремя исчез.

Кто ты теперь? – Седой и скучный дядя.
И как ни прячь ты толстый свой портфель,
Тебя ведь скоро все равно посадят
И выдадут казенную постель.
И будет пот с лица катиться градом,
И примерзать мозоли к молотку.
А я? Что я? Конечно, сяду рядом.
Ну, видно, так и надо дураку!
 

ГОВОРИЛА МАМА  МНЕ
           Александр Триполитов

Говорила мама мне: "Не ходи на улицу!".
Говорила мама мне: "Не ходи во двор.
Ах, там песни поют, водку пьют, целуются,
Каждый третий там бандит, хулиган и вор".

А хулиганы пели и ночами
Спать не давали ни мне, ни маме.
И снова папа выходил,
Кричал, порядок наводил
И часто возвращался с синяками.

Вновь твердила мама мне: "Не ходи на улицу".
– Мама, мама, посмотри, расцвела сирень.
Слышишь? Песни поют, влюбляются, целуются.
Не могу же я сидеть дома каждый день.


А хулиганы пели, и ночами
Со всех балконов на них кричали.
И участковый приходил,
Кричал, порядок наводил
И часто возвращался с синяками.

Ах, сирень, ты сирень, вечерние бульвары.
Закружила весна голову мою.
Третью ночь под окном бродит он с гитарой.
– Мама, слышишь, о чем струны поют?

А я ночами дома не ночую,
Домой пора мне, да не хочу я.
Кружит по улицам апрель,
Вокруг такая карусель.
Свидания, признания, поцелуи.

Ах, весна, ты весна, без конца и краю.
Целовались мы с ним ночи напролет.
Есть любовь али нет, я того не знаю,
Ведь сам черт ничего в ней не разберет.

Говорила мама мне: "Не ходи на улицу!
Ох, не верь, нет любви – все слова, слова…".
Где-то песни поют, водку пьют, целуются.
– Ох, до чего же, мама, мама, ты была права!!!
 


ДАВНЫМ-ДАВНО…
           Александр Триполитов

Ликует мир, объят весною,
И журавли летят домой.
Я обручен навек с тюрьмою,
Как с самой верною женой.

И, как чужой, под небом этим
Живу ли, нет ли – все равно.
Как будто нет меня на свете
Давным-давно, давным-давно.

И снова сердцу нет покою.
В каком краю искать, скажи,
Мою потерянную волю,
Мою потерянную жизнь.

Дано жить людям на планете,
Да счастья видно не дано,
Как будто нет его на свете
Давным-давно, давным-давно.


***
          Александр Триполитов

Когда смычек со скрипкой были в моде
И были вина дёшевы в пивной,
Сказала мама: "Что ты плачешь, Моня?
Утри-ка слёзы, мальчик мой родной!
Что мы имеем, кроме той улыбки,
Двенадцать душ и одного отца,
Возьми вот эти деньги – купишь скрипку,
Что дальше – ты не хуже знаешь сам!

А ты играй, играй, играй, скрипка, веселее!
Что такое наша жизнь? Без рубля пятак!
А ты не плачь, те слёзы спрячь и дыши ровнее:
Раз пятак, два пятак – глядишь, и четвертак!

На улице, в пивной ли, на базаре
Играла скрипка весело и в такт,
И тётя Хана с добрыми глазами
Ворчала иногда примерно так:
"Ой, ну босяк, и всё ему играть бы,
И что за чудо сердце у него!
Что говорить, где Моня, там и свадьба,
Вот только жаль, что свадьба не его…

А ты играй, играй, играй скрипка веселее!
Что такое наша жизнь? Без рубля пятак!
А ты не плачь, те слёзы спрячь и дыши ровнее:
Раз пятак, два пятак – глядишь, и четвертак!

Ещё играла скрипка, и каштаны
Цвели, но постепенно там и здесь
Уже входили в моду барабаны,
И замотав ту голову в компресс,
Ворчала мама: "Очень интэрэсно
Одно и то же барабанить всем,
Что говорить, с таким лихим оркестром
Мы скоро станем твёрже этих стен!"

А ты играй, играй, играй скрипка веселее!
Говорят, что поём мы в последний раз…
А ты не плачь, те слёзы спрячь и дыши ровнее:
Всё равно им не сыграть, ай, веселее нас!

Прошли года, и те прошли и эти,
Мелодиями модными бренча,
И старой мамы нет давно на свете,
Как, впрочем, нет и сына скрипача.
Но кто-то вновь, с весёлою улыбкой,
Вдруг подзовет мальчишку-сорванца:
"Ты видишь эти деньги? Купишь скрипку.
Что дальше – ты не хуже знаешь сам!"

А ты играй, играй, играй скрипка веселее!
Что такое наша жизнь? Без рубля пятак!
А ты не плачь, те слёзы спрячь и дыши ровнее:
Раз пятак, два пятак – глядишь, и четвертак!


ЗОВУТ МЕНЯ НИКТО*
          Александр Триполитов

Зовут меня Никто, и я живу нигде.
И родом я, ребята, Ниоткуда.
Не жизнь, а чёрти что, и вечно я в беде,
Ведь все идут туда, а я оттуда.
 
