Храм в пустыне

Любовь Флиттер









ХРАМ в
ПУСТЫНЕ



Стихи






New York 2005 N New York 2005

Любовь Флиттер
Храм в пустыне
Luybov Flitter
The Temple in a Desert













© Все права защищены: Любовь Флиттер, 1979-2005
© Copyright: Luybov Flitter, 1979-2005

All rights reserved.
No part of this book may be reproduced, stored in a retrieval system or transmitted in any form, by any means, including mechanical, electronic, photocopying, recording or otherwise without the prior written permission of the author

ISBN TXu1-166-494


Gitel P.H., Inc.
(718) 769-3333
New York 2005
 
«Загляни в мою душу…»

Новое яркое имя на поэтическом небосклоне всегда обещает и радует. Сегодня вы познакомитесь со стихами поэта Любови Флиттер. В них мы не встретим ничего громко трибунного, помпезного, они окрашены акварельной прелестью весны и осени – тихими откровениями ума и сердца.
Два полярных состояния души, слившись воедино, и составляют неповторимую прелесть стихов Любви Флиттер. Поэт обращается к нас с просьбой: -
Загляни в мою душу, не бойся,
Отопри голубые замки,
Чистым воздухом духа умойся
И коснись незнакомой руки.

Ты увидишь такие запасы
Нерастраченных, загнанных сил,
Ты найдешь чуть приметные глазу
Два следа от обрубленных крыл,

Пару ран, ещё свежих, пожалуй,
Две могилы, слезу про запас…
Утоли голубые печали –
Загляни в мою душу хоть раз.

Приглашаем вас заглянуть в таинственный и прекрасный мир любви, радости и страдания, воспоминаний и узнавания – мир поэзии Любови Флиттер. И конечно, каждый из нас, перевернув последнюю страницу книги, не только испытает сожаление от расставания, но и ощутит, вслед за поэтом и по его «вине», прилив доброты, душевности и чистоты.
Марк Черняховский,
Нью-Йорк.
 
;







«Ад и рай – в небесах», - утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай – не круги во дворце мирозданья,
Ад и рай – это две половины души.
Омар Хайам.
 
 
* * *

Льётся, льётся с небес обветшалых,
Льётся хладными струями дождь,
И от мыслей и смутных, и шалых
Раздвигается серая ночь.

И из ночи, больной, одинокой,
Появляются лица людей,
Лица жизни другой и далёкой,
Но несбывшейся жизни моей.

То, что там, позади, не свершилось,
То, что здесь, впереди, не сбылось.
Всё нелепо и страшно сложилось,
Но уж, видимо, так повелось,

Что, чем солнечней, ярче и чище
Светит в сумраке жизни душа,
Тем сложнее с божественной пищей,
Тем мучительней жить и дышать.

1979
 
* * *

Средь блаженных и нищих,
Ждущих зрелищ и пищи,
Вдруг открылись глаза твои
Ярче синих озёр, –
И упали сомнения,
Сами сникли затмения,
И остался один бирюзовый простор.

Эта нежность и праведность,
Этой речи неправильность.
Этот тихий и бархатный
Голос в тиши,
Как они утешительны,
Как нужны и целительны
Для больной и измученной
Женской души.

1979


* * *

У людей есть дети – солнечные зайчики,
У людей есть дети – девочки и мальчики,
Мир от злобы-ярости захлебнулся б заживо,
Если б эти зайчики не светили каждому.

1979
 
* * *

Нас случай свёл, была весна,
Крошился лёд и таял звонко,
И неприступности стена
Казалась до смешного тонкой.

Так много общего у нас,
И мысли так синхронно точны,
Но слишком хрупкая стена
Вдруг оказалась очень прочной.

1979




* * *

Я люблю эти встречи, и намёки, и речи,
Этот вечер наполненный и дразнящий меня,
Только часто так холодно, неуютно, немолодо,
Так мучительно голодно без живого огня.

1979
 
* * *

Люди меня спасали,
Люди меня губили,
Нежили и кусали,
Били, но не добили.

Только седая стала,
Только устала очень,
Плакать вдруг перестала,
Но и смеяться тоже.

Нет одному спасенья,
Нет и с людьми веселья,
Мечешься и не знаешь:
Где найдёшь – потеряешь.

1979
 
* * *

Нет милосердию конца:
Я помню эти дни глухие,
Когда любимого отца
Похоронили все чужие.

И гроб склонялся в их руках,
И я была одна, но с ними,
И жизнь мою, и этот прах
Оберегали все чужие.

В тяжёлый миг, в тяжёлый час,
В минуты жизни роковые
Порой роднее всех родных
Тебе становятся чужие.

1979
 
* * *

Всё та же тень со мною на стене,
Всё так же одиноко и упрямо
Она меня преследует извне,
И та же тьма, и та же тень во мне.

Когда-то в юности, идя по мостовой,
Я вдруг заметила, что только тень со мной,
И замерла, тревожно ожидая,
Что рядом с ней появится вторая.

Но жизнь ушла, надежд в помине нет,
Кругом чужие люди, даль чужая,
И знаменитый римский парапет
Всё ту же тень печально отражает.

1979
 
* * *

Буду ли, нет ли –
Кто его знает?
Тьма это, свет ли –
Не различаю.

Прошлое было,
Завтра настало,
Сердце любило –
И перестало.

Жить надо просто,
Жить, как живётся,
Лет, эдак, до ста,
Коль удаётся.

Солнце и небо,
Травы и росы:
К чёрту – проблемы,
К бесу – вопросы.

1979
 
* * *

Брать зонтик – не брать зонтик?

Буриданов осёл – был не просто осёл,
Он умел рассуждать и метаться,
Правда, дальше осёл никуда не пошёл,
Чтоб в истории вечным остаться.

Но история спит, и молчат письмена,
Коль ослиную эту задачу
Ты не сможешь решить до конца,
То тогда говорят: «Ах, какой неудачник!»

1979
 
Леониду Клеванскому, в его день рождения, когда ему исполнилось три года.


* * *

Я хочу, чтоб в Австралии жаркой
Через много далёких лет
Ты спросил о моём подарке
И прочёл наивный куплет.

Я хочу, чтобы мама, старея,
Рассказала, печаль затая,
Что когда-то бежали евреи
Из России в другие края,

Что в Италии были встречи
И друзья на короткий срок,
Был и этот хороший вечер,
О котором ты помнить не мог.

Отмечался твой день рожденья,
Ты уснул, наигравшись днём,
И вот это стихотворенье
Пусть напомнит тебе о нём.

1979
 
ЛАДИСПОЛЬ

Прекрасный пляж, песок чернеет,
Бьёт Средиземная волна,
Здесь больше тысячи евреев
Рай новый познают сполна.

Они горюют и торгуют,
За джинсы "Палех" отдают,
Не любят родину чужую,
Ругают родину свою.

Их мало радуют коттеджи,
Дешёвых кур приелся вкус,
Они живут пока надеждой
И вспоминают про Союз.

Здесь так возможности богаты,
Зажаты мили в кулачке,
Австралия, Канада, Штаты…
Но мы пока на пятачке.

Друг к другу жмёмся вечерами,
Нам тесно вместе, скучно врозь,
И, как всегда, идёт за нами
Сомнений новых длинный хвост.

1979
 
* * *

Вся многоликая земля
Так, в сущности, однообразна:
Здесь от себя уйти нельзя
И жизни нет другой и разной.

Бродя, кочуя целый век
По тёплым и холодным странам,
Остался всё же человек
Опять надеждами обманут.

1979
 
* * *

Я завидую часто
Этим женщинам смелым,
Грациозным, прекрасным,
Равнодушным, умелым.

Их остроты пикантны,
Их походка волнует,
И мужчины галантны,
Когда видят такую.

Она дразнит и манит,
Всё рассчитано точно,
Если надо, то станет –
Откровенно порочна.

Так изысканны речи,
И так женственно тело,
Так наивна при встрече,
Так бесстыдна на деле.

1979
 
* * *

И вдруг очистилась румяная заря,
И враз исчезли траурные тени,
А ночь без сна и муки эти зря:
Мне не подняться выше той ступени,

Где я уже давно стою одна
И озираю мира даль пустую,
И не могу упасть, достав до дна,
Покинув эту лестницу крутую.

1979
 
КНИГА
ЖАБОТИНСКОГО

Ты дал мне книгу обо мне
И о тебе, о нас – евреях,
Чтоб закалить меня в огне,
Чтоб просветить меня скорее.

И неприкаянность моя,
Казалось мне, – усугубится,
Когда прочту, рыдая, я,
Её кровавые страницы.

Но с каждой строчкой всё сильней,
К великой нации причастность,
Есть драма лучших из людей,
Но нет гонимых и несчастных.

Есть сильный, яростный народ,
Есть нация, всегда живая,
Терпя страдания и гнёт,
Душа земли – не умирает.

И личных бедствий суета
Бледнеет перед драмой этой,
И исчезает пустота,
И жизнь теплится новым светом.

1979
 
* * *

Возможно, это и стихи,
Но не поэзия, конечно,
Пишу, спасаясь от тоски,
Чтобы излить поток сердечный,

Чтоб сохранить себя такой,
Какая есть средь мира правил;
Не Бог водил моей рукой,
Не Он живые строки правил.

Великой образности дар,
К несчастью, не дан мне с рожденья:
Не жар души, а только пар
В любом моём стихотворенье.

1979

* * *

Немая, как сто пирамид,
Я тихо молчу по утрам,
А сердце слепое хранит
Доверие к солнечным снам.

В них так бесконечна земля,
Так светел божественный храм,
Что с ними расстаться нельзя –
И вот я молчу по утрам.

1979

* * *

Судьба совершенства всегда тяжела,
Быть гадким утёнком не просто,
А лебедем станешь – опять кабала:
Толпа не щадит переростков.

Живи и не сетуй, сумей сохранить
Во всём равновесье и меру:
Зачем человечеству тщетно служить,
Не лучше ли сделать карьеру?

Томление духа в себе заглуши,
Стой смирно иль лучше равняйся,
И всё, что сумел оторвать от души,
Для тела отдать постарайся.

А лебеди рвутся пускай в облака,
Пусть мечутся, стонут и ищут, –
Нас мудрости учат седые века:
Блаженство даровано нищим.

1979
 
* * *

Страданье высветлит лицо
Ясней, чем пламенная йога,
Замкнулась в хрупкое кольцо
Моя нелёгкая дорога.

Наверно, надо много дней,
Наверно, надо сто столетий,
Чтоб среди тысячи людей
Тебя я встретила на свете.

Чтоб так откликнулась душа
На зов другой души мгновенно,
Чтоб жить одним, одним дышать,
Хотеть увидеть ежедневно.

И эти тонкие черты,
И эта грация движений,
И лоб небесной чистоты,
И сила внутренних волнений, –

Всё это ты – такой, как есть,
Один из редких и немногих,
За то, что встретились мы здесь,
Я вечно благодарна Богу.

1979
 
* * *

Как яблоки спелые соком,
Дома наливаются светом,
Он вырваться хочет из окон
И к солнцу умчаться из клеток.

Но солнце забыло собрата
И ждать его в небе не хочет,
Склоняется тихо к закату
И отдыха просит у ночи.

1980




* * *

Я на себя смотрю со стороны
И жизнь свою, как чью-то, наблюдаю,
Зажили раны, но рубцы видны,
И в дни ненастные от боли я страдаю.

1980
 
* * *

Эта встреча пуста,
И надежды пусты,
Нежно лгали уста,
И не верил им ты.

Страстно лгали тела,
Забывая о нас,
Ну а правда жила
В глубине твоих глаз.

После многих потерь,
Когда прошлого нет,
Мне всё снится теперь
Их застенчивый свет.

1980
 
* * *

Не хочу ностальгической боли,
Не хочу этих снов наяву
И усилием загнанной воли
Эти цепи былого порву.

Я забуду поля и тропинки,
Я забуду сугробы до крыш,
И весеннего леса былинки,
И шумящий в осоках камыш.

Я забуду мелодии песен,
Я забуду людей, может быть,
Но закаты в крутом поднебесье,
Запах сена с лугов – не забыть.

