Иллюзии белого Ангела. глава 14

Глава 14. Взгляд четырнадцатый: Давид Лазарев.

Давид Лазарев – наш кинооператор. Экзотическая внешность Давида (а он калмык по национальности) удивительным образом гармонично вписывается в любую среду. Среди нас он русский, вьетнамцы принимают его за вьета, лаосцы – за лаосца, кхмеры – за своего земляка. И каждый втайне гордится таким красавцем-собратом. Еще бы! Давид – богатырь, да и характером обладает поистине богатырским – спокойным, невозмутимым и очень миролюбивым.


Самолет приземлился в Сайгоне примерно в девять часов вечера. Плотный и знойный воздух, в котором, казалось, словно в теплой воде Меконга, можно было не дышать, но плавать, сладковатыми струями вливался в легкие. Огромный  аэропорт шумел, бубнил, всхлипывал певучими ариями радиообъявлений, но плотная чернота ночного неба нивелировала его деловитость и суетливость, придавая всему, в том числе и нам, какую-то сказочную иллюзорность. Так бывает, когда авторы какого-нибудь фильма ужасов, нагнетая драматургию повествования, вдруг врубают режим замедленной съемки и зритель послушно и прогнозируемо замирает, расширив глаза от напряжения и пытаясь уловить зловещий смысл даже в самых обыденных предметах. Вот медленно-медленно катится никелированная багажная тележка… Вот взметнулась и словно застыла в воздухе белая кисея Маринкиного парео, наброшенного на плечи. Вот Виталий приподнял бутылку, и из неё, совершая плавные кульбиты, выкатились и застыли у пересохшего рта дрожащие, желеобразные сферы прозрачной жидкости…
- Первый, второй, пятый, пятнадцатый, девятнадцатый… Все?
Наш новый гид был улыбчив, нарочито бодр,  подтянут и, мягко говоря, совсем не юн. Наверное, в таком возрасте довольно тяжело целыми днями сопровождать группы капризных туристов, развлекая их сладкими сказками о достопримечательностях южного Вьетнама, в то время как уставший организм требует одного: спать, спать…
Кстати, а сколько нам еще находится в пути? Как далеко от Сайгона этот совершенно незнакомый (даже на звук) городок Фантьет, в который мы направляемся?
Ответ гида ошарашил всех, даже записных оптимистов: ПЯТЬ часов пути!
Да они издеваются, что ли?
Как можно ехать пять часов, если расстояние между двумя точками на карте (Сайгоном и Фантьетом) всего-то двести километров?
- Трафик очень плотный. Средняя скорость в пути – километров сорок, не больше. Но есть и хорошая новость: если вам захочется покурить, отдохнуть, размяться или поесть, мы обязательно сделаем остановку по первому же требованию.
- Вы смеётесь? Пять часов трястись в вашей колымаге, так еще и останавливаться?!
- Ну, какая же это колымага? Это самый комфортабельный и современный автобус, с удобными креслами и чистейшим кондиционированным воздухом…
- Что б тебе на нем всю жизнь кататься…..