И грустно оттого, что пью я  ничего,
Когда в карманах нету настроенья.
Идёшь один и вдруг – ты  встретишь Никого
В таком же невесёлом положеньи.
 
С ним можно говорить, и спорить ни о чём,
И весело молчать, о чём попало.
Мой друг, он всё поймёт, он знает толк ни в чём,
Он не бывал везде, видал немало.
 
Он, как и я, никто, вот только пьёт совсем.
Хоть, как ни странно, нынче в доску трезвый.
Гуляет он нигде, и дружит он  ни с кем,
Ах, он такой ничей  и бесполезный.
 
Я знаю,  как всегда, идёт он никуда,
Чтоб встрётить никого с такой же рожей.
И знаю я, что  пить он бросит – никогда
И что не пить я скоро брошу тоже.



ОРКЕСТР  ПОХОРОННОГО  БЮРО
          Александр Триполитов

Вот так мы все живем себе на свете,
Бежим, спешим, кто в шляпе, кто в пальто.
Еще вчера с тобой мы были дети,
От папы с мамой бегали под стол,
Писали ноты в толстые тетради.
А вот теперь кто стали мы с тобой? –
Два скучные лысеющие дяди,
Ты с барабаном, ну а я с трубой.

А ты играй, моя труба, не молчи,
А ты громче, барабанщик, стучи.
Ну и что, что дождик нас намочил.
И немножко давит грусть.
Та мелодия печальная,
Невеселая прощальная.
А мы ребята музыкальные,
Не собьемся как-нибудь.

Кто мы с тобой? – Два старых музыканта.
Ах, что поделать, друг, бегут года.
А ведь какие были мы таланты,
Как весело мечтали мы тогда,
Конечно, о гастролях и оркестрах,
Но жизнь… она устроена хитро,
Как быстро стиль меняется, маэстро,
В оркестре похоронного бюро.

А ты играй, моя труба, не молчи,
А ты громче, барабанщик, стучи,
А, что холодно, на то не ворчи.
Ну, замерзнем, ну и что?
В этом сердце переменится,
И сто грамм к нему имеется,
Да все равно ведь не согреется,
Стынет прямо сквозь пальто.

Ах, эта жизнь веселая такая,
В ней всякое бывает, старина,
И этот марш, что мы сейчас играем,
Когда-нибудь сыграют и для нас
Такие же лысеющие дяди
С такою же потрепанной судьбой.
Придут себе и тихо станут сзади,
Кто с барабаном, ну а кто с трубой.

А ты играй, играй, труба, не молчи,
А ты громче, барабанщик, стучи.
Вот и осень отгрустила почти.
В подворотне плачет пес.
И от ветра обалдевшие,
Кружат листья облетевшие,
Как те ноты, пожелтевшие
И промокшие насквозь.



ПО ВСЕЙ ОДЕССЕ ШУХЕР
           Александр Триполитов

По всей Одессе шухер и облава.
Какая смута… С чем идёт борьба?
Всех проверяют слева и направо,
А по ночам опять стоит стрельба.
 
– Шо там за шум  в порту и на вокзале?
– Опять Япончик? Вот бы был скандал!
– Вы что? С тех пор, как Мишку расстреляли,
Никто ж его в Одессе не видал…
 
Вновь стало одесситам не до смеха,
И шум, как десять баллов за кормой:
– Большой начальник, говорят, приехал.
Два ливорвера сбоку, Боже мой!
 
Идёт стрельба, хоть никому не слышно.
Цветёт сирень и можно слушать джаз.
Но там и здесь, чтоб вдруг чего не вышло,
Все шутят так, как будто не для вас.
 
Недавно слух прошел по всей Одессе,
Что всем известный жулик и бандит –
Одесский юмор – был убит на месте.
Другие говорили, что сидит.
 
Он жил везде, шутил, не зная меры,
Гулял, где хочет, вдоль весёлых фраз,
Но шел вразрез… И кто-то принял меры,
Чтоб он ходил, как все, и мимо нас.
 
А жисть идёт, как деньги из кармана,
И нет, чтоб ей идти наоборот.
– Ты слышал, говорят, у ресторана
Вчера был взят с поличным анекдот.
 
– Ой, не легко ж поймать рецидивиста,
Хоть он всегда без промаха стрелял,
На этот раз он сделал только выстрел…
И был убит (два раза) наповал.

И чем же ты, Одесса, виновата?
И где твой смех с намёком или без?
Я б мог для вас достать чуть-чуть, по блату,
Но Блат был взят вчера ОБХСС.
 
Жванецкий Миша всем известен в прозе.
Но проза жизни – это не игра!
Вчера ж его поймали на Привозе
И приняли, как видно, за вора!
 
И началось. Чем дальше, тем быстрее
Он отбивался шуткой, как всегда.
Какой шутник! Теперь стоит в музее,
Как мамонт, тот, что вымер навсегда.
 
И может завтра, выбит из гранита,
Он станет там, где дюк. Вот это да!
Как памятник весёлым одесситам,
Безвременно ушедшим навсегда.





5. ЖЕРТВА ПСИХБОЛЬНИЦЫ
 
***
          Александр Триполитов

Мы кузнецы, а не поэты, нас цель великая зовет.
Уже тринадцать пятилеток наш паровоз летит вперед.
Наш паровоз вперед летит, и наше дело свято,
Иного нет у нас пути, в руках у нас лопата.
 