И могилы заброшенной память,
Где схоронены мать и отец,
Не забыть, не забить, не заплавить
Этот вечно кровящий рубец.

Так делю я весь мир на две доли
И, страдая, живу – не живу…
Не хочу ностальгической боли,
Не хочу этих снов наяву.

1980
 
* * *

Шумит вдали полночный train,
А за окном всё rain да rain,
И в сердце вновь вползает pain,
И снова пью я свой portwein.

А утром солнце, all is nice,
Но сердце холодно, как ice,
О друг, мне нужен твой advice,
Как жить средь масс без этих майс.

1980




* * *

Без Бога жизнь была б нехороша
И телу не служила бы душа,
Без чёрта тоже не было бы дела –
Порой душе необходимо тело.

1980
 
* * *

Мягкий отсвет абажура,
Штора нежного ажура,
Край изящного бордюра,
Нераскрытая брошюра.

Алый ноготь маникюра,
Блеск призывного прищура,
Шелест крылышек Амура,
Поцелуев процедура.

В тонком кружеве гипюра
Одинокая фигура,
Топот дальнего аллюра,
Полусмятая купюра.

1980
 
* * *

Вы сказали, что азалий
Слишком много в этом зале,
Вы не знали, что азалия одна:
Это дева из сказаний,

Это фея из мечтаний,
Это миф из сочетаний
Светотеней и лобзаний,
Это Вы моя азалия – Нана.

1980




* * *

Осёл осел и сел на землю,
Козёл был зол – звала коза,
Оса осла кусала сильно,
В его глазах цвела слеза.

1980
 
* * *

Боялся ночи мой отец,
А я боюсь пустых мгновений,
Меня пугает дня конец,
Боюсь суббот и воскресений.

Когда немая пустота
Так обнажает жизни остов
И не спасает суета
От неизменного вопроса:

«Зачем вся эта маята
Среди свершений и падений,
Когда немая пустота
Вершит итог пустых мгновений?»

1980

* * *

Бог встретился со мною на пути,
И я прошу: прости и отпусти,
Возьми меня в свой ад или в свой рай,
Но только больше жить не заставляй.

Бог постоял на праведном пути,
И, не приняв последнее – «прости»,
Сказал, что рая в небе вовсе нет,
Но ада хватит здесь на сотни лет.

1981
 
* * *

Ты хочешь жить – и не живёшь,
Любить ты хочешь – и не можешь,
И только помощи ты ждёшь,
И только горести ты множишь.

Невест несчастных целый строй
Толпится в прошлом за тобою,
Среди обиженных судьбой
Себя ты чувствуешь героем.

Теперь ты стар и неказист,
Твой пыл горяч, но тело слабо,
И, хоть по-прежнему речист,
Но вот не ценят это бабы.

От одиночества порой,
От безнадёжности и скуки
Я прихожу к тебе домой,
Чтоб испытать всё те же муки.

Обиду я в себе глушу,
Чтоб быть покорной и примерной,
Но, если всё это пишу,
То не люблю тебя, наверно.

1982
 
* * *

Последнее слово сказать,
Последним объятьем обнять,
Уйти с перекошенным ртом,
Уйти, чтоб не вспомнить потом.

1982




* * *

Гудзона серая вода,
Мостов тугие провода,
Прибрежных барок лёгкий свист,
Их смежных баров – рок и твист,

Огней сиянье до небес,
И небоскрёбов стройный лес,
Дорог асфальтовых кольцо…
Нью-Йорка – вечное лицо.

1982
 
* * *

Красота, как туман,
Красота, как обман,
Красота, как далёкий мираж:
Чтоб её отыскать,
Чтобы ей обладать,
Ты, быть может, полжизни отдашь.

Но поймав, отыскав,
Разгадав и поняв,
Ты свершишь всем известную блажь:
Вдруг растает туман,
Явью станет обман,
И исчезнет прекрасный мираж.

1982
 
* * *

Я не пью и не курю,
Я ночами не гуляю,
Слов плохих не говорю…
Отчего же я страдаю?

Не ворую и не вру,
Зла и корысти не знаю,
Всем тепло своё дарю…
Отчего же я страдаю?

Без надежды я встаю,
Без утехи засыпаю,
Больше плачу, чем пою…
Не живу, а лишь страдаю.

Жизнь пройдёт, и я умру,
Света радости не зная…
Двери рая отворю
Со словами: «Я - святая».

1983
 
* * *

В глаза уродов и больных
Я не могу смотреть без боли:
В них отраженье мук земных,
Покорность незавидной доле.

Они страдают и живут
Не так, как вы, совсем иначе,
Их жалостью по ранам бьют,
И их улыбка хуже плача.

Смешны мечты в параличе,
И так безвыходность убога,
Не спрашивай – за что, зачем,
Свои избранники у Бога.

Они уйдут в известный час,
Свершив свой подвиг бесполезный,
Освободившись в первый раз
От мук, надежд и от болезней.

1983
 
* * *

О нас не напишут талмудов и библий,
И память суровое время зароет,
Мы не были ранены, мы не погибли,
Евреи России – всегда не герои.

Но кто же оценит решимость немногих,
Оставивших близких, работу, квартиру,
Прошедших совсем небольшую дорогу
От первых сомнений до зданий ОВИРа,

Кто выдержал взгляды хороших соседей,
Кто вдруг растерял и друзей, и знакомых,
С какой из великих всемирных трагедий
Сравнится одно заседанье месткома?

Не надо войны и второго потопа,
Закроем истории славной скрижали,
Достаточно вспомнить таможенников ЧОПа,
Чтоб знать хорошо – от чего мы бежали.

Италия, Вена, Ладисполь и море,
В холодных коттеджах, у зданий НАЯНы
Мы жили надеждой, забывши о горе,
И знали, что с неба не сыплется манна.

Мы были немыми, искали работу,
Мы всё поменяли и всё поломали,
На нас навалились такие заботы,
Мы часто жалели, но мы выживали.
 
Нам виделись ночью Москва и Одесса,
Мы плакали, слыша мелодии песен,
И сердце болело от дум и депрессий,
И путь эмигранта был вовсе не весел.

И вот, переплавлены в огненном тигле,
Живём, набирая дыханье второе,
Да, может быть, ранены, но не погибли,
Евреи Америки – люди-герои.

1983
 
БРАЙТОН-БИЧ

На Брайтоне есть таверны,
На Брайтоне есть пивные,
НЭП был таким, наверно,
В той, далёкой России.

Здесь рыбы и мяса груды,
Роскошные натюрморты,
У женщин такие груди,
Каких вы нигде не найдёте.

У женщин такие ж..ы,
Каких природа не знает,
Вся Западная Европа
Со вкусом их одевает.

В кабак завалились хамы,
Таксисты, торговки, дамы,
И туфли от Джино Веннучи
Поскрипывают в толкучке.

Придите на бродвок летний,
Все сыты, довольны, богаты,
Наряды, семечки, сплетни,
Как в Жмеринке старой когда-то.

И нет Америки рядом,
Ни техники, ни прогресса,
Крутит шикарным задом
Бэбочка их Одессы.

1983
 
* * *

Живу одна среди чужих людей,
Нет ни отца, ни матери, ни сына,
Не замечаю вереницы дней
И ночи жду – ночами вижу сны я.

Отец и мать ко мне приходят в снах,
Они жалеют, любят, понимают,
Уходит боль, и пропадает страх,
Я снова сильная и молодая.

К дневному свету чувствую вражду:
Он каждый день меня для жизни будит,
И с нетерпением я ночи жду,
Когда придут ко мне родные люди.

1983


* * *

Я бледна от бессонных ночей,
Я бедна, как пустой казначей,
И с одежд моих сыпется пыль,
И надежды сдала я в утиль.

Недоступен мечты горизонт,
Сыгран жизни ненужный экспромт,
И душа опустевшая ждёт,
Когда жалкое тело умрёт.

1983
 
* * *

На кладбище тихо – деревья и плиты,
Под ними надежды и страсти зарыты,
Конец ожиданиям, страху и лести,
Сюда не доходят тревожные вести
Из мира утопий, иллюзий, обмана,
Здесь вечный покой – голубая нирвана.

1983




* * *

Где-то плыли часы, где-то плыли минуты,
Отодвинулись в вечность отсчёты и дни,
В этом мире забыты, в этом мире замкнуты,
Мы остались с тобой на планете одни.

Ни людей, ни понятий, ни правил, ни долга –
Ничего не заметим, ничего не учтём,
Только руки сомкнём в этом миге недолгом
Между вечным покоем и вечным огнём.

1983
 
* * *

Моменты памяти живой
Непознаваемо чудесны:
Запоминается порой
Мотив, совсем неинтересный,
Или неважный эпизод,
Портрет, ненужный и случайный;
Всю жизнь меня к себе влечёт
Незримых озарений тайна;
То вспоминаю птичий двор
В далёком детстве, в Поляковке,
Окна морозного узор,
Лошадки старой бег неловкий;
Или высокую траву
В степи пахучей, в Казахстане,
Вдруг не во сне, а наяву
Романа ветхого названье;
Моменты горя и беды,
Минуты тесные страданья
Растут, как листья лебеды,
Из мирового подсознанья.
Всё исцеляя и губя,
Рисует память мир особый,
В котором видим мы себя,
Как нам приятно и удобно.
И так живём среди теней
Между грядущим и прошедшим,
Не видя настоящих дней
И бега жизни сумасшедшей.

1983
 
* * *

Когда глухая тишина
Войдёт без звука и без тени,
Когда давно сидишь одна,
Руками обхватив колени,
Когда никто не позвонит,
Когда никто не постучится, – 
Тогда ты можешь научиться
Молчать и с Богом говорить.

1983
 
* * *

Моему отцу, Флиттеру Соломону
Михайловичу, узнику ГУЛАГа...

Когда меня преследовали страхи,
Когда чужой и злой казалась всем,
Когда вставало прошлое из праха,
А будущего не было совсем,

Когда казалась жизнь невыносимой
И дням суровым не было конца,
Я помощи у Бога не просила,
Я вспоминала моего отца.

Наверное, в трагедии иль в саге
Не описать души его святой,
В плену, в окопах, в лагерях ГУЛАГа
Он выжил и смеялся над судьбой.

В нём было то, что люди ищут вечно:
Великое согласие с собой,
Такая доброта и человечность,
Души страдальца мудрого покой.

Не помню в нём ни корысти, ни злобы,
Лишь к женщине Единственной – любовь,
Когда над ней закрыли крышку гроба,
Он к этой жизни не вернулся вновь.
;
А умирая, прошептал два слова:
«Не унывай...», и жизнь оборвалась,
Но каждый раз отец приходит снова,
Чтобы спасти меня в тяжёлый час.

1983




* * *

Я видела глаза Христа,
Глаза страдальца и пророка;
Его слеза была чиста –
Слеза сурового упрёка,

Как будто вдруг он осознал,
Что подвиг жертвенный напрасен,
И в этом мире лжи и зла
Он был так горестно прекрасен.

1984
 
* * *

Серые птицы на красном закате,
Старые клёны в оранжевом платье,
Жёлтой берёзы прощальный убор,
Пасмурной осени огненный взор.

Юность за дальним седым перевалом,
Странная оттепель в теле усталом,
Сердца тревожный и медленный стук –
Страсти последней печальный недуг.

1984
 
* * *

Посвящается русской девушке,
погибшей от наркотиков

В этом диком загоне, где стоны и боль,
В этом странном, случайном смешении воль,
В этой куче слепых пред судьбой муравьёв
Я живу без руля, без ветрил, без оков.

Одинока, свободна, как пыль на ветру,
Я ненужные слёзы улыбкой сотру,
И, иглу в ошалевшую вену вонзя,
Я закрою на время пустые глаза.

В сумрак жизни войдут запоздавшие сны,
Мысли станут прозрачны и странно ясны,
Я плыву в мир светил, голубых облаков,
Без руля, без ветрил – далеко, далеко...

1984
 
* * *

Певица в красном пела в казино,
По ней бродили отсветы и блики,
Горели свечи, искрилось вино,
Из залов дальних доносились крики,
Там у столов зелёных в эту ночь
Схлестнулась воля жалкая с азартом
И уплелась, поверженная, прочь,
Случайно жизнь поставивши на карту.