**
Птица вздрогнула и тревожно вгляделась в темноту, озаряемую частыми всполохами молний. Она физически ощущала напряжение, которое повисло внутри комфортабельного туристического автолайнера, в утробе которого развалились агрессивные, словно тюлени-секачи в брачный период, русские путешественники. Это напряжение, словно безжалостные огромные руки птицелова, всё сжимало и сжимало хрупкую птичью грудку.
 Она отлично помнила тот день и того Человека.
Рыжебородый великан, с закапанным липким пивом кожаным фартуком, проверял силки. Пичуг поменьше отшвыривал в сторону, походя сворачивая тонкие шейки. Крупные или редкие экземпляры упаковывал в тесные тростниковые корзинки, чтобы затем продать на местном рынке. Для потехи, или для похлебки – Птица не знала. Она и сегодня с удовольствием вспоминала, как умудрилась вывернуть из плотного захвата свою лобастую голову и тюкнуть со всей мочи в ненавистный, утыканный жесткой рыжей щетиной вонючий палец птицелова. Пожизненной отметиной обретенной свободы стало вывернутое крыло, которое, впрочем, не столько мешало летать, сколько ныло к перемене погоды.
С тех пор прошло уже множество зим и вёсен. Умер сам птицелов, да  и дети его отошли в мир иной, не оставив на земле даже намека на свое порочное семя, но вот, поди ж ты… Стоило где-нибудь рядом с Птицей возникнуть хотя бы легкому облачку агрессии, как генная память услужливо впрыскивала в кровь адреналин, сжимала грудь сосискообразными пальцами  и заставляла широко открывать клюв, лихорадочно глотая живительный воздух.
Но почему это произошло здесь и сейчас, на длинном перегоне от Сайгона до курортного городишки, да ещё и не с кем-нибудь, а с драгоценными друзьями её Светлого?
Птица попыталась сосредоточиться и увидеть все, что происходит в автобусе.
Вот гид что-то радостно-невнятно бормочет в плотно прижатый к губам микрофон.
Вот некоторые женщины, надев смешные чехлы на глаза и законопатив уши круглыми нашлепками с проводками, укладываются спать, растянувшись сразу на двух сидениях.
Вот группа молодежи и парочка примкнувших к ним «старичков» отчаянно спорит о недоказанности существования каких-то черных дыр, активности протуберанцев, наличию звездной пыли в абсолютном вакууме…
Вот журчит и распространяет пряный дух коричневатая жидкость, переливаемая из плоской бутылки в железные стаканчики… «Hennessy» - прочла Птица на этикетке и поморщилась. Ее догадку подтвердил резкий аромат лимона, разнесшийся по салону.
(Кстати, Светлый, который очень уважал коньяки, рассказывал ей, что только на его родине, в России, коньяк закусывают именно таким образом. Это пошло со времен Николая II, который однажды попробовал крепкий заморский напиток на традиционном воскресном чаепитии. Ядреный вкус вышиб слезу у царя-батюшки, а так как к чаю были поданы лишь плюшки да лимон, вот Николай лимончиком и закусил. Преданная челядь сочла это руководством к действию. С тех пор процесс заедания лимоном прижился в России и даже дошёл до наших дней. На самом же деле этот цитрус имеет очень резкий вкус, который «забивает» изысканную гамму коньяка).
По мнению Птицы, лимон и коньяк стоили друг друга – и то, и другое она считала редкой гадостью….
Птица вздрогнула.
Что она просмотрела? Что?
Вот полыхнули резкой молнией высоковольтной ненависти глаза одной из женщин, которой явно мешали спать громкие голоса спорщиков-астрономов.
Вот вторая женщина приподняла голову и резко попросила гида замолчать, потому что «лучше застрелиться, чем вас слушать», и тот заткнулся, словно от пули, ударившей в грудь.
-Лера!!! -  щелчком бича просвистело в воздухе. – Может быть вы перестанете умничать и поговорите о том, что волнует всех? Скажем, о последнем сериале на НТВ, или о секретах консервирования огурцов, или, на худой конец, о блестящем тандеме актеров «Путин-Медведев» во всенародно любимом фильме «Иван Васильевич меняет профессию»?
Птица ушам своим не поверила и даже изумленно вытаращила глаза. Его закадычная подружка, наперсница и соавтор Светлого выплёвывала в ночной воздух гневные, лающие фразы, что было совсем на нее не похоже…..?
 Птица внимательно всмотрелась в темноту, вслушалась в звенящую тишину, мгновенно повисшую в автобусе и вдруг… поняла. Она, эта женщина, тоже почуяла неладное. Она уловила, что в воздухе мирного южного Вьета повисли такие грозовые разряды, что кто-то просто обязан послужить громоотводом.

Но откуда это все? И почему так внезапно?

Голосов больше не было слышно.
Автобус уныло катил вдоль рисовых полей и бесконечных придорожных магазинов.
Светлый парил белесым облаком рядом с автобусом и только, пожалуй, ошеломленный водитель да проснувшийся на мгновение Давид видели его силуэт….

