Последний пеленг

              ***
В музее ком-ра п. л. «Курск» Г. Лячина

С тобой заходим в необычный класс,
Где смотрит Лячин с нового  портрета,
Который год он возвращает  нас
В тот страшный август памятного лета.

Как будто вновь вернулся  из глубин,
Чтоб посмотреть, как много мы успели,
Который год приходит не один,
Нисколько те ряды не поредели.

Все те же лица смотрят нам в глаза,
И то же солнце жаром бьет упрямо,
А в окна рвется неба  бирюза,
Чтоб заслонить от нас огонь багряный.

Чтоб скрыть от нас мазутное пятно,
Не дав по нашим душам растекаться,
Чтоб оставалось в памяти одно:
Как  человеком  нужно оставаться,

В какие бы глубины не входил,
Каким бы взрывом не рвало отсеки,
Позорный  страх чтоб не опередил,
И раньше смерти не смыкались веки.

Крупицы их земного бытия
Теперь за бортом остаются где-то.
О, как  земля для них была мала,
Коль в море песня  гордая допета!

            ***
 
      

  Последний пеленг.

Есть на краю земли, меж скал холодный берег,
Там море, как свинец, без устали шумит.
Хранит его любовь, еще точнее – вера,
Надежда чайкой пусть на берег тот летит.

Прикованы к нему все взоры, мысли, чувства,
Но в воздухе повис единственный вопрос:
Как усмирить волну на Баренцевом буйстве,
Как Бога умолить, чтоб груз осилил трос.

К высоким берегам вернутся водолазы,
Забудет журналист свой микрофон включить,
И в новости пойдет единственная фраза:
«Погибших моряков молчанием почтить»…

Что можем мы еще, взирая отрешенно?
Наживы червь давно на совесть посягнул.
Не замолить грехи душе опустошенной,
Дух русских моряков в бездушии тонул.

О, сколько берегов таких, как этот берег,
В бесславной нищете там служат моряки.
Нам подают они со дна последний пеленг,
Но никогда уже не подадут руки.

Ворвется в тишину крик женщин или чаек,
Ударится о борт другого корабля.
Пусть добрая волна всегда его качает,
Пусть в траурных венках не ждет его земля.

           ***
               
Памяти погибших чл.эк. п. л. «Курск»
               
В глаза посмотреть вам, увы, не решусь,
Боюсь там увидеть слезу ненароком,
Наивности женской, простите, стыжусь,
Ведь слишком малы для забвения сроки.               

Тревожат вас раны еще по ночам,
И сердце саднит, говоря о потере,
И траур наброшен, как шаль по плечам,
И все-таки я  в исцеление верю!

Я верю в могущество нашей страны,
В ее воскрешение славное, верю,
Окрепнут и вырастут наши сыны,
Морские глубины в походах измерят.

По всем океанам пройдут корабли,
Я знаю, нелегкая ждет их нагрузка,
А сколько бы сделать те парни могли,
По имени каждого знаем мы с «Курска».

Как будто бы с нами в едином строю,
И в лицах детей их черты проступают.
На севере где-то,  в скалистом краю               
На вахту опять моряки заступают.

В глаза посмотреть им, увы, не решусь,
Боюсь там увидеть всю боль ненароком,
Безгрешной наивности женской стыжусь,
Ведь слишком малы для забвения сроки.

              ***


Поднятый  китель

Черный китель, пуговицы в ряд,
На плечах погоны. Все как надо,
Звезды ослепительно горят,
И за службу верную - награды,

Поднят с «Курском» в память о былом,
И мороз по коже необычный.
Он висит сегодня под стеклом,
Оттого как будто непривычно.

Поднят из глубинной тишины
Этот китель с множеством ракушек,
То, чего так были лишены
Жены, сестры, матери- старушки.

Но нельзя к груди его прижать,
Уронить слезу в него так сложно,
Год пришлось в мазуте пролежать,
Чтоб коснуться стало невозможно.

Море разъедало каждый час,
Истребляло все, что там осталось,
У огня - слепого палача
Вырвали единственную малость.

Этот китель пальцами не тронь,
К Баренцеву вряд ли  в нем вернешься,
Не тяни к нему свою ладонь,
Ты к нему лишь сердцем прикоснешься.

У него теперь иная жизнь
Здесь, в музее Лячина сегодня,
Чувств поток в груди неудержим
Болью тронет он кого угодно.

              ***