1984

* * *

    Владимиру Орлову

Хочу нарисовать закат,
Неуловимый и прозрачный,
Но скрылся красок огнепад,
Пока искала звук удачный.

Хочу тебя изобразить,
Из дали вызвать взгляд, улыбку,
Но память обрывает нить
И силуэт стирает зыбкий.

Искусству вовсе не дано
Остановить мгновенье века:
Водой становится вино
И тенью – образ человека.

1985
 
* * *

Образы изношены,
Мысли недоношены,
Рифмы перекошены,
Ритмами искрошены.

А за ширмой сложности
Ветхое убожество,
Малые возможности
Слабого художества.

1985




* * *

Такое море, даль такая,
Такие блики на воде,
И нет ни ада и ни рая,
А есть три цвета на земле:

Цвет золотой лучей искристых,
Цвет яркий неба синевы
И третий цвет, зелёный, чистый,
Деревьев, глаз твоих, травы.

1985
 
* * *

Такая странная весна:
Всё дождь и дождь, как в злую осень,
Ни пробуждения, ни сна,
И мир вокруг совсем несносен.

Казалось, умерла душа
Без сожалений и рыданий,
И время льётся не спеша,
И нет стихов, и нет желаний.

И вдруг случайный эпизод –
Твоя улыбка, шёлк ладоней,
И снова кладбище цветёт,
Весна бушует в мёртвой зоне.

1985


* * *

Игра и ложь, смятение страстей,
Надежды, слёзы, паника вестей,
На бирже старой ставки вверх и вниз,
И после штормов страшных лёгкий бриз.

Я здесь давно играю роль свою:
Скупаю, жду, меняю, продаю,
Но в суете не грезится просвет –
На бирже жизни выигрышей нет.

1985
 
* * *

В яхте деревом пахло, как в старом лесу,
И сидели две чайки на остром носу,
Гости пили коньяк, разливали вино,
А под ними ходило весёлое дно.

Запах моря, причал, элегантный уют,
И хозяин спесиво и важно надут,
Было сытно, удобно и скучно до слёз
В яхте маленькой – символе сбывшихся грёз.

1985
 
* * *

В своей стране мы квартиранты,
В чужой – мы ново-эмигранты,
Там всё роднее, здесь – сытнее,
Не угодишь на вкус еврея.

Одни жалеют и страдают,
Другие лавки открывают,
А третьи силятся решить,
Как велфер с кешем совместить.

Одни влюбились в бар «Одесса»,
Другие стонут от депрессий
И рвутся в славный Вашингтон,
Чтобы назад отправил он.

Мы – бизнесмены, программисты,
Мы даже несионисты,
Мы хаузкиперы, лифтёры,
Буккиперы и волонтёры.

Есть тридцать тысяч, есть квартира,
Все прелести земного мира,
Европа, Мексика, Канада,
Чего же вам, евреи, надо?

Но в нас цыганской крови много,
Нам снова грезится дорога...
Евреи, надо подождать –
Нам дальше некуда бежать.

1985
* * *

Я сижу за стойкой бара,
В лёгком дыме и угаре
Проплывают антилопы,
Золотые ягуары.
Дремлют светлые чинары,
Голубых овец отары
Прогоняет пастырь старый
По земле далёкой Сары.
Мне в глаза не светят фары,
Нет ни копоти, ни гари,
В вечном стрессовом ударе
Я мечтаю о сафари.

1985




* * *

Мне не дал Бог красивого лица,
А только маску, страшную, живую,
Чтоб осознать до боли, до конца,
Что я страдаю – значит, существую.

Земных мучений осушив бокал,
Я дожила до мудрого покоя.
Мне Бог живую маску изваял,
Чтоб душу окропить святой водою.

1986
 
* * *

Из мира грёз и ярких сновидений
Я ухожу в суровый мир страстей,
Где бьются тел оставленные тени
И суетится бранный пир гостей.

Дан всем им срок, как тягостное бремя,
Чтоб осознать ничтожество и тлен
Всего того, что убивает время
И жизнь берёт в неумолимый плен.

И если в этом странном озаренье,
Которое зовём мы бытиём,
Тебе откроется великий смысл творенья, –
Избранник ты на поприще людском.

1986
 
* * *

Вокруг меня стена небытия,
Невинные забавы пустоты,
И если вдруг умру сегодня я,
Ничто не вздрогнет – ни земля, ни ты.

Не вспыхнет новым всплеском океан,
И лишней капли не прольёт роса,
И не покроет сумрачный туман
Твои заиндевевшие глаза.

И только в самой верхней вышине,
Где души отболевшие живут,
Отец и мать протянут руки мне,
И я вернусь туда, где вечно ждут.

1986
 
* * *

У синих рек в заброшенных лугах
Гуляет кобылица молодая
И ждёт, когда придёт Иван-дурак
И уведёт её в свои сараи.

Так я ждала, затеряна в мечтах,
Считая одиночество бедою,
Пока, платя собой за этот страх,
Я не ушла в сараи за тобою.

В быту по горло, в скуке и в словах,
Я, задыхаясь, тихо умираю,
И снится мне: в заброшенных лугах
Гуляет кобылица молодая.

1986
 
* * *

Здесь, на этом полустанке,
Мы не заняты мечтами:
Я тянусь к твоей осанке,
Поменяемся местами.

Я, как ты, красивой стану,
Ты, как я, влюблённым будешь,
Я в любви, как в Лете, кану,
Ты про всех других забудешь.

И в весёлом куролесье,
В заколдованном обмане
Содрогнётся поднебесье,
Растревоженное нами.

1986


* * *

Несу свой крест безропотно, поверь,
Устало сердце от беды и грёз,
Устало от находок и потерь,
От слабости, от мужества, от слёз.

Душа застыла в старте вековом,
Стремится к Богу, ввысь, в другой предел.
Махни, царевна, лёгким рукавом,
Умчи в пустыню звёздных каравелл.

1986
* * *

В Париже май стоял в цвету
И ландышами торговали,
Каштаны в синюю весну,
Сигналы – свечи посылали.

В Фули-Буржер сиял канкан,
Эклеров запах был дразнящим,
А в Нотр-Даме пел орган
И звал забыть о настоящем.

Он звал в другие времена,
Когда тщеславие и сила
Бросали грандов в стремена,
Дворцы и замки возносили.

Как в старину, блистал Версаль,
Цвела Вандомская колонна,
По вечной площади Пигаль
Брели дешёвые мадонны.

Звенел дождя весенний душ,
А на Монмартре тихо пели,
И крылья старой Мулен-Руж
Над синим городом летели.

За Сеной плыл туман, как дым,
Скрывая лавки букинистов.
Париж был вечно молодым
И нежным, как душа артиста.

1986
* * *

Марку в день шторма

Много помнила старая сцена:
Филигранные вальсы Шопена,
Одинокую песнь Мендельсона
И оркестры большого сезона.

Моцарт к солнцу стремился мажорно,
Шёл Бетховен сквозь драму упорно,
И Чайковский грустил о нездешнем,
Пел Рахманинов праздником вешним.

Погибала в слезах Виолетта,
Безысходно страдал Риголетто,
А Кармен соблазняла испанцев
Сокрушительным пламенным танцем.

Там звучали шаги полонеза,
Принц о девушке розовой грезил,
Плыли лебеди на пуантах,
Умирала Жизель элегантно.

Всё лицо перемазав мукою,
Сам Паяц хохотал над судьбою,
В вальсах Штрауса нежилась Вена...
Много помнила старая сцена.

1986
 
* * *

Эдуарду Лехмусу, покойному

Ко мне приходят ветры на постой,
И запах леса по утрам теснится,
Ласкает солнце тёплое весной,
А за окном поют живые птицы.

В плену у белой комнаты своей,
В плену у сложных мыслей и раздумий
Я отошёл от жизни и людей,
Но не пришел ещё в собратство мумий.

Так прохожу я между двух миров,
Как по живому лезвию кинжала,
Идти к вершинам дальним не готов,
И прошлое за гранью перевала.

Все тени мира борются во мне,
Посланцы вечной и жестокой воли,
То я топлю их в сладостном вине,
То вновь кричу от ужаса и боли.

1986
 
* * *

      Роману Крихели

Когда я вижу небо и цветы,
Когда я слышу музыку миров,
Я ухожу от бед и суеты
И радуюсь творению богов.

Когда я вижу светлое лицо
В движении тепла и доброты,
Расходится страдания кольцо –
И в мире только небо и цветы.

Когда смотрю на твой простой эскиз –
Явление грядущей красоты,
Я чувствую, как дышит синий бриз
И расцветают небо и цветы.

1987
 
ЕККЛИЗИАСТ

В суровый век прогресса очень часто
Я Библию читаю по ночам,
Печальные слова Екклизиаста,
Забытое Начало из начал.

Есть время разрушать и время строить,
Есть время жить и время умирать,
Есть время силу мудростью удвоить
И время раздавать и собирать.

От мудрости – великие печали,
От знаний – нескончаемая боль,
И то, что новым кажется вначале,
Уже свершалось силой многих воль.

Всё Суета Сует – и нет исхода:
В томленье духа, муках и трудах
Рождаются и падают народы,
И всё живое вновь уходит в прах.

Не добродетель – Случай правит миром,
Святым и злым – один удел и срок:
Богатство ль, Славу сделал ты кумиром –
Над всем висит неумолимый рок.

Так будь же добр, люби людей и Бога,
Живи в веселье, смейся над Судьбой:
Всё Суета Сует, все боли и тревоги,
И только день Сегодняшний – он твой.

1987
 
* * *

Какое мне дело до скуки,
Какое мне дело до всех,
Когда мои нежные руки
Из звуков рождают успех.

Я вижу глаза и улыбки,
Я слышу дыхание слёз,
Когда моя старая скрипка
Уводит их в странствие грёз.

Какое мне дело до скуки,
Какое мне дело до вас,
Когда из страданья и муки
Рождается солнечный вальс.

Движения страстны и гибки,
Томителен радостный смех,
Играй, моя старая скрипка, –
В святом упоительный грех.

1987
 
* * *

Привыкнуть к одиночеству нельзя,
Как не привыкнуть к горю иль беде,
Ни книги не помогут, ни друзья,
Ни водка, ни пристрастие к еде.

Лишь став свободным от пустых надежд,
Лишь выучив страдания урок,
Ты перейдёшь мучительный рубеж,
Поняв, что каждый в мире одинок.

Уйти от одиночества нельзя,
Войди в него, прими его как путь
Всего живого – ветки и дождя,
Как бытия таинственную суть.

1987


* * *

Увидеться, обидеться,
Поссориться, расстаться,
А после из-за гордости
Кому-нибудь достаться.
И потерять желанное,
И схоронить святое...
Какую шутку, молодость,
Сыграла ты со мною!

1987
 
* * *

Всё так просто, всё так сложно,
То легко, то невозможно,
То целует, то страдает,
То балует, то кусает;
Это бури, это бризы,
Это ласки и капризы,
Это штормы, это штили,
Это сказки, это были...

И я выхода не вижу:
То люблю, то ненавижу.

1987

* * *

Я вновь приду, когда ты будешь пьян,
Красивая в сознании туманном
И вновь приму мучительный обман
За миг любви, высокий и желанный.

1987

* * *

Забудет сердце боль и пустоту,
Забудет ум томление и страх,
И лишь лицо запомнит встречу ту
И отразит страдание в чертах.

1987
ЗАВЕТЫ

В храмах старой Галилеи,
На холмах у Назарета
Нам оставили евреи
Первозданные заветы.

В этом мире всё конечно,
Всё изменчиво и тленно,
Только дух святой и вечный
Торжествует неизменно.

Только дух святой и правый
Может истину постигнуть,
Только вера, а не слава
Даст народу не погибнуть.

Ни изгнание, ни горе,
Ни диаспора, ни гетто,
Не убили духа Торы –
Первозданного Завета.

1987
 
* * *

Поэты приходят на муки,
В которых рождается стих,
Из стонов являются звуки
Гармоний и ритмов святых.