**
Резкий окрик подруги неприятно поразил и Людмилу. Она прокрутилась в комфортно-неудобном кресле минут тридцать, не выдержала, встала и подошла к подруге. Та не спала.
- Можно? – шепотом поинтересовалась Люся.
Кивок головы.
- Ну, и зачем ты так?
- Потом объясню.
- Ребята только-только оживились… Они впервые отвлеклись от Миши и заговорили о чем-то другом, о том, что каждому из них интересно, а ты…
- Я сказала первой то, что…
- Что могли сказать другие. Но уже больнее и резче? – вдруг догадалась Людмила.
Кивок головы.
- Ты думаешь о том, о чем и я?
Опять кивок.
Подруги замолчали и задумались.
Они давно заметили, что в любой экспедиции рано или поздно возникает такой момент. «Катарсис» - называл его Михаил. Люди общаются, веселятся, проводят друг с другом десятки часов без малейшего намека на взаимное недовольство, а потом, в одну секунду взрываются в приступе яростной, немотивированной агрессии. Вдруг оказывается, что какие-то мельчайшие занозы, ироничные словечки, шутливые фразы и взаимные подтрунивания, недовольство гостиничным номером или пресным ужином – не растворились бесследно, а спеклись в увесистый, непереваренный комок претензий и желчи, который, как любой яд, стремится по пищеводу или кишечнику выбраться наружу. Так было в Танзании, когда оператор Ирина набросилась с дикими претензиями на остальных участников съемок, заявив, что они сознательно портят ей самые ценные кадры.
Так было в Венесуэле, когда конфликт вспыхнул из-за нежелания «экстрим-группы» принимать в свои ряды новенького Володю Сайгина.
Так было в Намибии и Уганде…
И теперь вот здесь. Но почему?!!!!
Особо переживать не стоило. Подруги прекрасно знали, что уже утром все будут милы и вежливы друг с другом, даже более того… Все будут стремиться угодить товарищу, исполнить любую его прихоть, даже вопреки собственным желаниям. Но это произойдет только в том случае, если сегодняшняя ночь станет уроком. Если все, без исключения, члены экипажа «Вахты памяти» поймут, что «гонка за лидером», точнее, гонка за звание лидера тут не уместна, как неуместна она и в жизни. Свои стандарты, свои идеалы, свое понимание категорий «правильно и не правильно» нельзя навязать даже пятилетнему ребенку. А здесь собрались взрослые, состоявшиеся люди. Но, главное, эти люди собрались для того, чтобы ПОЛУЧАТЬ удовольствие, как получали его в детстве, играя в пиратов или первооткрывателей, в индейцев или Магелланов. Но, в отличие от других игр, в САМО «детство» играть нельзя. Его нужно принимать, ощущать, в нем нужно жить и вибрировать каждой клеточкой. Иначе фальшь и лицемерие рано или поздно пробьются наружу и удовольствие от  приключений будет испорчено бесповоротно.
- Как ты думаешь, - прошептала Людмила, - сколько человек отправится в экспедицию следующий раз?
- Из тех, кто сейчас?
- Да.
- Четверо, точнее, даже пятеро…
- Это с нами?
- Это без нас.
- Я согласна с тобой…