Постой паровоз, не стучите колеса,
Есть время взглянуть судьбе в глаза.
Пока еще не поздно нам сделать остановку,
Кондуктор нажми на тормоза.
 
Мы кузнецы, и дух наш молод, мы варим сталь, рекорды бьем,
Рукой сжимаем могучий молот и все куем, куем, куем.
Мы люди мира и труда, поем об этом песни,
Но бронепоезд наш всегда стоит в надежном месте.
 
Постойте, прошу, не стучите, не надо,
Я знаю, допеть мне не успеть.
Пусть вместо гитары дадут мне лопату,
А я… все равно я буду петь.
 
Широка страна моя родная,
И по ней, как в детстве пели мы,
Человек проходит, как хозяин,
От Москвы до самой Колымы.

Качается вагон, а на душе тревожно,
Так хочется сойти, но остановок нет.
И за казенный счет до станции таежной
У нас с тобой билет, у нас с тобой билет.



МАРУСЯ  ПЕТРОВА
           Александр Триполитов

От шума в дали городского, людского не ведая зла,
В селе под названьем Петрово Маруся Петрова жила.
И все у них были Петровы, ну, дело понятное – Русь,
От права еще крепостного была в них какая-то грусть.

Наслушавшись много плохого на всех на парней, ну, как есть,
Глядела Маруся сурово, хранила девичую честь.
Отец – председатель колхозный – всегда ж от семьи вдалеке,
Хоть с виду был очень серьезным, сказал ей однажды в тоске:

– Колхозные будни суровы, поймешь ты отца и простишь,
Немало согнулось Петровых в борьбе за колхозный престиж.
В нелегкой борьбе с урожаем, эх, лучшие годы прошли,
Послушай меня, дорогая, отцовскому слову внемли.

Так может случиться, что скоро развалится к черту колхоз,
Езжай-ка ты, милая, в город и скромность ненужную брось.
Харчей набери, да поболе, есть добрые люди везде,
Коль что приключится плохое, пропасть не позволят в беде.

Стучали колеса сурово, мелькали столбы за окном,
Но было отцовское слово всегда ж для Маруси закон.
А где-то осталось Петрово, и целую ночь без конца
Так глупо и так бестолково всё капали слезы с лица.
 
Кафе, драмкружок, планетарий Марусе скучать не дают.
Отныне завод "Пролетарий" ей дом заменил и семью.
И нету Маруси счастливей, и то не беда, что одна,
В суровом мужском коллективе на равных со всеми она.

Простые рабочие парни, товарищи, значит, ее
За труд уважали ударный, забыв притязанье свое.
Без дела к Марусе – ни слова. На прочий на их интерес
Всегда отвечала сурово, хранила рабочую честь.


Но, любовь к нам приходит нежданно, и сладкие песни поет,
И чем-то тревожит так странно, и план выполнять не дает.
В окошко Маруся глядела в какой-то неясной тоске,
И вдруг что-то впервые заело и напрочь сломалось в станке.

Хотя коллектив и заметил, но вовремя ей не помог,
Влюбилась в рабочего Петю, и Петя ответил, чем мог.
На больше он был не способен. Отнявши рабочую честь,
Вдруг стал негодяю подобен – семью отказался завесть.

Ах, как получилось такое? Когда ли случиться греху?
Ну ладно бы где-то, а то ведь в рабочее время в цеху.
Хоть был коллектив недоволен, Марусю не бросил в беде –
То Вася поможет, утешит, то Коля, бухгалтер, прораб и т. д.

Стучали колеса сердито, мелькали огни вдалеке,
И кто-то чужой и небритый ходил по вагону в тоске.
Домой возвращалась Петрова, и целую ночь без конца
Так глупо и так бестолково всё капали слезы с лица.
 

 
ПОЛЮБИЛА Я ЕГО….
          Александр Триполитов

Полюбила я его не за очи честные,
Не за кудри  – с них чего? – а из-за профессии.
Где-то трактор землю роет, самолет по небу мчит,
А милый мой все что-то строит да таскает кирпичи.

Ходят с песнями ребята, веселятся. Ну и пусть!
А мой милый все с лопатой – прям гляжу не нагляжусь.
Только вот одно  тревожит, жалит сердце, как змея,
Днем и ночью мысль гложет, что не любит он меня.

Нет покоя, ну ни дня. У других свидания,
А мой строитель на меня, ну прямо ноль внимания.
Кому смех, а мне все слезы да укоры мамины.
Ты чего такой серьезный, чай, поди не каменный?

Колька тот на баб смышленый, с лаской все да с песнею.
А мой что? А он влюбленный, говорит, в профессию.
Где-то трактор землю роет, железяками стучит.
А милый мой все что-то строит да целует кирпичи.

Раз – целует, два – кладет, даже глазом не ведет
На мои страдания в порыве созидания.
Даже глазом не ведет, ишь как ровненько кладет.
Да только зря старается, все равно завалится.

Эх, строй, милый, строй, да как не старайся,
Все равно ты будешь мой и не сомневайся.