Поэты приходят для славы,
Посмертной и зыбкой, как дым,
Пророку даровано право
Всегда умирать молодым.

Поэты приходят для песен,
Становятся в замкнутый круг,
Но мир наш им душен и тесен,
И скучен, как старый супруг.

Поэты приходят, как всплески
Весенней и свежей волны,
Как дети, наивны и дерзки,
Как Боги, безумья полны.

Поэты – живые экспромты
В симфонии жизни скупой,
Незримых миров горизонты
Касаются нежной душой.

Ранимы и чутки, как лани,
Идут на таинственный зов,
На тысячи тяжких закланий,
Чтобы в мире дышала любовь.

1988
* * *

И никому не позвонила,
И никого не позвала,
Беда душила и томила,
А жизнь безвыходна была.

И одиночество присело
На край кровати в тишине,
Так тело слабое болело,
И странно душно было мне.

Одна среди возни и шума,
Одна, как в клетке, как в дыму,
И только думы, думы, думы
И путешествие во тьму.

А сзади крылья вырастали,
Звала другая благодать,
Где нет ни мук и ни печали,
И кто-то ждёт родной, как мать.

1989
 
* * *

У жизни нет начала и конца,
А есть лишь миг, изменчивый и вечный.
Не нам судить о гении Творца
И мозгом куцым мерить бесконечность.

У жизни нет начала и конца,
А лишь неуловимый стук сердечный,
И смысл её доступен не борцам,
А странникам, смиренным и беспечным.

Но нам даны гордыня и мечта,
Тщеславия заносчивого пена –
Безумная мирская суета
Вливается в движение Вселенной.

1989
 
Царство Божие внутри нас…

Я оставлю наряды купчихам,
Я верну трюфеля богачам –
В светлой робе, смиренно и тихо,
Я молиться начну по ночам.

А наутро по травам и росам,
По пришибленной пыли дорог
Я пойду с неизменным вопросом:
Есть ли в мире оставленном Бог?

Где он – в чашах разбросанных лилий
Иль в душе умирающих зим,
Или в строках зачитанных Библий,
Что проносит в суме пилигрим,

Или в строгих церковных заветах,
В муках жаждущих, в стонах больных,
Или спрятан в неведомом где-то
И доступен лишь сонму святых?

Я порву все мирские препоны,
Перейду рубежи и края,
Я нарушу права и законы,
Что сковали, сломали меня.

И, расправивши душу, как крылья,
Я взойду на священный порог,
И в последнем, великом усилье
Вдруг узнаю, что я – это Бог.

1989
* * *

Я умру на перекрёстке
Посреди машин и ног,
Звёзд расплавленные блёстки
Надо мной рассыплет Бог.

В этой схватке стих последний
Вдруг взорвётся и замрёт.
Завтра к траурной обедне
Друг единственный пойдёт.

Всхлипнет, плакать не умея,
Посреди фигур и лиц,
Вздохов, запахов елея
И богов, глядящих вниз.

1989


* * *

Походкою Христа среди толпы
Я прохожу значительно и просто,
Вникая в выраженье глаз слепых,
Читая размышления подростков.

Лишь иногда я взрослых узнаю
По свету лиц, осмысленных и ясных,
И я на грани зрелости стою,
Ни времени, ни смерти не подвластной.

1989
* * *

Больные души в рай не попадут,
Они к земле привязаны телами,
Страдают тут и умирают тут,
И не помогут им ни гуру и ни свами.

Ни страх, ни боль не в силах победить,
Они живут на странном перепутье:
То обрывают с миром связи нить,
То снова их притягивают люди.

В борьбе с собой все силы изнурив
И не найдя заветного покоя,
Идут на оглушительный прорыв
И смерть зовут, забитые тоскою.

1989


* * *

О прожитой зиме грустит апрель,
Тоскует осень о минувшем лете,
Секундами заведует капель,
И дни листает ошалевший ветер.

Минуты, годы вдруг слились в одно,
Нет разницы меж нынешним и давним,
На миг открылось светлое окно,
И вот уже захлопывают ставни.

1989
* * *

До мудрости дожить мне не дано,
Прелюдией кончается начало:
Лишь первые ростки даёт зерно,
А жить осталось до смешного мало.

Как будто чья-то сильная рука
Разит меня в начале пробужденья,
Ещё не дописав черновика,
Приходится заканчивать творенье.

1989
 
* * *

Среди этой страшной гонки,
В колесе судьбы закручен,
Я услышал голос звонкий,
Странный голос из-за тучи.

Не магические гимны
И не ритмы папуасов,
Голос женственный и сильный
Пел о людях звёздной расы.

Пел о людях с нежной кожей
И с душой, открытой свету,
На земных они похожи,
Но совсем с другой планеты.

Там в дождях печаль не стынет,
А в снегах не скрыта скука,
Каждый там любим и принят,
И добро всему порука.

В алых солнечных закатах
Ожидание рассвета,
Тихой радостью богата
Неизвестная планета.

И живут без назиданья,
Без отчаянья и боли
Поднебесные созданья,
О земной не зная доле.

1990
* * *

Отделяются тени от тёмных ворот
И бредут по ночным переулкам одни,
А судьба никого за рукав не возьмёт
И не выведет к дому, где светят огни.

Так бредёт человечество в вечных потьмах,
А лукавые боги молчат о своём,
Проходя через муки, надежды и страх,
Мы всё ищем когда-то оставленный дом.

На кресте распиная пророков святых,
Побивая камнями земных мудрецов,
Бродит по свету странное племя слепых –
И никто разомкнуть не умеет кольцо.

1990
 
* * *

Я мечтаю о доме, где будет камин
И огромная шкура на светлом полу,
Я мечтаю в том доме молиться один
На святое распятие в тёмном углу.

Рыжий пёс растянулся и греет меня,
Блики пламени пляшут в покорных глазах,
Человек и собака, как встарь, у огня,
Время замерло тихо на ветхих часах.

Мир безумный беснуется где-то вдали,
Ветер носит мне осени запах с лугов,
Звуки влажной, тяжёлой, пахучей земли
Мне понятней лукавых, незначащих слов.

Я мечтаю о доме, где будет покой
И в открытые окна пчела залетит,
Солнце сядет за сонной и тёплой рекой,
И душа отдохнёт, и всё боль отболит.

1990
 
* * *

К Земле притянуты за хвост
Магнитом слабым – жизнью бренной,
Мы постоянно ищем мост
К другим мирам, к другой Вселенной.

И, забивая пустоту,
Делами, золотом, войною,
Мы в глубине таим мечту
И часто ввысь глядим с мольбою.

Как будто в солнечных мирах
Остался свет души высокой,
А здесь лишь изнывает прах,
Томясь тоскою одинокой.

1991
 
* * *

Нет случайной борьбы,
Нет случайных высот,
И никто от судьбы
Никуда не уйдёт.

И не надо ломиться
В открытую дверь,
И не надо молиться,
Коль буйствует зверь.

Только оком глубоким
Сумей заглянуть
В душу тела земного,
Где царствует муть.

Там наивный восход,
Там суровый закат,
Там и злой Мефистофель,
И мудрый Сократ.

Там истоки судьбы,
Там великий исход:
Нет случайной борьбы,
Нет случайных высот.

1991
 
* * *

Я никогда тебя не обману,
Греха на душу не возьму, не стоит,
Любовь, как шнур, вкруг шеи оберну
И в безвоздушье жизнь себе устрою.

Скупые слёзы высушу платком
И потерплю, хоть знаю - будет больно,
Пока последним воздуха глотком
Не захлебнусь в удушье добровольном.

1991
 
* * *

Мне приснился старый мастер,
Свет любви струился рядом,
Мне приснился мудрый мастер
В ветхом старческом наряде.

Горы древнего Тибета,
Сакля в камне под горою,
И тепло родного света,
Счастье тихого покоя.

Я у ног его сидела
И внимала долгой речи,
А душа жила и пела
И рвалась к другой навстречу.

Все безумия и муки
Жизни я простить готова
За свиданье без разлуки,
За его святое слово.

1991
 
* * *

День был очень кроткий,
День был очень ясный,
Сердце билось чётко,
Мысли шли согласно.

Было очень рано,
Было странно чисто,
Мир был полон праной,
Солнечной, лучистой.

Уплелись химеры,
И исчезли страхи,
Зазвучали сферы
Музыкою Баха.

Птицы пели славу
Божьей Благодати:
Примеряли саван
На моей кровати.

1991
 
* * *

Тихо жизнь скатилась в вечность,
Как звезда по небосклону,
Быстротечность, бесконечность -
Неизменные законы.

Утро встало, день родился,
Вечер ставни закрывает,
И никто не удивился,
И никто ещё не знает,

Что по траурному склону,
Где трава и птиц тирады,
Проплывает монотонно
Золотая кавалькада.

В ней уснувшая царевна
Не прельстит улыбкой сонной,
Потому что неизменны
Тихой вечности законы.

1991
 
ЯНТАРЬ

Родилась я в селе на Урале,
Где зимою синели снега,
Покрывая тяжёлым одеялом
Огороды, деревья, стога.

Далеко от жилых перекрёстков,
От железных и всяких путей,
Проживала там странная горстка
Богом проклятых ссыльных людей .

Из больших городов, из столицы,
Заключённые в серые дни,
Ни мечтать, ни жалеть, ни молиться, –
Только выжить хотели они.

И порой берегли, как святые,
Вещи те, что любили и встарь,
Так увидела там я впервые
Этот тёмно-вишнёвый янтарь.

Одинокая женщина в чёрном
Одевала его иногда,
Я ребёнком была и не помню
Её имя. Летели года.

И как символ чего-то иного,
Что так нужно для нашей души,
Эти бусы возникли в суровой
И забытой уральской глуши.
 
И с тех пор тяжело и упрямо
Я искала такую же нить,
Лишь недавно у старенькой дамы
Удалось эту вещь мне купить.

Тёмно-красные старые бусы,
Словно в маленьких рюмках вино,
Рождены для изящного вкуса
В Петербурге когда-то давно.

Я притронулась к ним осторожно,
Рассмотрела, одела, ношу,
Но приходит пора – и, возможно,
Я себя этой сказки лишу.

Потому что, к беде или к счастью,
Я должна эту нитку продать,
А на деньги, что выручу частью,
Мою первую книжку издать.

1992
 
РОССИЯ

                Моим ученикам

Приезжают в надежде,
Доходят слова,
Что Россия, как прежде,
Больна, но жива.

Говорят о плохом,
О тоске и нужде,
Там, как в сердце живом,
Бог и дьявол в вражде.

То ли тело спасать,
То ли душу сберечь,
То ли хлеб запасать,
То ли мёртвыми лечь.

Амплитуда свободы
От Бога до тьмы
Для такого народа
Похуже тюрьмы.

Удила закусили
Бандиты и мразь,
И разгромная сила
Со дна поднялась.

Жертвы, голод, разруха,
Столетняя мгла
Силу русского духа
Убить не смогла.

А теперь не страна,
А великий базар:
От гвоздя до любви -
Всё обменный товар.

И за доллар с торгов
Поплыла в никуда
Отшумевшая эра
Борьбы и труда.

И все взоры на Запад,
Уже не впервой,
Только выведет к бездне
Слепого слепой.

Позабыли о том,
Что от русской беды
Нет лекарств за "бугром",
Нет похожей судьбы.

Дом, машина и счёт
Хороши, спору нет,
Только русский запьёт
По прошествии лет.

Затоскует душой,
Поглядит в высоту
И захочет судьбу
Непременно не ту.
 
Не приходит Мессия,
Страна, как вдова.
Мать родная Россия,
Трава - мурава.

1992










* * *

Мы обычно творим в величайшей тоске,
И любое создание - выход из муки,
Был печален Господь, когда вдруг на песке
Начертили проект его мудрые руки.

Став свободным от мук, он их нам передал,
И, устав от страданий, он нам их доверил,
Получился не мир, а великий скандал,
Я уйду из него, хлопнув радостно дверью.

1992
 
Мэри Ройтман в день пятидесятилетия

Мы так боялись сорока,
Боялись старости и боли,
На мир смотрели свысока,
Ещё не съев и пуда соли.