Женщины замолчали и прислушались. С переднего сидения раздавался мерный бубнеж гида, который шепотом рассказывал что-то очень интересное проснувшемуся Давиду:
- ….во Вьетнам стоит завернуть хотя бы ради кофе. Кофе выращивают здесь повсеместно и продают всему остальному миру, причем Вьетнам – второй его экспортер после Бразилии и стабильно зарабатывает на кофе миллиард долларов в год. Первые кустики сюда завезли католические миссионеры, потом его стали массово сажать французы и в итоге сейчас кофейных плантаций очень, очень много. Они находятся обычно в горах – вокруг Далата и севернее. На юге и севере страны сорта немного отличаются. Делают здесь и такой странный для вас вид кофе, как «лювак». Кофе во Вьетнаме никогда не варят в турках и кофейниках. Его засыпают в специальный фильтр и заливают кипятком, так что конечный продукт медленно капает в чашку. Что важно знать: качество кофе во Вьетнаме обратно пропорционально его цене. Например, вы заходите в обычную народную забегаловку. Просите кофе. Вам приносят чашку с фильтром, из которого медленно капает кофе. Рядом ставят большую кружку зеленого чая со льдом. Рядом – термос с кипятком. Розетку с сахаром. Могут и стакан со льдом принести. В итоге весь стол оказывается заставлен посудой. Вы сидите, потягиваете зеленый чай, слушаете птичек, ждете накопления кофейных капель. Это несколько медитативный процесс. Когда весь кофе накапливается в чашке, фильтр можно убрать и развести кофе горячей водой. Пить концентрат не стоит – тяжеловат. Итак, разбавили, положили сахара по настроению и теперь можно пить. Весь ритуал – за 8 000 донгов, то есть, за двадцать центов. Крупные рестораны с большим потоком посетителей не могут себе позволить такую роскошь. Они все упрощают: берут пластиковую бутылку с концентратом, заливают в чашку, разбавляют водой по своему усмотрению, кидают сахар по усмотрению и приносят вам. Все это быстро и удобно, но не интересно и не очень вкусно. И стоит это уже доллар или полтора. Мы, вьетнамцы, смеемся над такими ценами.
- А что ты говорил о люваке?
- Не торопись. Лучше скажи, вы пили кофе в Ханое?
- Ну, да.
- А в аэропорту Сайгона?
- Мне кажется, Виталик успел, Петрович и Миша Пронин…
- Ханойский кофе резко учащает сердцебиение, а сайгонский пьется гораздо легче. «Лювак» вообще не действует на сердце и пьет его в основном ради вкуса. Об этом сорте кофе можно было бы рассказать много и красиво, но мне приходится делать это почти каждый день по долгу службы, и порядком поднадоело. Так что буду краток. Лювак – это малайское название зверька «пальмовая циветта». Она же мусанг, она же чон. Это зверь размером с кошку и внешне напоминает серую лису. Зверь всеяден и любит питаться кофейными ягодами. В желудке мусанга кофейное зерно подвергается некоему сложному процессу, который меняет его химические свойства. На фабриках мусангов держат большими стаями, кормят зернами (и мясом заодно), собирают помет и вычищают из него зерна. Из них получается кофе довольно интересного вкуса. Он очень мягкий, немного шоколадный, на сердце не действует. Этот сорт считается немыслимо элитным, поэтому килограмм качественного лювака стоит каких-то больших денег. Не то 1000 долларов, не то даже 6000. Говорят, где-то в Австралии продают его по 50 долларов за чашку. Подозреваю, что 80% его славы – чистый маркетинг и пиар, но кофе все равно приятый. Я сам его пью время от времени.
- А можно домой купить? – тут же вклинились в разговор Людмила и Инна.
- Чистый лювак продают редко – невыгодно. Обычно его разводят рабустой или арабикой. Запах и вкус отчасти сохраняются. Самый дорогой вьетнамский лювак стоит 540 000 донгов за килограмм. Сейчас это 26 долларов. Есть  и дешевле, примерно в два раза. Туристы обычно покупают его в качестве сувенира и подарка. Кстати, а вот и первая стоянка! – Гид заметно оживился. – Сейчас перекусите, и тогда точно крепко уснете. Осталось часа два-три, и вы дома, в вашей замечательной бамбуковой деревне!
- Вы не сердитесь на ребят, - Людмила прикоснулась к плечу пожилого вьетнамца. - Они – просто устали. Вы нам все расскажите на обратном пути.
- Увы, на обратном пути меня не будет. Вы поедете без сопровождения. Но, если хотите, я встречу вас в Сайгоне и мы обязательно поговорим.
- Договорились!

Автобус затормозил возле огромного навеса, рядом с парой десятков таких же экскурсионных «дальнобойщиков». Двери вздохнули, смачно чпокнули и с шипением поползли в разные стороны. Вот только выходить мы не спешили. На улице сплошной стеной лил фантасмагоричный тропический ливень. И хоть был он теплым и ароматным, мокнуть очень не хотелось….