 

ОТВЕТСТВЕННЫЙ РАБОТНИК
           Александр Триполитов

На доклад иль на субботник, уж не помня сам, куда,
Шел ответственный работник – невеселый, как всегда.
Ах, как шел он бодрым шагом, сотрясая все вокруг,
Замирал ручей в овраге, замолкали птицы вдруг.

Цифры столбиком в тетрадке. Сквозь очки, что на носу,
Глянул… вроде все в порядке, все подсчитано в лесу.
Сплошь исписаны страницы: что, куда и как течет,
Звери всякие и птицы – все попали под учет.

Все деревья на учете. Коль пойдет вдруг что-то в рост
Общих цифр и правил против, топором – и весь вопрос.
Или, там, ручей пробьется, не по плану станет течь, –
Чем заткнуть, всегда найдется. Ты, брат, плану не перечь.

Правда, эти, как их, птицы все покоя не дают.
С ними может все случиться – вдруг чего не то споют.
Что за подлые повадки! Обругал вчера одну.
Прямо сверху и в тетрадку – как не стыдно, ну и ну!


Тут весна, а значит, важный и ответственный момент.
И что ж выйдет, если каждый будет портить документ?
Надо с этим делом строже, то бишь с толком подходить.
И вообще, как можно больше разъяснять и проводить.

В остальном пока порядок. Дело сделано вполне.
Доложить пойти бы надо, что готовы мы к весне.
Повертел в руках бумажки и уже решил идти,
Но случилась вдруг промашка посреди того пути.

Уж не ведомо, откуда…  Как же это? Вот те на!
То ли в самом деле чудо, то ли просто так – весна.
В общем, трель из темной чащи, да такая,  что вокруг,
Цифры все перемешавши, всё пришло в движение вдруг.

Соловей. И что за птица?! Кто с умом, тот гнезда вьет.
А ему всё не сидится, как весна, опять поёт.
Как ему не надоело? И всегда ж на свой манер.
– Не пора ль заняться делом? Вон, как дятел, например.

Не пустой забавы ради: скромен, точен, деловит,
Пролетит, на ветку сядет и долбит, долбит, долбит.
Санитар. И все такое. Ты ж, как прыщик, на носу.
Да ты знаешь хоть, какое положение в лесу?

Говорят, снесли опушку, по ошибке, говорят.
Ну, а звери? Те друг дружку просто поедом едят.
Ну, наука средство ищет, да не выходит без потерь:
Как пошел на убыль хищник, расплодился мелкий зверь.

Мы и в Африку писали: мол, нужен хищник, лес в беде.
Так крокодилов нам прислали. А инструкция-то где?
Ну, мы с ответом да с приветом посчитали –  и назад.
Со своими сладу нету – двое ходят, три следят.

Никакого понимания. Этот тащит, тот грызет.
И на цифры – ноль внимания. Я ж гоню, оно ползет.
Эх, родная мать-природа, здесь заткнешь, там снова брешь,
То опять сожрут кого-то, то накапают на плешь.

Ой, бумага, ты, бумага, пишешь, пишешь каждый день.
Вроде действуешь во благо, глядь, остался только пень.
Тут вчера волнения были: кто на пенсии, кто без,
А меня сюда сместили в распроклятый этот лес.

Но и здесь мы не уроним, то есть с честью пронесем,
И удвоим, и утроим, увеличим и внесем.
Чтобы, темпы не снижая, развивать и продолжать,
И, всемерно умножая, еще больше умножать.

Чтобы то и чтобы это, то есть если да кабы,
Без того или при этом план, отчет, абы грибы. –
Так вещал работник важный, и за речью за своей
Не заметил как-то даже, что не слушал соловей.

Он махнул подальше в чащу. О весне и о любви
Все свистел и пел, пропащий, песни вещие свои.
А ответственный работник что-то кинул невпопад
И поплелся на субботник, ну а может, на доклад.
 


С НЕБА ЗВЁЗДОЧКА УПАЛА…
           Александр Триполитов

С неба звёздочка упала,
Просвистела – будь здоров!
Мимо шел домой с работы
Тракторист Егор Петров,
 
Нёс собою за плечами
Шо-то круглое в мешке.
Тут его и звездануло,
Извиняюсь, по башке!
 
А вокруг стояла  осень.
И подумал он тогда:
"Хорошо купить бы шапку,
Видно, скоро холода!"


ПЕСНЯ ОПТИМИСТА
           Александр Триполитов

Говорят, что странный я. Есть, конечно, малость.
Там, где у других семья, у меня усталость,
От соседей нервный тик да от гири грыжа.
В остальном же никаких странностей не вижу.

Ну и что же, что хожу, извините, боком.
Трудно, травма, что ни шаг, то всегда с подскоком.
Тут ходил один, копал. Да ты копай, хоть тресни.
А мне что? А я упал с лисапеда в детстве.

Ну и что же, что пальто не по моде малость.
Это память и все, что от дедушки осталось.
Есть и кроме кое-что: пара медных ложек,
Две калоши и платок бабушкин хороший.

Просто чудо ложки – щи мимо рта хлебаю.
И калоши хороши, только протекают.
Чуть их сдуру не пропил, мне уж намекали:
"Ты б, мол, новые купил". Да что б вы все пропали!