Но наше будущее, друг,
Уже далёким прошлым стало,
И, замыкая жизни круг,
Пора пятидесяти настала.

Пора, когда осознаёшь,
Что ты не вечен, ты не вечен,
И, как ни медленно ползёшь,
Но знаешь - путь не бесконечен.

Пора, когда отца и мать
Ты схоронил и внуков встретил,
И вроде бы ещё не жил
И поворота не заметил.

Ещё так молод ты душой
И только понял жизни цену,
Но кто-то сильный и большой
Стучит и шлёт других на смену.

Но грусть не к месту у стола,
И юбилей не для печали,
За всё, что нам судьба дала,
Поднимем дружные бокалы.
 
И первый тост за пятьдесят,
За возраст мудрости и силы,
За нас, детей и за внучат,
За тех, кто будет жить и жили.

1992







* * *

Жадные до жалости,
Мелкие до малости,
Склонные на гадости,
Падкие на шалости,

Грубые до дерзости,
Лживые до мерзости,
Глупые до пошлости,
Хитрые до подлости.

По земле распущено
Племя вездесущее,
Сеет без стеснения
Смерть и запустение.

1992
 
* * *

Рыба в море не знает леса,
Зверь в лесу не познает неба,
Птица в небе не знает моря,
Только люди с Природой спорят.

Потому так печально море,
И деревья поникли в горе,
Потемнело от дыма небо,
Ищут птицы укрыться где бы.

И уйдут от людей все звери,
Пересохнут живые реки,
А Природа закроет двери
И не вспомнит о человеке.

1992
 
* * *

Мы все в этом мире чужие,
Прохожие с разной судьбой,
Стараюсь уйти от игры я
С другими и даже с собой.

Внушеньем мне душу залечат,
Напоят целебной травой,
Но каждая новая встреча
Ударит по ране живой.

Фигляры с приветливой лаской,
Зажавшие сердце в кулак,
Не знаешь, что скрыто под маской,
Не знаешь, кто друг и кто враг.

Свою усмиряя стихию,
Уже не бегу за толпой,
Мы все в этом мире чужие,
Прохожие с разной судьбой.

1992
 
* * *

Пишу стихи, играю с янтарём,
Смотрю на жизнь, как на песочный город,
В котором так непрочен каждый дом,
И потому так хрупок и так дорог.

Люблю собак с их нежностью простой,
Закатов свет, осенних листьев шорох,
И лёгкий снег над улицей пустой,
А иногда газет ненужный ворох.

Хотела бы сказать - люблю людей,
Но не скажу, душой кривить не стану:
Уйдя от них, как от лихих зверей,
Одна в углу зализываю раны.

1992

* * *

Жизнь любого из нас - затаённая драма,
Сколько в мире людей, столько частных трагедий,
Их герои не будут закованы в мрамор,
Их не сыщет писатель в архиве наследий.

Только в праздничный день среди шума и гама
Ты увидишь глаза отрешённой печали:
Так проходит сквозь мир затаённая драма,
Обнажённая боль без меча и забрала.

1992
* * *

Тяжело переболела,
Как из ветра сшито тело,
Ослабели сильно ноги,
По кривой идут дороге,

И на мир смотрю иначе:
Не завидую, не плачу,
Словно плавно отлетаю
Ближе к краю, ближе к раю.

1992
 
* * *

Погода мерзкая была,
Такси прохожих подбирали,
И вдруг сквозь дождь колокола
В соседней церкви зазвучали.

Над миром шторм летел волной,
Качались в тучах небоскрёбы,
А звон, тревожный и густой,
Рождал в душе мотив особый.

И память в детство потекла,
В деревню нашу, в дни простые,
Когда ещё колокола
Звенели в праздники святые.

Вдруг город адовый исчез
В своём величии убогом,
Остались детство, дальний лес
И к церкви светлая дорога.

1992
 
* * *

Без зелёного куста,
Без весеннего листа,
Без травы и птиц певучих -
Здесь томится в тесной куче
Племя пленное людей
Средь домов и площадей.
Этот город в ритме рока,
В стиле юга и востока,
В плане тысяч городов,
Стар, как мир, и так же нов.
Вширь растут его трущобы,
Ввысь взлетают небоскрёбы,
В них смешались боль и грех,
Пораженье и успех.
Предсказанья всех пророков,
Воплощенье всех пороков
Здесь слились в тяжёлый сон -
Мировой Армагеддон.
В этой каменной пустыне
Нет овалов, плавных линий,
Только угол и квадрат,
Повторённые стократ.
И, послушные привычке,
Едут в душной электричке
Сотни грамотных рабов
Для бессмысленных трудов.
День в компьютерном угаре,
Вечер в тесном, дымном баре,
Ночь без сна - и утром вновь
Повторение основ.

Чтоб уйти от злой рутины,
Смотрят страшные картины,
Где убийства, секс и грязь -
Человеческая мразь.
Доллар правит этой пляской,
Он в мечте и детской сказке,
В разговорах и умах,
И в конторах, и в судах.
Здесь ядро цивилизаций,
Здесь столица лучших наций,
Дьявол здесь вершит свой торг -
Город мёртвых, город - морг.

1992




* * *

У судьбы на опушке,
У самого края,
Я слова, как игрушки,
В стихи собираю.

И с улыбкою детской
Плыву через будни
Золотой арабеской
На траурном судне.

1992
 
* * *

Я буду жить в своих мечтах,
Я буду жить в туманных мыслях,
С живой синицею в руках
И с журавлём в далёких высях.

Я буду странной для других,
А для себя земной и кроткой,
Из тонких нитей золотых
Воздушный замок мною соткан.

Из нежных красок миражи
Я возведу печальным взором
И голубые этажи
Морозным выстелю узором.

Из светлых солнечных лучей
Я соберу живую пряжу
И мир, знакомый и ничей,
Отдам торговцу на продажу.

1992
 
* * *

Такой подарок за окном,
Подарок-день весь в ярком свете,
А на душе холодный ком,
Тоска об уходящем лете.

Когда меж нами навсегда
Сломалось то, что было ломким,
Сломалось тихо, без труда,
Сменясь отчаяньем негромким.

Такой холодный мир вокруг,
И нет защиты от метели,
Весёлых глаз и тёплых рук,
Не надо ждать конца недели,

Никто не вспомнит, не придёт,
Одна, как перст, всегда и всюду...
А за окном подарок ждёт,
Подарок-день, подобный чуду.

1992
 
* * *

Ему любовь постельная,
А мне тепло и ласка,
Ему корова стельная,
А мне мечта и сказка.

Ему наесться досыта,
А мне подняться пухом,
Ему храпеть без просыпа,
А мне проснуться духом.

Ему забрать последнее,
А мне отдать без жалости -
И нет меж нами среднего
Ни в главном и ни в малости.

1992

* * *

Загорелось на востоке:
Встало солнце - божье око,
Осмотрело мир сначала,
Осушив росу лучами,
Покатилось ввысь, к зениту,
Зацепилось за ракиту,
Осветило леса тайны,
Заглянуло в дом случайно:
Одинокому поэту
Протянуло лучик света.

1992
 
* * *

Я превращаю жалобы в стихи,
Как хлам ненужный в слиток золотой,
Как цвет опавший в нежные духи,
Как смерть зерна в росток полуживой.

Я превращаю дней круговорот
В живую роспись храма бытия:
Страданием раскрашиваю свод
И болью сердца крою стены я.

1992






* * *

Порой так тихо на душе,
И ты летаешь плавной птицей
Уже на высшем этаже,
Куда любой из нас стремится.

И в этот самый главный миг
Ты озарён особым светом,
Устами к вечности приник -
И назовут тебя – Поэтом.

1992
 
* * *

В серый день на старой ветке
Без листвы и даже почек
Я увидел капли света,
Что оставил дождик с ночи.

Так наивно и тревожно
Украшали ветвь сухую,
Словно руку осторожно
Протянули в жизнь иную.

1992


* * *

Моя тоска сродни тоске богов,
Взирающих на дальние миры,
Их вздох усталый без мольбы и слов
Нам слышится в преддверии зари.

Моя печаль сродни печали птиц,
Несущих к югу запахи зимы,
Печаль без меры, края и границ,
Как над домами русскими дымы.

А грусть моя - не боль, а только зов
К другой душе, не зрелой, но живой.
Срывает ветер осени покров
И бьёт в лицо отжившею листвой.

1992
* * *

Нам изначально зло дано,
Как меч картонному солдату,
Не защищает нас оно,
А разрушает безвозвратно.

Века проходят: вновь и вновь
В душе людей вскипает злоба
В борьбе за Бога, за любовь,
За счастье и за крышку гроба.

Беспечный Каин пьёт вино,
А тело Авеля не дышит:
Нам изначально зло дано,
Прописано ошибкой свыше.

1993


* * *

Не трогай цвет седых волос,
Туманной осени окраску,
А предрассудки мира брось:
Не надевай чужую маску.

Увидеть белою зимой
В снегу равнину натурально,
Немудрым быть, когда седой,
И беспокойно, и печально.

1993
* * *

Поёшь ли ты в ашраме,
Иль молишься во храме,
Кладёшь ты крест иль палец
На голову иль грудь, –
Неважно, ибо к Богу
Всего одна дорога,
И суждено немногим
Пройти суровый путь.

Сандалом ли накуришь
Иль ладаном пахучим,
Молиться будешь стоя,
Иль сидя, иль в наклон,
Ты не придёшь к итогу
И не достигнешь Бога,
Пока в душе мятежной
Вдруг не родится Он.

Возникнет в миг покоя,
Как час перед рассветом,
Когда утихнут мысли
И страхи отомрут,
Возникнет в чистом сердце,
А не в далёком где-то,
И музыкой небесной
Отмечен будет труд.

1993
 
* * *

Жить тревожно, жить печально,
Осторожно, изначально,
Всё хотеть, достичь – и снова
Начинать желать иного
До тех пор, пока однажды
Вдруг устать от вечной жажды,
Оглянуться, разобраться,
Одному в пути остаться
И в задумчивом покое
До небес достать рукою.

1993

* * *

Стихи не идут – и не надо,
Милее минута покоя,
Душевной беседы отрада
И речи движенье живое.

Дороже любого сплетенья
Крик чайки, покинутой в море,
Черемухи дикой цветенье,
Слеза, обронённая в ссоре.

Незрелого духа творенье,
С природой божественной споря,
Не выразит сердца смятенье
И жалобу тихого горя.

1993
* * *

Богом было завещано
Меня вылепить женщиной
И без друга заветного
Жизнь прожить неприметную.

Путь не выстелен скатертью,
Прожила я под грозами,
Не женой и не матерью –
Нерасцветшею розою.

Не целую мужчину я
И ребёнка не пестую,
Поэтесса по чину я –
Умираю невестою.

1993
 
* * *

Сужу о солнышке по зайчику,
А о цветах по одуванчику,
Сужу по кисти о художнике
И о траве по подорожнику.

Неизмеримое – измерено,
Необозримое – проверено,
Всё на весах неловких взвешено
И в голове убогой смешано.

А мир живёт, о нас не ведая,
Своим законам слепо следуя,
И солнышко рождает зайчиков,
И облетают одуванчики.

1993
 
* * *

Годы выходят боком,
Мы недовольны сроком,
Старость пришла нежданно,
Тело нам служит странно.

Разных болезней свора:
Трудно подняться в гору,
Вдруг нога захромала,
Что-то с желудком стало.

Сердца толчки ночами,
Боли жгут палачами,
Дружбу свели с врачами
Попусту – знаем сами.

Жалоб никто не слышит,
Время рецепты спишет,
В главной, последней схватке
Есть свои недостатки.

1993
 
* * *

Мы понимаем стариков, когда их нет,
И потому, что сами доживаем
До их болезней, горестей и бед,
Которых юность дерзкая не знает.

Они идут пред нами впереди
И за руку проводят через годы,
Порой кричат: «Смотри, не упади!»
И зонтик нам приносят в непогоду.

1993


* * *

Меж мёртвых и живых живу
На этой странной переправе,
Ещё парома не зову
И берег не хочу оставить.

