Приходи

В русской бане, как будто бы в Данте чистилище,
я в ушат с кипятком, а хотелось бы с щёлочью,
опуститься желаю на самое днище,
не взирая, что мал, с головою, всецело и полностью,

чтобы смыть с себя всё, что мешает дышать, кошкой битою
копошась в куче хлама, звалась что моею душой.
Я вехоткой рогожиной, а хотелось бы острою бритвою,
разрезаю на части, на неровные "после" и "до",

каждый дюйм своего без присмотра оставленного,
безвозмездно раздаренного дерзко-животного эго,
и, конечно, того, что животным отравлено,
но, надеюсь, продолжило быть человеком.

Я пока не готов ни вернуться назад, ни продолжить путь,
я поставлен на паузу чьей-то пристрастной рукой,
приходи же скорей меня в прошлого грязь окунуть,
я пока-что достаточно грязен для того, чтоб с тобой

ещё раз, моя старая добрая верная спутница,
прокричать наши песни, распивая дешёвый портвейн.
Ты взрослее меня, несмотря, что моложе, распутница.
Приходи, похохочем, покурим, я жду у дверей.

Расскажи мне о том, что напрасно себя я так мучаю,
что горбатых таких исправляют одни лишь могилы,
пронесись над моим новым миром неистовой тучею,
поверни меня вспять, примени ж колдовские ты силы!

Я поверю. Да что говорить? Я ж ведь знал и до этого,
что давно уж поставлен на мне безысходности крест
или жирная точка на том, чтобы стать чьей-то лаской согретым,
что пространство всё шире, но всё меньше становится мест.

Я поверю тебе и как раньше продолжу гнить.
Усмехнувшись, накинув пальто, ты шагнёшь за порог.
Я присяду за стол и заставлю себя допить
то вино, что не выпито нами за срок

твоего пребыванья в моей бесконечной вселенной,
закурю, плюну в пол и украдкой взгляну на часы.
Время ночь, я, сутулясь, стою на коленях,
не смогу я дождаться сегодня прихода весны.

Напишу не тебе "Обещал и гнию, ты прости, не могу молчать".
Пусть прочтёт кто угодно, кто хочет, но лишь бы не ты.
Ты никто! Да и кто я такой? Перегной далеко не знать.
Но, надеюсь, весною во мне зародятся цветы.