Сколько можно, наконец, их, как говорится…
Дед носил, потом отец – жертва психбольницы, –
А на язык был, ох, остер и выдумщик ужасный,
Там их, значит, и протер от ходьбы напрасной.


А дед он, ух, как  камень, был, то есть, значит, твердый.
Слов красивых не любил, чуть чего – и в морду.
Я в него пошел хромой, правда, он – на обе,
Зато взгляд имел прямой и всегда сподлобья.

А соседи? Ну ни дня… Слухи все, ой, скверны
Распускают про меня – завидуют, наверно.
Дескать, спятил. Ну, народ, стыда прям никакого.
Ну, бывает, ну замкнет. Что же тут такого?
(С кем не бывает – всех замыкает.)
 
 
 
ПРЫГ - СКОК
           Александр Триполитов

Прыг-скок, прыг-скок –
Петька наш танцует рок.
– Перестань сейчас же, Петя,
Опоздаешь на урок!
 
Учитель по истории
Ну, до чего сердит,
В учебник по истории
Так важно он глядит.
 
Где всё как будто сходится –
Событья и года.
Но лишь урок закончится,
И снова, вот беда!
 
Прыг-скок, прыг-скок –
Петька наш танцует рок.
Третий день, не евши, скачет,
Не иначе как заскок.
 
Что ты, Петя, вспомни-ка,
Да в твои-то годы
Дед уже служил в ЧК,
Бил врагов народа.
 
Трах-бах, мать вас так!
Ишь, интелегенция.
Прыг-скок, за курок…
Доскакал до пенсии.
 
А теперь сидит, глядит,
До чего же он сердит.
Показал бы он им танцы,
Да скрутил радикулит.
 
Трах-бах, вот те раз!
Деду высадили глаз!
Да ведь он всю жизнь боролся.
Только с кем? – спрошу у вас.
 
Учитель по истории
По классу прыг да скок.
Видно, от истории
У него заскок.
 
Эх, жизнь, краше нет:
Пляшет Петька, следом дед,
Тут же с книжками историк
К психиатру в кабинет.
 
Прыг-скок, прыг-скок –
Вся больница пляшет рок.
Сам главврач то лихо скачет,
То вдруг встанет и поёт:
 
"Ух ты, ах ты,
Все мы космонавты!
А что мы сошли с ума,
Так это всё неправда.

Ну-ка, стройся, как один,
Сейчас мы в космос полетим
5, 4, 38,
10, 9, 6, 1!".
 
Прыг-скок, прыг-скок –
Все вокруг танцуют рок.
А я пою, о чём, не знаю,
Не иначе как заскок.



КАТЮША, БРОСЬ!
           Александр Триполитов

Катюша, брось, пойдём-ка погуляем…
Мне всё равно, пусть даже под дождём!
И не беда, что птицы улетают, 
Где выпить, мы всегда себе найдём!
Пусть жизнь, как снег, и кружится и тает,
Мы обойдёмся без кошмарных сцен –
Сегодня вся страна переживает
Серьёзный истерический момент.
 
Ах, Катюша, милая, всё меняется.
День проходит, снова ночь начинается.
А потом наоборот, сдуру, на авось…
С добрым утром, Катя. Как тебе спалось?
 
Пройдём с тобой по городу ночному,
Ты не гляди, что здесь такая грязь,
Ведь скоро здесь всё будет по-другому,
Ну, так давай пройдём в последний раз.
Нас ждут с тобой большие перемены,
Мы не собьёмся с верного пути
И заживём с тобой, как бизнесмены,
Осталось только спонсора найти.
 
Ах, Катюша милая, всё меняется.
Купим катер, "мерседесс" – покатаемся!
Ну а после – вертолёт, если захотим…
С добрым утром, Катя, мы уже летим.
 
А дождь идёт за шиворот и мимо,
И вновь на сердце странная тоска,
И отчего-то так непоправимо
Опять к стакану тянется рука.
И как тут жить? Попробуй, угадай-ка.
Ведь вертолёт, он может и упасть.
Давай-ка лучше купим балалайку,
Твой хриплый бас к ней будет в самый раз.
 
Ах, Катюша, милая, всё меняется.
Иностранца вон спроси, ишь, старается!
Он у нас с деньгами, серьезный, деловой,
С добрым утром, милый. Ты еще живой?
Ну и молодец…


ПЕРЕСТРОЙКА В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ
           Александр Триполитов

Мы с ним лежали рядом, к койке койка,
Лечились от запоя и тоски,
Но вот она пришла и наступила перестройка,
Всем скептикам больничным вопреки.
Теперь у нас цветы во всех палатах.
Главврач сказал, впадая тихо в дрожь,
Что скоро выдаст новые халаты,
А  врёшь, теперь нас этим не возьмешь!

По палатам крик и шум – медсестра в прострации:
В коридорах тут и там ходят делегации.
Споры и дебаты, протесты главврачу
А я лежу в углу на койке и молчу.

Мой сосед кричит: "Пора! Главврача к ответу!
Столько лет он мучил всех? Нету в нём стыда!
Мало, что колол не то, мол, другого нету,
Так еще колол ведь, сволочь, не туда.
Но спасибо гласности, в свете перестройки
Наша очередь колоть, и лучше сразу всем.
А если будет возражать, так привяжем к койке,
Ишь, закрылся в кабинете, обнаглел совсем.