К живым притянута умом,
Душой привязана к ушедшим,
Тоскует память о былом,
И сердце плачет о прошедшем.

А листья падают сухи,
И тишина гудит в пределах...
Одна. Со мной мои стихи.
Паром подходит. Выбор сделан.

1993
* * *

Струночка-походоска,
Туфли – чудо-лодочки,
Лёгкая, летящая,
Юность уходящая.
Тело в лук натянуто
Тетивой упругою,
Поясочком стянуто,
Тонкое и смуглое.
Взгляда блеск потупленный,
Чёлка непослушная,
Вся ещё не куплена,
Чуть губа прикушена.
А в далёком мареве
Яркий мир мерещится,
Как берёзка в зареве,
На ветру трепещет вся...

Тополя пылинкою
Отлетает жизнь моя,
Девочкой-былинкою
Снова вижу юность я.

1993
 
* * *

Время шьёт свои стежки
Потихоньку, помаленьку,
Словно меряет шажки
От недельки до недельки.

И от года к году мы
Переходим незаметно,
От весны и до зимы
И от осени до лета.

Перерыва в круге нет,
Всё на редкость прочно сшито...
Оглянулся – жизни нет,
И пути назад закрыты.

1993
 
* * *

Мы в юности застенчивы,
И жизнь для нас заманчива,
Пути её изменчивы,
Иллюзии обманчивы.

Идём тропой незрелою,
Всё копим деньги, знания,
Судьбу свою несмелую
Планируем заранее.

Всё, что познал, забудется,
Всё, что скопил – останется,
Непрошеное сбудется,
Дни старости потянутся.

Ослабнет тело бренное,
Вспарит душа прозревшая,
И отлетит мгновение
Былинкой пожелтевшею.

1993
 
* * *

Солнце выстелит путь до зенита,
Ветер в спину подгонит чуть-чуть,
И, взлетев, чтобы стать знаменитой,
На вершине закончу свой путь.

Но не там, где покоится слава
Отшумевших земных мастеров,
Я займу своё место по праву
На Олимпе средь мудрых богов.

Потрясая седыми веками
И скучая по вечной мечте,
Будут плакать со мной над стихами
И дивиться живой простоте.

1993


* * *

Иду по жизненной тропе
И цепи тяжкие теряю,
В закрытой тела скорлупе
Просветы духа замечаю.

Намёки дальние вестей
Мне ухо чуткое доносит,
Умолкла музыка страстей,
И тишины сознанье просит.

1993
* * *

В этом старом лесу поселились дрозды,
Пели песни они от звезды до звезды,
Старый дятел стучал в потревоженный сук,
И шумел, и гудел перестук, перестук.

А внизу, там, где листья сухи и свежи,
Проживали давно голубые ежи,
И порой вылезали на солнечный свет,
И звенели их иглы игрой кастаньет.

Раскоряка-лягушка жила за рекой
В неглубоком болотце, где грязь и покой,
И когда распевала она по утрам,
Плыли нежные трели к высоким горам.

Там валежник хрустел, там шумели кусты,
И трещали в трещотку осинки листы,
Там в зеленой одежде стоял дирижёр...
Пел симфонию радости солнечный бор.

1993
 
* * *

Синими стадами в небе тучи ходят,
В поле, над садами ветры хороводят,
Закружились вихри по пустым дорогам,
Всё живое стихло, замерло в тревоге.

Капля в пыль упала шариком мохнатым,
Вдруг загрохотали первые раскаты,
Разлетелись листья в сумасшедшей пляске,
Огненные кисти высветили краски.

И косой линейкой дождь чертил по свету:
Из широкой лейки поливал планету.

1993




* * *

На старом кактусе цветок
Раскрылся ярким опахалом,
Забытый, сморщенный комок
Ожил соцветьем небывалым.

Немного света и тепла
Колючке дай неприхотливой,
И жизнь, что тлела в ней вчера,
Вдруг вспыхнет факелом счастливым.

1993
* * *

Спокойной радостью души
Я освещаю серый голод:
И переулки хороши,
И снег, что падает за ворот,
И лиц изменчивый узор,
И танец предвесенней вьюги, –
Когда глубок и ясен взор,
Всё возвращается на круги.

1993





* * *

В ухо вату, в глаз бельмо,
Век молчи: ни слов, ни басен,
Посредине лба клеймо –
Я всегда со всем согласен.
Растяни в улыбке рот
И оскаль пошире зубы –
И успех к тебе придёт,
Каждый вдруг тебя полюбит.
Говори всегда о том,
Что хотят услышать люди,
И хвали их всех гуртом –
Бог тебя не позабудет.

1993
* * *

В начале жизни молодой
Искала я мужчину бойко,
Потом – в работу с головой,
Как в непробудную попойку.
С мешком моталась по стране,
Смотрела прелести природы –
На беспокойном скакуне
Промчались молодые годы.
Рванулась после сорока
Я за рубеж, в другие страны,
Дешёвых тряпок вороха
Я собрала за океаном.
Затем пришёл ко мне янтарь,
Скупала кольца, бусы, броши,
Пока, как было уже встарь,
Не стало от игрушек тошно.
Теперь цепляюсь за стихи,
Не отношусь к себе я строго,
И скороспелой чепухи
Я настрочила очень много.
Мой беспокойный мозг ведёт
Меня опять от дела к делу,
Но верю я: конец придёт,
Есть и безумию пределы.

1993
 
* * *

      Сене

Быть среди больных здоровой,
Зрячей быть среди слепых,
Сняв условностей оковы,
Делать вид, что носишь их.

Видеть каждую минуту
Фальшь улыбок, спин горбы,
Жалкой спеси вид надутый
И иронию судьбы.

Стало мне невыносимо,
Обернусь пустой сумой
И беспечным пилигримом
Возвращусь к себе самой.

1993
 
* * *

Зима в Нью-Йорке, холод стен,
С Гудзона серый ветер веет,
И полуголый манекен
Замёрз в витрине на Бродвее.

Обеда время: каблучки
Мелькают в каменной утробе,
И лёгких девочек пучки
Теснятся в барах небоскребов.

Мужчин ответственных поток
Плывёт к соседним ресторанам
Взять бутерброд, вина глоток
Иль кока-колы полстакана.

Бездомных кучка за углом
Ютится в старых одеялах.
Машин застрявших вой-содом,
Туристов старых взгляд усталый.

Зима в Нью-Йорке, лёгкий снег
Летит с небес и тут же тает,
И времени земного бег
Огромный город обгоняет.

1993
 
ПРИЗРАК

Я лежала без сна, как обычно теперь,
И часы в тишине отбивали свой ход,
Вдруг увидела я, что в открытую дверь
Белым облаком призрак к кровати плывёт.

Стало душно на миг, и такая печаль
Охватила меня незнакомой волной,
Словно тело укутали в тесную шаль
И сомкнулась вода над моей головой.

Ночь безлунна была, но тиха и ясна,
Каблучки простучали, закашлял сосед,
Я лежала без сил, я лежала без сна,
А в углу исчезал бело-матовый свет.

1993


* * *

Скажу – святая простота,
И на лицо ребёнка гляну,
В нём ясность неба, чистота
Без подозрений и обмана.

Скажу – какая высота!
И посмотрю на лик святого,
И в нём ребёнка красота
Из воплощения иного.

1993
* * *

В осеннем свете стыл залив,
Покрытый павшею листвою,
Покорно голову склонив
Перед уродством и судьбою.

Утёнок гадкий плыл туда,
Где, думал он, конец мученьям,
И вдруг себя он увидал
В зеркальной глади отраженья.

И крик победный над водой
Понёсся к дальнему селенью:
Прекрасный лебедь молодой
Вставал в ином своём рожденье.

Лишь только полностью смирив
Своё тщеславье и значенье,
Мы приплывём в иной залив,
Воспрянув в новом воплощенье.

1993
 
* * *

Речей ручей
И слёз поток,
Кошмар ночей,
Платок в комок,
На сердце боль,
На ранах соль,
Надрыв, разрыв -
Чужая роль.
Уклон, подъём,
Окна проём,
И тишина,
Как пёс, верна.
Уходит прочь
Больная ночь,
Бледней луна -
Всегда одна.
Движенье вод
За годом год,
Крушенье лет,
Остывший след.
Прошла гроза,
Скупа слеза.
Душа в замок -
Таков итог.

1993
 
* * *

Рисунок губ твоих так твёрд,
В глазах под пеплом жаркий уголь,
Смешались в них и Бог, и чёрт,
И своенравие, и удаль.

Я то ребёнок пред тобой,
То мать, то девочка босая,
И скоро сделаюсь рабой,
В мужчине мужество спасая.

1993

* * *

Милый сумрак,
Тёплый вечер,
Ночь шальная -
Взор во взоре,
А потом при новой встрече
Разговоры, разговоры.
Без стеснения и тайны,
Всё раскрыто и раздето,
Всё знакомо, не случайно,
Нет запретов и секретов.
Заменили разговоры,
Мягкий сумрак,
Тихий вечер,
Принесли раздоры, ссоры
И конец недолгой встрече.

1993
* * *

У Господа свои пути,
И не изведаны, и новы,
В ночном лесу боюсь идти,
Деревья стонут, кличут совы,

Но я иду своей тропой,
Незримой силою ведома,
И расступился лес густой...
Всё ближе к дому, ближе к дому.

1993


* * *

Среди зонтиков в пустыне
Я иду дождливым утром,
Прохожу сквозь строй уныний
И надежд, пустых и смутных.

Только зонтики и ноги,
Шелест шёлка, быстрый топот,
Всё в движенье, всё в тревоге,
Шум воды и ветра хохот.

Каждый держит щит убогий,
Прячет голову и плечи:
Я одна среди дороги -
И прикрыть себя мне нечем.

1993
* * *

Вечерний звон, вечерний звон,
Как много дум наводит он...

Далёкий друг из прошлых лет -
Ему поклон, ему привет.
Его уход и мой урон...
Ценил ли он, любил ли он?

Теперь смешно, как, всё круша,
Рвалась к цепям моя душа...
Забытый сон, заглохший стон,
Холодных струн тревожный звон.

1993




* * *

Пел Верушкин у Верочки,
Сидели смирно девочки,
Вздыхали тихо мальчики,
И было душно в зальчике,

А песенка сердечная,
Старинная и вечная,
Сметала жизни мелочи,
Пел Верушкин у Верочки.

1993
* * *

Мне так мешает голова:
В работе мысли, в вечном беге
Рождает думы и слова,
И я мечтаю о побеге

Туда, где только лишь душой
Я мир приму без лишней встряски,
И оглушительный покой
Придёт на место вечной пляски.

1993
 
* * *

Молились духи в вышине
О ниспослании покоя,
А люди гибли на войне
И не могли уйти из боя.

Молились духи о живых
И посылали им советы,
Но не дошло добро до них,
И все нарушены обеты.

Спускались духи с вышины
И навещали неразумных
Среди разврата и войны,
И сборищ их, пустых и шумных.

Но зов любви не донесли
До нечувствительного уха,
И навсегда ушли с земли
Её таинственные духи.

1993
 
* * *

И синий свет звезды,
И золото заката,
И зелень бирюзы,
И полоса агата,

И взора глубина,
И моря колыханье -
Повсюду жизнь одна,
Во всём одно дыханье.

1993




* * *

Нестись за ветром дующим,
Ползти земной порошею,
Задуматься о будущем,
Наведываться в прошлое

Не надо, не советую, –
Живу одним мгновением,
И солнца свет приветствую,
И ветра дуновение.

1993
 
* * *

Так хорошо побыть одной
В спокойной комнате, в молчанье,
Одну страницу за другой
Листать в каком-нибудь изданье.

Быть, наконец, самой собой
Без обязательств и стеснений,
Наедине с своей судьбой,
Подальше от людей и мнений.

1993





Матери

К берегу загнанной птицы
Я приплываю по ряби.
Озеро чуть серебрится,
Травы сухие озябли,

Ивой зарос и осокой
Берег затравленной птицы.
Быть хорошо одинокой,
Чтобы молчать и молиться.

