Отрывок из романа Сны Алистера Кроули

 Электрический дух рок-н-ролла вошел в завсегдатаев тусовки на 10-ом этаже, как осы влетают в надутый бессознательной агрессией бумажный шар под стропилами чердака. В сущности, квартира Калиги представляла собою приход, а устраивавшиеся на ней стихийно-буддистские оргии, более поздним поколением неформалов названные «квартирниками», были литургиями. Песни и стихи – псалмы и молитвы.

 Рок-н-ролльный фон – музыка мессы, служащая облегчению диалога с небесами.  «Вертушка» с двумя колонками  и стереонаушниками представляла собою нечто вроде  мини-алтаря, в глубине которого  хорошо были различимы  иконы-пласты. Их  глянцево-яркие картинки демонстрировали  рок-идолов. И хотя с некоторых пор  в распоряжении Кулиги была компьютерная рок-энциклопедия, он любил улетать, созерцая слегка потертые обложки альбомов, на которых  волосатые рок-ведьмаки с гитарами бесновались,  спускаясь на землю из дирижаблей и неопознанных летающих объектов, «чесали», «перебирали» и  рвали струны, обряженные в одежды, напоминающие  скафандры, мундиры гусар и форму эсэсовцев.

Психоделическая музыка  Алана Парсонса  стала своеобразным гимном «десятки». Концерт «На дне океана» позволял ощутить себя уносимым мощным течением планктоном. Достигая коллективного экстаза, тусовщики наблюдали феномены и покруче того. Однажды исчез потолок –и они увидели небо.  Гера Обладаев и его подруга Елена Винникова, обратившись в перепончатокрылых чудовищ вырвались наружу, чтобы спикировав на детскую площадку, выхватить из песочницы  игравшего в ней карапуза.  Оторвав ему голову, они  возвращались в гнездовище  сатанистов. Там ритуальным ножом(в него превращался обычный кухонный нож которым хипаки  чистили картошку) срезалась крышка – и содержимое  поедалась. Это называлось—сорвать крышу. И не смотря на то, что роль головки бедного младенца выполнял купленный на центральном рыке арбуз, а роль мозга, из которого сочилась кровь,  имитировали мякоть и сочащийся из нее сок–иллюзия была полной.
 

 Позже рядом с фиолетово-сизыми, похожими на недоросшие рога, горами Рериха  Кулигин  расположил на стеночке над компьютером  репродукцию “Одиночества”, с которой так и не смог оттереть остатки чего-то, напоминающего баклажанную икру. Так вот, одинокой фигуркой в лодке,  напоминающей брошенный в  бездонную пустоту бумеранг из ребра дракона, уносимый слоистым туманом и плавал он по астральным мирам, подобно монахам, поэтам и пророкам с тех пор, как  отхиповавшие девицы превратились в ворчливых жен, и когда наступила пора, о которой в стихотворении Геры Обладаева было сказано:

 И не вернуть. Такая , Боже , осень, 
 что прямо в душу каждый падший лист,
 и замужем давно Регина Ольсен,
 и все, кто был женат, поразвелись.

 В последствии он стал искать и нашел способы технического усовершенствования улетов, освоенных опытом  буйной юности. Сколь ни хорош был «мой гусь - «Мартин», как ласково называл свою первую гитару Кулига, сколь ни упоительно было чувствовать себя   возносимым  под небеса крохой-Нильсом, -  несовершенство подобных парений над расстояниями и временами мало-помалу  заставило проснуться в Кулигине Кулибину, а последнему в свою очередь - задуматься о использовании механики, электроники и информационных технологий.   
 
 Было время  - продукцию  медиумических контактов с  неведомым ему духом ( все эти пачки сигарет, обрывки газет с исписанными вокруг кроссвордов полями)    Кулигин  сваливал  в своей квартире  и  без того заваленной  нотами, старыми книгами, тонкими и толстыми журналами. 

Рядом с извлеченными из газетных киосков и мусорных баков лощено-мотыльковокрылыми «Плейбоем», еженедельником «Америка», толстенной подшивкой журнала «Вокруг света»  и проспектами постоянно открывающихся и закрывающихся турфим могли  оказаться похожие на  серых летучих мышей, готовых впиться в чурающихся от них жертв,  пухленькие альманахи и тощенькие журнальчики местных  недо-Стокеров. Круг чтения библиофила был необозрим, поэтому он писал поверх античных текстов, готических романов ужасов, вестернов, театральных афиш и философско-эзотерических трактов.

Не чуждо было ему и графоманствование поверх таких произведений, как  мемуары Наполеона, воспоминания  Клаузевица, “Майн Кампф” Адольфа Гитлера и полемика Иосифа Сталина с Марром. И их поля, как и  бесчисленные тома его домашней библиотеки, становясь полями  инфернальных сражений,  были испещрены  записями - свидетельствами  контактов с духами.