И снова крик, и снова шум – всё в ушах звенит!
Неформалы требуют таблетки отменить,
А консерваторы жуют в поддержку главврачу,
А я лежу в углу на койке и торчу.

Мой сосед опять кричит, у него бессонница,
Говорит, что утром в каше ржавый болт нашел!
Это грустно, только зря  он так  беспокоится,
Уж чего, а с кашей скоро будет хорошо.
Будем сытно жить. Уют… Словом, всё, как дома,
Хочешь – можешь лечь к окну, а хочешь – в уголке.
Спасибо основателю нашего дурдома,
Вон стоит он во дворе с кепкою в руке.

Ах, мне бы жить на Западе, где ни бед, ни горести.
Если сходят там с ума, так разве что от скорости
И от конкуренции. Зато, какой размах!
А у нас от водки… Или просто так.
 





6. ОСТРОВ НАДЕЖДЫ
           Александр Триполитов
 
Невеселые думы навевают года.
Говорят, если умер, то ушел навсегда.
Сердце вдруг замирает от тоски иль ножа.
Говорят, умирает вместе с телом душа.

Снова, снова мне снится соловьиная трель,
А за окнами злится шальная метель.
Сон тревожный уходит из души моей прочь,
А за окнами бродит беспросветная ночь.

Может, стану потерей, сгину я без следа,
Я не верю, не верю, что уйду навсегда,
Что под глыбой гранита я навеки усну,
Что все двери закрыты в голубую страну.

И однажды сорвется, вниз звезда упадет,
И струна оборвется, но душа не умрет.
Упадет она в травы, вдаль умчится ручьем
И в заросших дубравах будет петь соловьем.

Над рекою уснувшей соловьиная трель.
Ты постой, ты послушай, как поет соловей.
Умер я, вот и крест мой, не грусти о судьбе,
Соловьиною песней я вернулся к тебе.

 
***
          Александр Триполитов

Ах, как случилась осень? А всё случилось просто.
Всё было как обычно. Был дождь и снова дождь.
Насквозь промокло лето и превратилось в осень,
И встрепенулись птицы, и подняли галдежь.

И ветер весть шальную разнёс на всю округу
О перемене власти, проказник и чудак.
Подъем  пропели птицы и потянулись к югу,
Кто с песнею прощальной, а кто и просто так.

Ах, осень… Нет, мне ничуть не жалко лета.
Ах, осень, мне завтра стукнет двадцать пять.
Смеюсь я, а жизнь всё сыплет черным цветом.
 
 
 
ПО КОМ ЗВОНЯТ КОЛОКОЛА*
               Александр Триполитов
         Памяти Владимира Высоцкого

По ком звонят колокола?
По ком свеча горит?
Упала ночь. Спустилась мгла.
Болит душа, болит.
Не слышен даже в тишине
Тех струн заветных звук...
И чей-то голос, прозвенев,
Уходит в синеву.
 
Пусть кто-то вновь коснётся струн,
Но только на Земле
Нет больше птицы Гамаюн,
Растаял след её во мгле...
Как кони бешено несут,
Как дышат горячо!..
О чём там ангелы поют?
Печалятся о чём?
 
Как тихо падали слова,
Кружа над мостовой,
Ах, отчего тогда Москва
Была такой чужой.
Сорвался голос, недопел,
И струны замолчали...
И ангел свысока глядел,
И ангел был печален.
 
Пусть кто-то вновь коснётся струн,
Но только на Земле
Нет больше птицы Гамаюн,
Растаял след её во мгле...
Как кони бешено несут,
Как дышат горячо!..
О чём там ангелы поют?
Печалятся о чём?
 
Не удержаться на краю,
Не совладать с судьбою.
Но пела птица Гамаюн
С надеждой и тоскою.
Но чёрной тенью бродит смерть,
И, если вышел срок,
Она без стука входит в дверь,
Чтоб подвести итог...
 
Пусть кто-то вновь коснётся струн,
Но только на Земле
Нет больше птицы Гамаюн,
Растаял след её во мгле...
Как кони бешено несут,
Как дышат горячо!..
О чём там ангелы поют?
Печалятся о чём?
 

КАК ПОЮТ ЦВЕТЫ*
          Александр Триполитов

Ты никогда не слышала, как поют цветы?
Так не умеют петъ ни люди, ни птицы.
Как родники, их голоса чисты,
Нежно дрожат на ветру лепестки-ресницы.
 
Всё, что прошло, позабудь и о том не жалей…
Стоит лишь ветру тронуть заветные струны,
В душу польются песни, песни полей,
Древние, мудрые песни. Кто вас придумал?
 
Имя его исчезло за далью лет,
Пел, как и жил, не ждал за труды награды.
Вечный бродяга, он песней встречал рассвет,
Он был поэт, а много ль поэту надо?
 
Вот и ромашка кивнула тихо ему,
Вот и звезда попрощалась с ним на рассвете.
Нищий, он был богат, как никто на свете?
В душу свою, как в золотую суму
Бережно складывал краски и звуки эти.
 