1993
 
* * *

Мне восемнадцать - и кружится вальс,
Танцы у нас в общежитии тесном,
Музыка льётся, я вся напряглась:
Кто я сейчас - мне ещё неизвестно.

Кончился вечер, замолк патефон,
Не приглашали, лишь мерили взглядом,
Я некрасива, всё это - не сон,
И приходить мне на танцы не надо.

Гадким утёнком прошла в стороне,
Вертится жизнь заколдованным кругом,
Девочка в белом припомнилась мне
В первом познании, в первом испуге.

1993
 
Есть мир иной...
А. Блок

* * *

Так печально шумели кусты под окном,
Так тревожно белела луна в вышине,
И задумался я вдруг о мире ином:
Он не видим вокруг и не познан во мне.

Точно лёгкая зыбь промелькнёт стороной,
Краем глаза увидишь застенчивый флёр,
Или странное чувство возникнет порой,
Уловить его силится внутренний взор.

И рассудок убогий отступит, сражён, -
Так заманчив просвет отражений иных,
Беззащитен пред тайной и ей окружён,
Я живу на границе миров неземных.

1993
 
* * *

Невольники земного бытия,
Мы спать ложимся по приказу солнца
И вновь встаём, когда в начале дня
Заглянет луч в весеннее оконце.

Едим, рожаем, молимся и ждём,
Когда топор судьбы ударит скорый,
И по привычке за удачу пьём,
Забыв о неизменном приговоре.

1993


* * *

Весь божий мир несказанно велик,
Чудесен свет и звук непознаваем,
И только человеческий язык
В границы слов природу заключает.

Ты не уложишь запахи в словарь
И шум дождя из азбуки не сложишь,
Не выразишь, как светится янтарь, –
Квадратом круга вымерить не сможешь.

Бессильны необъятное объять...
В молчании рождаются рассветы,
И не словами - солнцем мир богат,
Не клятвами - теплом душа согрета.

1993
* * *

Весёлым нищим море по колено,
Смеюсь над всем и даже над собой,
Слезится в печке маленькой полено,
И крыша протекла над головой,

А на окне герань пылает ярко,
И кот мурлычет бархатную быль
О том, что где-то солнце светит жарко
И стелется туманами ковыль.

И табуны коней гуляют в поле,
И вихри в гривах шёлковых шумят, –
Я в тесной клетке, а душа на воле:
Весёлый нищий сказками богат.

1993


* * *

Незримо прикасаюсь к алтарю,
Как будто к незнакомому дыханью,
Я Богу душу свято отворю
И в мир уйду просить о подаянье.

Пойду искать сквозь человечий лес
Живую душу среди лжи и тлена,
И ангел скорби, свергнутый с небес,
Осветит путь мой лампой Диогена.

1993
* * *

Закатов дальняя купель,
Опавших листьев колыбель,
Осенних птиц далёкий клин,
Непотухающий камин,

Седые пряди в волосах,
Потухший блеск в родных глазах,
Покой на сердце и в уме, –
Пора: готовимся к зиме...

1993




* * *

Граница без начал,
Безбожье без греха, –
Себя ты не познал,
Но спала шелуха,

И обнажилась суть
Без маски и гримас,
И нету сил взглянуть,
И не закроешь глаз.

1993
 
* * *

Пел песню тихо наркоман
И нюхал порошок,
И проступал через дурман
Мистический Восток:

Над минаретами луна
В качании чинар,
И одинокая зурна,
И медленный базар.

В сверхнапряжении души
Больной мне пел о том,
Как чьи-то очи хороши
И как далёк тот дом.

Так неожиданно родной,
Таинственный мотив
Рождён отравой дорогой
В устах полуживых.

1993
 
* * *

Нежарко светило осеннее солнце,
И плавно платаны платили червонцы
Листвы золотой отгоревшему лету,
Бросая на ветер сухие букеты.

Слезливо с жарою прощалась природа,
Хвосты воробьям распушила погода,
И, лапы поджав, стыли чайки в дозоре,
Бессмысленно глядя в холодное море.

Закрыты все окна, одеты жакеты,
Полоска загара как память о лете,
О солнце и море, о тёплом пожатье,
На вешалке замерло лёгкое платье,

И в сумерках ранних печальные звуки,
И ты не приходишь, ссылаясь на скуку...

1993
 
* * *

Среди вселенской суеты
И неосознанного страха
Растут невинные цветы,
Рождаясь из земного праха,

И в медитации живой
Стоят в погоду и в ненастье,
Склоняясь к долу головой,
Или цветут в порыве счастья.

В нагромождении домов
И бесконечных накоплений
Они, как взрыв, они, как зов,
Как бунт против земного тленья.

1993
 
* * *

Мужчина слушает себя
И видит женщину сквозь шоры,
Её по сути не любя,
Клянёт тряпьё и разговоры.

Хозяйка, повариха, мать,
Жена, любовница, прислуга,
Ночами пламенная б...дь,
А утром верная подруга.

И горько каждая из нас
Хранит в неведомых глубинах
Любви и нежности запас
Для небывалого мужчины.

1993
 
* * *

Среди мирских недобрых дел,
Судьбы, порой невыносимой,
Где унижению предел
Пред грубой и неумной силой?

Есть наслажденье грубых тел
Унизить дух, святой и строгий,
Где унижению предел
На этой тягостной дороге?

Когда ты полностью созрел
И недоступен тёмной боли,
Здесь унижению предел -
Ты на свободе, ты на воле.

1993


* * *

Когда стареешь, ты уже не ждёшь
Ни взглядов, ни улыбок, ни знакомства, -
Невидимым по улице идёшь
Среди чужого юного потомства,

Не знаешь ни долгов и ни грехов,
Не ожидаешь нового участья,
Лишь зарожденье будущих стихов
Дарит тебе иллюзию причастья.

1993
Роману Крихели

Пишу стихи, рисуешь ты,
И оба ищем бога сути,
Не постигая красоты,
Мы льём поток сердечной мути,

Поток невыданных страстей
Из неоконченных скандалов
В безумье денежных сетей
Среди безграмотных вандалов.

1993


* * *

Еврейка с русскою душой
Иль русская с еврейской,
Живу в семье людей большой
Без веры иудейской,

Без христианской иль другой,
Без Торы и Корана, –
Я верю в солнце над землёй
И в слово без обмана,

Я верю чистому ручью
И тёплому привету,
И веру не приму ничью,
Кроме любви и света.

1993
Вите Лисиной

Смутный сумрак белесого дня,
Влажный отдых остывших полей,
Дальний топот чужого коня,
Череда неоконченных дней,

Недопетые песни, снега,
Ожидания долгие сна, –
Голубой балериной Дега
Выплывает из грёзы весна.

1993


* * *

Среди переродившихся мужчин
И женщин, средним полом в мире ставших,
Живу неприкасаемо один,
Как дикий гусь, к собратьям не приставший.

Соцветье недозревших стариков
И перезревших маленьких вампиров
С сознанием из каменных веков
И без души, исчезнувшей из мира...

На ком из них остановлю я взор?
Кому повем печаль свою глухую?
Пройду неслышно, как заезжий вор,
И окунусь в нору свою пустую.

1993
* * *

Счастливый человек не убивает,
Спокойный человек не предаёт,
Но, если выжить духа не хватает,
То он на преступление идёт,

Он вложит злобу в дуло пистолета,
Он в слово яд губительный вольёт,
Уйдёт от мести, скуки и ответа,
Но всё равно покоя не найдёт.

1993

* * *

Шесть долгих медленных пустынь,
Ещё шесть лет идти до срока,
Когда свободен и один
Дойду до главного порога:

Не будет каторжных цепей,
Не будет тягостной работы,
Когда среди бесцветных дней
Я жду спасительной субботы.

Уйду из рабства на покой,
Не стану ждать наград и денег,
И будет вечный выходной,
И не наступит понедельник.

1993

* * *

Я зажилась на свете без стыда,
Я закружилась в песнях непорочных,
А детства родниковая вода
Ушла под землю тяжело и прочно.

Но иногда таинственный покой
Идёт ко мне, и рифмы на подходе,
И белый лист бумаги под рукой,
И всё живу я, вопреки природе.

1993

* * *

Спасибо, Господи, тебе
За эту траурную муку,
За то, что я верна тебе,
Не жду протянутую руку,

Не жду пощады от людей
И никому в душе не верю,
И не откроет чародей
Навек захлопнутые двери.

1993
 
* * *

Есть у судьбы такие чудеса,
Есть у судьбы такие повороты,
Когда бессильной муки полоса
Сменяется неслыханным полётом,

И боль тогда былая, как трамплин,
Как сила нескончаемой отдачи, –
Не видя взлёта истинных причин,
Все говорят о редкостной удаче.

1993


* * *

Я пришла в этот мир как птица,
Чтобы песню спеть и уйти,
Чтоб терпению научиться
И невидимый крест нести.

Ворвалась в этот мир я с криком
И со стонами ухожу,
В странной жизни, пустой и дикой,
Никого я не разбужу.

Разлетятся стихов страницы
На чужом и незрелом пути...
Я пришла в этот мир как птица,
Чтобы песню спеть и уйти.

1993
* * *

Я нахожусь средь избранных друзей,
Талантливых и мудрых от рожденья,
Открыт для входа маленький музей,
Фантазии незримое творенье.

Ахматовой печальная вуаль,
Изысканный рисунок Модельяни,
Ван Гога ослепительный мистраль,
В нём смелое Родена изваянье.

Есенина там локон золотой,
И томный перстень Оскара Уальда,
И Мандельштама лик полуживой,
И скрипка виртуозного Вивальди.

Я прикасаюсь к нежнам витражам
И непонятным линиям Шагала,
Скольжу по одиноким стеллажам
Изящного сиреневого зала.

Я с ними говорю на языке
Ушедших душ и редких проявлений, –
Свеча погасла в медленной руке...
Закрыт музей до новых пополнений.

1993
 
* * *

Нам нужен год, чтобы ходить,
И два, чтоб говорить.
Семь долгих лет, чтобы узнать
Весь путь от "А" до "Я",

Нам жизнь нужна, чтобы решить,
Кого и как любить,
Но срока нет, чтобы понять
Загадку бытия.

1993
 
* * *

Улетает зелёная птица,
Синей птице на смену придя,
И последняя жизни страница
Закрывается для меня.

Я жила, как могла, наверно,
Открывая себя на пути,
Не касаясь ни туч, ни скверны,
Чтобы средней тропою идти.

Перед самым моим уходом
Постучалась вдруг муза в дом,
Задержалась я мимоходом,
Написала ненужный том.

Мне земная слава не снится,
Заметает следы февраль,
Не нашла я синюю птицу,
А зелёная рвётся в даль.

1993
 
* * *

Сегодня пятница опять,
Я не спешу домой,
Где не застелена кровать
И пахнет тишиной,

Где не дописан грустный стих
И не оплачен счёт,
И в старом кресле, мудр и тих,
Отец меня не ждёт.

Где громко ходики стучат,
А время не идёт,
И фотографии молчат
Уже который год.

1993


* * *

За днями наши дни летят,
За годом год бежит,
Созрели утки из утят,
А из ежат - ежи,

Вот из телёнка вырос бык,
Собака - из щенка,
А в зеркале я вижу лик
Седого старика.

1993
* * *

Прошу: покоя не нарушь -
Родится новый стих, –
Я слышу тихий шёпот душ,
Ушедших и живых,

И время ценное не грабь -
Оставь меня в тоске, –
Я вижу медленную рябь
На бежевом песке,

Трёхпалый чайки след манит
И тёмный блеск волны,
Слежу, как зреет малахит,
Как соты пчёл полны,

Как старость завершает круг,
С прозреньем опоздав,
И как светлеет летний луг
После покоса трав.

Ты не зови меня считать
Копейки в этот миг:
Нисходит с неба благодать -
Родится новый стих.

1993
 
* * *

Заброшен в непонятный мир,
Забыт на каторге вселенной,
Несу свой крест, как пару гирь,
И наслаждаюсь жизнью бренной.

Не помню, кто занёс зерно,
Не знаю, кто былинку скосит,
Зачем-то было суждено
Меня сюда на миг забросить.

