На грани

Холодные эти руки -
Я помню, касаясь, трепет.
Веки твои сомкнулись
И слезы из глаз. Лепет
Белеющих, меркнущих фраз,
болью сжимаясь, ввергаясь,
 в незримость пустеющих глаз.
И сыпля, опять увлекаясь,
купая их каменной  солью,
И гнилью, и свежей кровью.
Опять, утопая в слезах,
Я вижу чудесные краски,
Сквозь боль и чудовищный страх,
Сквозь иней, что на устах,
На руках, что желают ласки.
Так тихо тьма подступала,
Дышала холодом в спину.
Жара так мгновенно спала -
В июле ты видишь зиму.
Тот холод, что так постепенно,
Пробирает до боли, снова,
И осталось витать нетленно
Обращенье твое. Ни слова
Я ответить, сквозь горечь и сладость
Крови и слез гниющих,
Я не смог и теперь радость
Стала вражеской для гнетущих
Мой разум безумных мыслей.
Они словно режут пением,
Я в памяти столь нечистой,
Забывшись глухим рвением,
Невольно шагаю вверх.
Поднимаюсь все выше и выше,
Я слышу шаги и сердце,
И вот я уже на крыше,
За мною закрыты дверцы.
И вот же луна, как манит,
К ней мне осталось немного,
И ранит, безмерно ранит,
Меня к ней слепая дорога.
Шагаю я в пропасть, снова
Я вижу мерцание, голос  -
Не могу разобрать и слова,
И свет что меня слепит.
Кривые в нем силуэты -
В сознании моем лепит
Рьяные в ночи рассветы.
Я вижу свет солнечных бликов,
И волны, под льдом дельфины,
Их замерзших и мертвых ликов,
Прошедших сквозь гильотины.
Я холод, я ветер безмолвно
Глотаю и горечь проходит,
Так бегло и безусловно
Все чувства куда-то отходят.
Я ног и ладоней - я тела
Не чувствуя, бьюсь о стены,
Воспаряю и бьюсь о ветви -
Осушились мои вены.
И кровь в моем рту и гниль,
Я пытаюсь сглотнуть, но нет.
Из асфальта притворный штиль
Меня поглощает, и свет
Меркнет в моих глазах,
Силуэты куда-то уходят,
Я не вижу, не чувствую  страх.
И приходят и вновь уходят
Волны асфальта и чайки,
Что в железобетоне поют,
Я их голос услышал сквозь скрежет,
Мое тело рвут и клюют.
А я и сомкнуть глаза -
Не могу, их уже вырывают,
И кровь смывает гроза,
И останки мои утопают.
Я не вижу, не слышу стон,
И  вокруг меня лишь земля,
Лишь свинец и железобетон -
Омывают черви меня.
И съедают – чудесный пир,
Столько гнили и мяса тут,
Наедаясь отравленной пищи,
Все так грязно и мерзко мрут.
Мое тело – иллюзия ль, правда?
Я не чувствую и не вижу -
Существую так монотонно,
Просто зов упокоенный слышу.
Он зовет на печальных нотах,
Давит слух, хаотично меняясь -
То он низкий, то снова высокий,
То стихая, то громом взрываясь.
Я пытаюсь уснуть ненадолго,
Мокрой почвой опять урываясь,
В мертвых личинок рой,
Глубоко-глубоко зарываясь.