Сколько из них он разных песен сложил,
Знают лишь эти цветы да синее небо.
Так и бродил по свету, и пел, как жил,
Сгинул с осенним ветром, как будто не был.
 
Но с тех пор в час, когда расцветает земля,
С самым первым цветком, рассыпавшись звоном,
Снова рвутся на волю, летят по полям
Эти песни и дарят радость всему живому.
 
И поёт душа, забывая грусть!
И становится боль всё тише и глуше...
"Будет осень" – ты говоришь? Ну и пусть!
Ты не веришь моим словам, но послушай,
Неужели ты не слышишь, как поют цветы?


ОСТРОВ НАДЕЖДЫ
            Александр Триполитов
                Жене Галине

Сколько стихов посвятили поэты
Вашей улыбке доброй и нежной.
В звездном потоке наша планета –
Маленький остров, остров надежды!
В звездном потоке наша планета –
Маленький остров, остров надежды!

Вечную тайну постигнешь едва ли,
Звездную тайну – тайну печали,
Тайну любви и поцелуев,
Тайну звезды, под которой живу я.

Тайну звезды недоступной, далекой,
Той, что хранит от беды нас до срока,
Той, что горит над судьбою твоею,
Той, что зовешь ты с рожденья своею.

Ах, в этом мире все так непросто.
В небе ночном бесконечно далеком
Где-то, я знаю, горят наши звезды.
Но до чего же им одиноко!

Только заветная песня не спета.
Верю, ты мне улыбнешься, как прежде.
Сердце мое на огромной планете –
Маленький остров, остров надежды!
Сердце мое на огромной планете –
Маленький остров любви и надежды!


СНОВА ОСЕНЬ
          Александр Триполитов

Снова осень за окном сердится да хмурится.
Ой, да что ж так холодно сердцу моему.
Хорошо б согреть вином, а не то простудится,
Приласкал бы кто его, да, видно, некому.

Ой, да где ж они, друзья, годы наши лучшие?
Соберемся и опять все одно и то же.
Будем речи говорить длинные да скучные.
А за окном отравленный будет капать дождь.

Ой, да с неба не вода, а сплошная химия,
Все насквозь отравлено. Что за странный век?
Да не то по мне беда, эх, да что там, милая,
Я ж любовию твоей отравленный навек.

Сердце мое нежное напоила горечью.
Видно, правда: где любовь, там всегда ж печаль.
Загорелося зарей, да обернулось полночью.
И ушла она, по сердцу каблучком стуча.


Ах, гитара, что поешь? Больно ты доверчива.
У таких, как мы с тобой, всё одни долги.
Аль и впрямь тебе сказать, кроме грусти, нечего,
Да не хватай ты за душу, не морочь мозги.

 

СВЕЧА  НА  ВЕТРУ
          Александр Триполитов

Ах, Господь, как устроил ты все хорошо,
Дал ты жизнь мне и срок мой назначил.
Но дал душу зачем? Лучше б денег мешок
Да ума чтоб побольше в придачу.
Я бы жил, не тужил, век бесслезно прожил,
Не скитался б без толку по свету,
А коль сдуру б запел, – может, песню сложил
Веселей да красивей, чем эту.

Надоело мне все, надоело.
И душа, как свеча, на ветру дрожит,
Но горит, ах, горит, будто в небе парит.
Да надолго ли хватит, скажи?

Чудаки тасовали колоду в раю,
Наши судьбы смешав до напасти.
А кто-то вытащил глупую карту мою,
Повенчав да навек с черной мастью.
Знать бродить мне всю жизнь да чужим средь чужих,
Песни грустные петь под гитару.
Что там сердце жалеть – отболит, откружит,
Будто лист золотой, по бульвару.

В чем же дело, мой друг, в чем же дело?
Вновь душа, как свеча, на ветру дрожит,
Но горит, ах, горит, будто в небе парит.
Да надолго ли хватит, скажи?

Догорит. Только пепел, как пыль, по росе…
Не гадай мне, цыганка, на счастье.
Врут твои короли. Так ли, эдак, а все
Черной масти они, черной масти.
Ах, Господь, может, все только шутка твоя
На потеху чертям распроклятым.
Изуверчено, спьяну кружится земля
И не слишком скорбит по распятым.

Снова сыпет зима снегом белым,
И душа, как свеча, на ветру дрожит,
И все ярче горит, и все выше парит.
Да надолго ли хватит, скажи?
 


НАТАЛИ
           Александр Триполитов

Вновь на улицах мокрых зажглись фонари,
На бульвары усталые тени легли,
И с улыбкою грустной вечерний Париж
Напевает опять: "Натали! Натали!".

"Натали! Натали!" – по бульварам кружит.
Вновь веселье шумит в ресторане ночном.
А промокший Париж, словно нищий, дрожит.
– Ах, как грустно, месье, впрочем, вам все равно.

Ваша дама умеет по-русски вполне.
Ах, зачем вы сюда в этот вечер пришли?
Снова льется вино, и звучит в полутьме
За соседним столом: "Натали! Натали!".

Натали, Натали, вас теперь не узнать.
Вновь смеясь и на миг обо всем позабыв,
Словно в вальсе старинном, кружитесь опять
Вы под этот чужой, надоевший мотив.


