Я жизнь посильно изучаю. Сборник

*    *    *

Я жизнь посильно изучаю –
Глядишь, экзамен на носу.
Но я души в тебе не чаю,
И ахинею вот несу.

Ещё скажу, что я доволен
Как протекает мой гастрит.
Да, суп бывает пересолен,
И день как год перегорит.

Но я доволен, даже слишком,
И понял эту круговерть:
Две тётки режутся в картишки –
Любовь и смерть, любовь и смерть.

*    *    *

С годами сузится мой круг,
И подмигнёт старушка-бездна.
Но человеку нужен друг –
Себе я стану друг любезный.

Тираны оба: свет и мрак,
Но жутковато смежить веки.
А человеку нужен враг –
Себе я стану враг навеки.

Всё, что не сделал, я бы смог:
Долги б отдал, стихи исправил.
Но человеку нужен бог –
Себе я стану бог и дьявол.

*    *    *

Мне кажется, что в будущем я был,
Кому-то снюсь во времени прошедшем.
Осела пыль, не шелестит ковыль,
Свернёт с дороги тропка за ушедшим.

Я вот он был, и нет меня теперь.
Стога, лесок, заросшие траншеи,
Дощатая на ржавых петлях дверь,
Подсолнухи вытягивают шеи.

Я так предвижу: это полный штиль,
И лёгкий треск – врастают в землю корни.
Известно про меня, что я там был,
Да, только вышел весь, слуга покорный.

интервью

– Как  пишется имя твоё?
– Отступник на пятом десятке.
– Допустим, но адрес, жильё?
– Несуся по миру вприсядку.
– Кого целовали вчера? Подкову, мезузу-горгону?
– Один провожу вечера. Был счастлив с одной просветлённой.
– Бывает любовь на Земле?
– К родителям, может быть – к детям.
– А к женщине, будь не во зле?
– Пусть женщина будет в ответе.
– Когда перестанете врать – смирите гордыню, как Польша?
– Я пробовал всем торговать. Есть прибыль, но убыли больше. Местечко не купишь в раю.
– А веришь ли в адские муки?
– Не пью я и мало курю, имею чудесного внука.
– Порвётся ли Замкнутый Круг? Финал ожидает некстати.
– Вы не из газеты ли вдруг?
– «Писатель и сам же читатель».

Зачем мы целуем любимых

Зачем на балконе сидим мы,
И в небо ночное глядим?
Зачем мы целуем любимых,
И как мы себя охладим?

Мы будем нещадно судимы,
Оставшись один на один
За то, что целуя любимых,
Мы Божию пищу едим.

Всё просто, воистину просто –
Встречается близкая стать,
В глазах подходящего роста –
Приходится поцеловать.

Целуются люди, хоть тресни,
Находят пути и места
Шептать: не воскрес, а воскресни,
Как будто здесь мало Христа.

Любовники в стеклянном колпаке

В моём расчёте на вторую жизнь
не для печали о тебе токую.
Но твой самозабвенный фатализм
рождает только голод поцелуя.

Любовники в стеклянном колпаке,
куда шалман чужих не проникает,
имеют счастье в каждом пустяке,
греху ли мшелоимства потакая.

А ты была как солнце при луне
и с первой жизнью сладостью мирила.
Не помню, что ты говорила мне.
Осталось чувство: ты мне говорила.

Но как понять, чтобы о том забыть –
сказала ты, когда была со мною:
«Мужчина должен женщину любить,
а остальное дело наживное».

Что мне делать с любовью моею

Всё я понял, но вам – ни гу-гу,
И тебе не скажу – не сумею.
Одного я понять не могу:
Что мне делать с любовью моею.

Я азарт и печаль перерос,
Уделяю вниманье здоровью.
В рай пока не пускает вопрос:
Что мне делать с моею любовью.

Я горазд поклоняться рублю,
Мне работа – каёмка резная.
Но задача: тебя я люблю,
А что делать мне с этим не знаю.

Ты, конечно, мне рядом нужна,
Но уехала. Я уезжаю.
Возле мужа должна быть жена.
И своя, но особо – чужая.

*    *    *

Сверчок весёлый Вася, как сыр катался в масле –
За печкой жил у мамы, не птица и не зверь.
Сверчок весёлый Вася погиб в десятом классе –
Влюбился-простудился, со сквозняком – за дверь.

Но ожил, и – в дорогу, в железную пирогу.
Плясать ему от печки законно и тепло.
И по морозу можно курлыкать понемногу,
Тем более, что Вася довольное трепло.

Вот Вася на Донбассе. Он в новой ипостаси –
Кому – жена и дети, он, знай себе, скворчит.
Подпрыгнет на паласе, приляжет на матрасе,
Поплачет-засмеётся; умолкнет – нарочит.

*    *    *

Молвит конкретно седой бородатый философ,
Будто теперь философия стала мертва.
Сам замечаю – всё меньше имею вопросов.
Сила зимы или возраста суть такова?

Мне и привычка опять возвратилась холопья:
Рот закрывать, далеко не высовывать нос,
Хлопать глазами, где частые снежные хлопья
Ветер-барыга на нашу равнину принёс.

Мы не того ли на мёрзлую землю хотели,
Где, погибая, чернели травинка и лист?
И налетели такие шальные метели:
Счастлив в обнимку любой эгоист-фаталист.

Мы не того ли хотели и ждали, родная?
Вьюга в степи растворилась и ночь не видна.
Пела отрывисто ветру: одна я, одна я.
Не докричалась, затихла – осталась одна.