Листья становятся дымом, запахом и забытьём...

* * *



Где Каин-ветер, слёз сглотнуть не в силе,
шатает над песком осенний дом,
там дробь рябины - егерем по жиле -
гремит. И пахнет дымом и вином.
Пока ещё гепарды листопада
хранят по кругу обморок ветвей.
Но всё мокрей-черней зубцы ограды,
и всё желтей конверты у дверей...

Лишь ты - не осень! Юлианством хмеля
и зеленью полны твои глаза.
И столь точна их оптика в прицеле,
что взвизгивают разом тормоза,
когда, светясь над грубой синью ткани
полоской наготы, соблазном лон,
несёшь ты на предзимнее закланье -
рябиновый огонь в ладони-длани
и над челом - прохладной чёлки лён...
 



***



Бледно-лиловые астры в сумраке стылого сада
светят над чёрной землёю после тяжёлых дождей.
Ярко-оранжевым ядом брызжут календул лампады.
Холодно, пусто. Часами – нет ни собак , ни людей
в этих посадках старинных...
Только корявые лики
разнорабочих деревьев – яблонь, черешен и слив –
не покидают усадьбы. Да рассыпаются крики
соек, снующих повсюду в поиске скудных пожив.

Полупрозрачные астры не по-сентябрьски озябли.
Рано повеяло стужей и соловецким вином.
Хлопнем по шкалику, братец, выпьем ещё по три капли
и угловатые грабли в тёплые лапы возьмем.
Вот и ещё одна осень, палой листвы погребенье.
Листья становятся дымом, запахом и забытьём.
А в глубине, за ветвями, - близко-далёкие тени:
словно вчера ещё,
в детстве по листопаду идём..




* * *



Сухой ноябрь. Желтеет облепиха
собором спелым каталонской лепки.
И Гауди Антоний дышит тихо
сквозь сизый сон пырея и сурепки.

Куст облепихи празднично и густо
и ягодами полон и шипами.
Да будет жить, - в царапинах,- искусство,
как раненая нежность между нами.

Да освежит язык мне лёд облатки –
осеннего ковша кружок подмёрзлый.
И нищих туч холщовые заплатки
да выполощет плёс речушки Ворсклы!

Лимонный храм, предтеча каталонца,
колючий арлекин, сорочьи тризны...
Чем явней стынь, тем кровней промельк солнца
средь терний, желтизны и укоризны.




Виноделие



В полночь булькает баллон,
начиненный „изабеллой”.
Светосилой ночи белой
в угол кухни загнан сон.
Тих и чист ночной ноябрь,
снегом пахнет сквозь фрамугу.
Напишу страницу другу
безбоязненно, как встарь.
Из взаимной тишины
объявлюсь, не обвиняя,
в окликании не зная
ни обиды, ни вины.
Напишу десяток фраз,
как в стекле, у батареи,
„изабелла”, пенясь, зрея,
к стуже вызреет как раз...
Как чуть слышный винный дух,
отдающий медом бортней,
молодой, предновогодний,
слит со свежестью фрамуг...




*  *  *   



Листья уйдут, обнажая избыток пространства.
Воздух запахнет предсмертным намёком на водку.
С трассы увидишь всё там же, как знак постоянства,
олово озера и одинокую лодку -

не доезжая Воронежа, между холмами.
Может, и впрямь о Тоскане тоскуют пейзажи.
Листья уходят, вздыхая о дружбе домами,
о краснояблочной, взятой в рогожу, поклаже.