Неужель никогда не вернуться туда,
В край, где сказка и грусть – суть родимой земли,
И где просто Наташей вы были тогда,
И, быть может, лишь в шутку порой – Натали. Натали,

Все, что было, пройдет и растает, как сон,
Журавлиною песней затихнет вдали.
Я последние франки бросаю на стол,
Чтобы выпить за вас, Натали, Натали.

Этот город чужой так насмешлив и груб,
Все смешал навсегда. Так зачем же, скажи,
Все играем мы в глупую эту игру
Со смешным, непонятным названием "Жизнь"?

И опять "Натали" по бульварам кружит –
Эта музыка ночи и грешной любви,
А промокший Париж, будто нищий, дрожит,
Тянет к сердцу холодные руки свои…
"Натали, Натали, Натали, Натали…".


ОН ГОВОРИЛ МНЕ: "ВСЕ ПРОЙДЕТ…".
          Александр Триполитов

Он говорил мне: "Все пройдет, грустить не надо".
Мы пили вместе – я и тот, который рядом.
И речь его вгоняла в дрожь, лилась отравой:
"О чем грустишь, зачем поешь? Все пусто, право.
Ничто не свято, так и знай, здесь каждый грешен.
Поверь мне, кто придумал рай, был сумасшедшим.

О, как я славно пошутил, до крови жаден,
Я этот шарик раскрутил забавы ради.
Был замкнут круг, но вырвал я его со смехом
Из глубины небытия всем на потеху".

Сказал, смеясь: "Да будет так! – тщеславьем болен. –
Какой задумал я спектакль! Какие роли!
Я лихо завязал концы веселой сказки.
И пробил час, и подлецы надели маски.

И, как умелый режиссер, я взялся круто,
Посеял ложь, развел костер вражды и смуты.
Топор впервые взял палач – мир содрогнулся.
И в первый раз услышав плач, я улыбнулся.

Спешили черные гонцы толпой из пекла,
Летел мой смех во все концы, стелился пеплом.
Покоя человек не знал, с рождения грешен,
Он снова лгал и предавал, казнил и вешал.

И кровь невинная лилась, рвалась аорта,
И песня вечная неслась во славу черта.
Я хохотал, но кто-то встал, глотая слезы.
Быть может, я не рассчитал, но было поздно.

Он разорвал мой черный круг и с черной ролью,
Порвал и захлебнулся вдруг чужою болью.
Пошел всему наперекор,  да труд напрасен.
Мир возлюбил… И приговор был просто ясен.

И люди в грешной суете
Его распяли на кресте.
Не свят он, просто добрым был,
Но ничего не изменил.

Так было мной заведено без лишних правил,
Кто был со мною заодно, тот миром правил.
А кто наперекор играл иные роли,
Всегда на плахе умирал, крича от боли.

И было так из века в век, и истин нету.
Искал напрасно человек ответа,
И снова вечный этот мрак постичь пытался,
Стоял с молитвой на устах.  А я смеялся!

Но мир устал. Последний раз сойдутся рати.
О да, я посмеялся всласть, но хватит.
Мне так наскучила игра, рука устала.
Ну вот и все, пришла пора финала".

Он замолчал, поправил фрак. И прямо в рожу
Я прокричал: "Пусть это так! Но все же, все же!
Пусть мы ничто, дела пусты! Но кто же и откуда ты?".
И странно улыбнулся он, допил вино и вышел вон.

 
Я УСТАЛ ОТ ТОСКИ*…
           Александр Триполитов

Я  устал от тоски. Видно зря меня смертью путали.
Это так хорошо – ни души, и вокруг тишина...
Я лежал в забытьи. Был мой дом и пуст и печален,
Только тень, зловещая чёрная тень у окна.
 
Это смех или плач? А может, предсмертное что-то.
Этот голос печальный, откуда?  Он мне незнаком.
И опять в тишине этот страшный, невидимый кто-то
Неподвижно сидел и смотрел в мою душу тайком.
 
Мне уже не подняться, не встать, не запеть, как бывало.
Ах ты, песня моя, словно птица, ты ранена влёт.
Два свободных крыла за спиной ты сложила устало,
Выстрел точен и прерван навеки полёт.
 
Я не смог, не успел, не сложил ту заветную песню,
Чтобы души людские согретъ, не хватило огня.
О, как спели б мы эту песню когда-нибудь вместе,
Но пора уходить, ты допой её, друг, за меня.
 
Не жалей своё сердце, иначе не много успеешь.
И пускай свою жизнь проживёшь ты без горьких потерь,
Быстро жизнь пролетит, смерть нагрянет, и ты пожалеешь,
Что так мало успел... И тогда будет поздно, поверь.
 
Я сегодня уйду, и навеки закроются двери,
Улыбнутся враги, и победу отпразднует ложь.
Но упавшее знамя, мой друг, ты поднимешь, я верю,
То, что я недопел, ты допоёшь, допоёшь.

***
Над составлением сборника стихов  Александра Триполитова работали:
Владимир Триполитов
Елена Дёмина
Алексей Васильев
Сергей Крутько
Кирилл Лемешко

г. Симферополь,
2012

* Звёздочкой отмечены стихотворения опубликованные в авторской редакции