Романтическое свидание

Драма в стихах.
             (В соавторстве с А.С. Пушкиным)

               Кто не рискует, тот... не рискует!
                ( эпиграф тоже - в соавторстве. Слово "тот" - Пушкина)

     Часть первая. Прелюдия любви.

  От зеркала пытаюсь улизнуть...
  По странному и злому убежденью,
  Сомнительно мое в нем отраженье
  И совершенством форм,
  И радостным решеньем,
  Во что бы то ни стало их вернуть.

  Так рассуждала бодрая старушка,
  Рассматривая в гнусное стекло,
  То, что когда-то было так свежо,
  Так дерзостно охвачено шелками
  И украшало нежное чело
  Игривыми, лучистыми очами.

  Ей - девяносто два. Мафусаилов век
  Стремительно скатился к нижней планке,
  Прильнув уныло к пожилой гражданке,
  Ускорив времени затянутый разбег.
  Как на чулке порвавшийся капрон
  Срывает блеск и глянец с чьей-то ножки,
  Так, пудра на кокетливой старушке,
  Глумится над увядшим естеством.
  И на щеке наклеенною мушкой,
  Не соблазнится пылкей Купидон.

  Но, годы - тлен, когда огонь желаний
  В полуистлевших членах возгорит.
  Душа, в тот миг, под потолком парит,
  Блаженствуя и сладко замирая,
  Когда сосед по лестничной площадке
  У двери, робко ерзая, стоит.
  Он духом весь как будто бы в раю.
  В штанах - огнь невещественный пылает.
  В ушах - оркестр военный марш играет.
  Слюною орошая грудь свою,
  Стоит как столп, в руках букет сжимая.

     Часть вторая. Дядя Ваня.Зарождение чувств.

  Зовут соседа просто - дядя Ваня.
  Ему минуло восемьдесят пять.
  Сегодня он призрел свою кровать!
  И горделиво ложе покидая,
  Желает сам соседку осязать.
  Ухожен от подтяжек до носка.
  Побрит. Причесан. Наодеколонен.
  Признаться, он влюблен... И даже склонен,
  Отважно, руку с сердцем предложить.
  Любовью этой он изрядно болен.
  И без нее совсем не хочет жить!..

  Но, что ж она?.. Она ночей не спит!
  И нежится в бреду переживаний:
  Дойдет ли дело сразу до лобзаний?
  Или в ночной, торжественной тиши,
  Зардеется стыдливо от признаний
  Пронзенной робкой, Ваниной души.
  Досадная и каверзная мысль,
  Что обольститель несколько моложе,
  Ее все чаще, посещая, гложет.
  И зеркало о том же говорит...
  Оно не лжет! Она в него глядит
  И трезво отмечает, что негоже,
  Такой девице замуж выходить.
  А между тем, под дверью он стоит,
  Неотвратимой страстью уничтожен.

       Часть третья. Встреча.

  Звонок запел на птичьи голоса.
  Он предвещал великие победы.
  Вот час настал решительной беседы!
  В кругу интимном, с краю, у стола.
  Отчаянная молодость соседа
  Ей навевала мысли об ином.
  Он в той поре - подумалось о нем, -
  Когда важны прогулки до обеда,
  До ужина и перед самым сном.
  Тем временем, был включен  патефон.
  Приблизилось утраченное небо...

  Надеждою счастливой окрылен,
  Он приобнял надушенные плечи.
  Отметив, с нежностью, что дивен каждый вечер,
  Когда они наедине вдвоем...
  И томный вальс сопровождал их речи.
  Стонал и плакал старый патефон.

  Как робко в этот предзакатный час,
  Они, минуя стыд, поцеловались!
  А после крепко за руки держались
  И не сводя друг с друга тёплых глаз,
  Всё в зеркало собою любовались,
  В лобзаньях распаляя свой экстаз.

      Часть четвертая. Роковой финал.

  Но, скоротечен и ничтожно мал,
  Счастливый век утех и наслаждений.
  И в сладкий час любовных откровений,
  Покажет Смерть мучительный оскал.
  В седых летах от множества волнений,
  Один бывает роковой финал!

  Через неделю, с утренней зарей,
  Когда в домах зарделись занавески,
  Соседи обоняли запах резкий.
  И, верною не дрогнувшей рукой,
  Взломали дверь заточенной стамеской,
  Ворвавшись в дом стихийною толпой.

  В квартирных недрах - ветренный альков.
  В нем, так отважно, жизнями рискуя,
  Навек, в последнем, дерзком поцелуе,
  Слились бесстрашно двое стариков.

  И возбужденно-радостным враньем,
  Наполнилась мгновенно, вся округа.
  Как будто, не имея чувств друг к другу,
  Побаловать решили коньячком.
  Что силой овладев своей подругой,
  Он был изрезан кухонным ножом.
  Когда же с ним покончено все было,
  Решаясь смыть с себя такой позор,
  В глухое небо вскинув мутный взор,
  Свою скупую плоть она пронзила!
  И слышен был повсюду разговор,
  Что честь, увы, она не сохранила...

  Охваченные темною молвой,
  Невинные, в гробах они лежали.
  На суд людской молчаньем отвечали,
  На все взирая с выси неземной.
  И яростно старушки завывали,
  Умывшись пересоленной слезой...
  И разойдясь по собственным домам,
  Мужей своих к себе не подпускали.
  Озлобленно и  резко угрожали,
  Что им не пережить подобный срам!
  Что лучше сразу - в петлю,
  Но, живыми не даться больше мерзким кобелям!

  Эпилог.

  Насколько безупречен их роман,
  О том не знала ни одна старуха.
  И только непоседливая муха -
  Свидетельница тех любовных ран.
  Она в тот час под лампою висела,
  Когда совсем сомлевший кавалер,
  Устами впился, словно пионэр,
  В ее уста, в податливое тело,
  Обняв, навек, сухой, костлявый стан.

  Мы с Пушкиным сидели за столом,
  Играя в покер, как бы между делом,
  Когда в окно та муха залетела.
  И в уши нажужжала нам о том,
  О чем молва и знать не захотела:
  О вечной, чистой, неземной любви;
  О свежем чувстве двух пенсионеров;
  О злом влеченьи старческого тела.
  И много всякой прочей чепухи...
  Прости, читатель, но меня заело...
  Нам с Пушкиным пора уж на обед...
 
  Читай без нас весь этот сладкий бред!..