Зов

               

Жил художник без печали,
Ибо жил не для того.
И качалось за плечами
Только прошлое его.

Только юность, только детство…
Из гранёного стекла
Ваза, данная в наследство,
Ваза только и была.

И сверкала эта ваза
В тёмной хижине его,
Точно ночь,
Тысячеглаза,
Тыща глаз — на одного!

Чтобы было больше свету,
Жил без двери и стекла.
И однажды вазу эту
Бурей сбило со стола.

А художник, словно лирой,
Этой вазой дорожил —
Из осколков образ мира,
Как мозаику, сложил.

Проступили на картинах
Дети, птицы, старики,
Сакли в тёмных паутинах
Над провалами реки.

Сакли те над крутизною —
Те же гнёзда на земле,
Точно ласточки слюною
Прилепили их к скале.

Птицы те в своей печали —
Те же люди над землёй,
Точно разум поменяли
Им на крылья за спиной.

И художнику открылось
То, что пряталось давно,
Что не сложишь ум и крылья
Из осколков тех в одно.

Он увидел, но не сразу,
Потому, что молод был,
Он увидел, что не вазу,
А судьбу свою разбил.

А когда увидел это,
То на небо посмотрел —
Звёздный свод в разломах света
Точно ваза там горел…

Он собрал свои усилья,
Ум и опыт свой земной,
И почувствовал, что крылья
Полыхают за спиной.

И затлела ткань земная,
И на гору он ступил,
И качнулась ледяная
Стая бреющих светил.

Он услышал зов их песен,
Он шагнул и — полетел...
Потому, что крыльям тесен
Свитый разумом предел.

Потому, что там крепилась
Жизнь, разбитая в былом,
Потому, что там кренилась
Ваза, полная огнем…