Зачем? Чтоб детство потерять?
Чтоб удивиться злу мирскому,
Чтоб пару строчек написать
О том, что каждому знакомо?

Не знаю, жалоб не коплю,
Не отвечаю на вопросы,
В пустых делах я боль топлю
И сладко улыбаюсь боссу.

1993
 
* * *

Марку

Расскажи мне про одесские туманы
И про парус, что ныряет вдалеке,
Расскажи мне про платаны и лиманы
И про птицу синюю в руке.

Расскажи мне о прибоях Ланжерона
И о Дюке одиноком на ветру,
Колокольчик в дворике зелёном,
Мусорщика крики поутру.

Расскажи о глосиках пузатых,
О креветках розовых в ведре,
О Привозе, сказочно богатом,
И о людях, мудрого мудрей.

Расскажи о Дерибасовском параде,
Запахе акаций и духов,
Женщинах в невиданных нарядах
И о чётком строе моряков.

Есть на Брайтоне прибои и туманы
И следы креветок на песке,
Но живёт за дальним океаном
Моя птица синяя в тоске.

1993
 
* * *

У меня три розовых камеи
Светятся палитрою заката,
Три головки, мраморно белея,
Замерли на ракушке покатой.
Профили классического Рима
В грации резного поворота
Вписаны так женственно и зримо
В тонкие овалы позолоты.
И одна грустит окаменело,
А вторая радостью искрится,
Третьей нимфы женственное тело
Святостью застывшею томится.

1993




* * *

Когда болят глаза и нету сил
Читать творенья солнечных поэтов,
Чтобы унять безделья зуд и пыл,
Стихи пишу, как курят сигарету:

Затягиваюсь прошлым до краёв
И выпускаю дым мечты летучей,
И забываюсь я в дурмане слов,
И вновь творю, привычкою замучен.

1993
* * *

Натягивая маски, как чулки,
Мы мнём лицо в улыбках и гримасах,
И дьявольской натуры закутки
Не различить неопытному глазу,
Но проживя на свете много лет,
Ты учишься читать между словами,
И масок незатейливый секрет
Раскроется пред мудрыми глазами.

1993








* * *

Густая синяя вода
Скрывает тайны под собой,
Тиха подводная страна,
И светел сумрак голубой.
Для рыб мы тени:
Мир земной
Им непонятен и далёк,
Как нам свод неба голубой,
Как духи, ангелы и Бог.

1993
* * *

Короткие периоды болезней –
Оазисы в пустыне дней моих,
И для души больной они полезны,
Как отдых для рабов полуживых:
Я выхожу из общего потока,
Живу без наставлений и обид,
И в тишине, святой и одинокой,
Мне вдохновенье радости дарит.

1993





* * *

Вода в колодце плещется
И бликами дрожит,
И солнышко на донышке,
Как зеркальце блестит.
Порой душа высокая
Раскроется сполна
И солнышком на донышке
Засветится она.

1993
 
* * *

Боятся божьей кары люди,
Но разве жизнь и смерть не есть
Преподнесённая на блюде
И незаслуженная месть?
И от рожденья до кончины
Мы выясняем без конца, –
В улыбке дьявола причина
Иль в гневе высшего отца.

1993





* * *

Так тихо шили небеса
Живой поток из туч и света,
И плыли чьи-то голоса,
И детский крик раздался где-то,

А на пороге у меня,
Небесным ангелом хранимый,
Стоял Господь в сиянье дня
И звал к себе неумолимо.

1993
 
* * *

Жила на земле одинокая фея,
В шифоновых шлейфах неслышно плутала,
Три тонких стрелы в золотой портупее
Она осторожно до срока скрывала.

И первой стрелой поражала счастливых,
Второй убивала больных и убогих,
А третью хранила для самых красивых –
Любовью сражала на юной дороге.

А ветры струились в шифоновых крыльях,
И лёгкую поступь цветы укрывали.
И в полном согласье с неслыханной былью
Те тонкие стрелы меня миновали.

1993
 
* * *

Электрическое небо.
Тёмно-жёлтый купол ночи,
Шорох медленного кеба,
Тишина судьбу пророчит.

Сквозь пеналы небоскрёбов
Вижу свет зари далёкой,
В тёмной города утробе
Стынут души одиноких.

Маяками светят бары –
От судьбы укрыться где бы?
Уплывают псевдо-пары
В электрическое небо.

1993
 
* * *

Старая мельница,
Кружит метелица,
Небо с землёю
Снежинками делится.

Синих полозьев
Крутая отметина,
Скользкая тропка
Пушисто заметена.

Тонкой сосульки
Игла ненадёжная,
В свете над люлькой
Рука осторожная.

Дымные выси,
Поля полусонные,
Розовой кисти
Узоры оконные.

Было ли – не было,
Всё перепутано,
Снежною нежностью
Детство окутано.

1993
 
* * *

Нагар темнеет на свече –
Бессонной ночи спутник жалкий.
Когда забытый и ничей
Сидишь в поломанной качалке
И ждёшь утра, чтоб продолжать
Извечный бой с собой и веком,
И снова страшной ночи ждать,
И оставаться человеком.

1993






* * *

Голубой прохожий вдалеке,
Сумерки–преддверие ночей,
Каблучки, распахнутый жакет,
Звон призывный маленьких ключей.
Замани прохожего под кров,
Обнажи покат крутых плечей,
Время проституток и воров,
Сумерки–преддверие ночей,

1994
 
* * *

У собаки любопытство –
Задрала головку кверху,
Хвост запрыгал очень быстро,
А в глазах немножко смеха.
Людям тесно в общей драке,
Нету дела до прохожих,
Хорошо, что есть собаки
Средь чужих и толстокожих.

1994



* * *

Мне нужен в жизни поводырь:
Не муж, не гуру, не родитель,
А тихий странник иль факир,
Свою покинувший обитель.

Уйду за ним куда глаза,
Лишь оглянусь на хлам убогий,
Застынет тёплая слеза
Комочком пыли на дороге.

Я окунусь в зелёный мир,
Я ноги травами укрою,
И будет маленький факир
Молиться тихо под луною.

1994
* * *

Загляни в мою душу, не бойся,
Отопри голубые замки,
Чистым воздухом духа умойся
И коснись незнакомой руки.

Ты увидишь такие запасы
Нерастраченных, загнанных сил,
Ты найдёшь чуть заметные глазу
Два следа от обрубленных крыл,

Пару ран, ещё свежих, пожалуй,
Две могилы, слезу про запас, –
Утоли голубые печали:
Загляни в мою душу хоть раз.

1994
 
* * *

Болезнь отнимает подарки–
Весёлые, светлые дни,
На улице шумно и жарко,
А в комнате книги одни.

О том, как верна Пенелопа,
Как мудр и спокоен Сократ,
Как грешным жилось до потопа
И пару столетий назад.

Пройтись бы аллеями парка,
Зажечь над рекою огни, –
Болезнь отнимает подарки,
Последние летние дни.

1994
 
* * *

Чем сердце огненнее, тем
больше радостей и страданий.
Е. Рерих

Мне жалко, если голубь захромал,
Мне жарко, когда буйствует нахал,
Мне душно, когда душу продают,
Мне скучно, когда правильно живут.

Распалась на куски моя стезя,
Исчезли осторожные друзья,
Пустыня позади и впереди,
И некому сказать: «Не уходи!»

Но в серый день шумит, как прежде, лес,
И Бог ещё из мира не исчез,
И гальку омывает синева,
И иней вышивает кружева.

Шкатулка дней хранит ещё запас,
Остёр мой слух, и ненасытен глаз, –
В невидимой руке тугая нить
Ведет меня и заставляет жить.

1994
 
* * *

В пчелином улье, на коре древесной,
Под шапкой мха, в расселине скалы
Теплится жизнь, дар тайный и чудесный,
Во тьму уходит и встаёт из мглы.

Какую б жизнь ни приняла личину,
В какой бы срок ни выросло зерно, –
На всё есть время место и причина,
И не тобою это решено.

У всех борьба, у всех одна тревога,
Над миром человек не господин –
Нет падчериц и пасынков у Бога:
В двуногих и двурогих дух один.

1994
 
* * *

Я грешу по законам морали,
Я пишу по законам судьбы,
Меня правде чужой обучали
Под сигнал пионерской трубы.

Среди звуков тревожного горна,
Среди лозунгов красной толпы
Нас давили легко и упорно,
Повторяя, что мы не рабы.

Этот голос затравленной воли
И услужливость всем невпопад,
Этот крик нерассказанной боли
Помнишь, друг мой, товарищ и брат?

Даже в старости лет я не смею
Распрямиться и встать во весь рост:
Улыбаюсь, от страха немею
И дрожит мой затравленный хвост.

1994
 
* * *

Кате

Как загораются дрова
В печурке жаркой в день холодный,
Так вдруг рождаются слова,
Чтобы помочь душе голодной,
Чтоб успокоить и понять,
Чтобы спасти от невезенья,
Теплом застенчивым обнять
И дать надежду на спасенье.

1994
 
* * *

Копошатся, страдают и плачут,
Ублажают несытых гостей,
За улыбкой проклятия прячут,
Распинают друзей на кресте.

Подчиняясь неведомой силе,
Отвечая на чей-то толчок,
Как слепые, идут до могилы
И не знают, где дьявол, где Бог.

По какому веленью и зову
Загораются войны и брань
И бредёт без куска и без крова
Обездоленный в тёмную рань?

И Луна всё на том же престоле,
И земная не сдвинулась ось –
По людской или дьявольской воле
Вбит в распятье заржавленный гвоздь?

Отчего возникают желанья?
Где предел одинокой тоске?
Почему беспокойно сознанье,
А вся жизнь – точно след на песке?

Тычусь носом в неведомый узел,
Не разнять его, не развязать,
И тяну за собой, как обузу,
Ста вопросов ненужную рать.

1994
* * *

В неведомых убежищах души,
В заброшенных пещерах подсознанья
Незримый бес тоскует и грешит,
Не зная ни стыда, ни покаянья.

То застилает завистью глаза,
То смутных страхов нагоняет свору,
И, сколько ни молись на образа,
Вдруг втягивает в пакостную ссору.

Он гонит в бар, казино, за тряпьём,
Толкает в спину и несёт по свету,
И мы на поводу за ним идём,
Слепые и беспомощные дети.

Но если кто-то повзрослеет вдруг
И не пойдёт на поводу у беса,
И разомкнёт нелепой жизни круг,
И сдёрнет непокорную завесу, –

Увидит он, как жизнь его пуста,
И взвоет зверем в одинокой боли,
И проклянут несмелые уста
Ненужную ему свободу воли.

1994
 
* * *

Торчат небоскребы, как зубы дракона,
Над городом купол из гари и дыма,
В подземках качаются дети закона,
И дьявол на душах играет незримо.

1994





* * *

Нет ни дерзости и ни скуки,
Перестала звонить и плакать,
И сама себя на поруки
Я взяла без обид и взяток,

Выживаю по воле Бога,
Не боюсь ни людей, ни хвори, –
Это просто моя дорога,
Где бывают и боль, и горе,

Принимаю всё безответно:
Бог терпел и велел мне то же –
Нежный листик едва заметно
Покрывается толстой кожей.

1994
 
* * *

Не бойся мук, рассеянных в пути,
Не бойся сети серых паутин,
Ты на планете, где добро в залог
За сотни страхов взвешивает Бог,

Где радости даются за грехи,
Где музыка играет для глухих,
Где истина запуталась в речах
И сердце не в чести у палача,

Где нет давно ни смелых, ни святых,
Где умирает, не родившись, стих,
И кто-то дерзкий шутит и плюёт
На весь печальный человечий род.

1994
 
* * *

Куда ты гонишь считанные дни?
Куда спешишь, когда расчёт намечен?
Замри на миг, остынь и отдохни –
Уже не за горами тёмный вечер.

Успей воды напиться ключевой,
Отдай тепло неведомому другу,
Войди во храм застенчивой рабой
И пробеги по скошенному лугу.

Прохожим людям загляни в глаза,
Спаси тобой же пойманную птицу, –
Ты не спеши на траурный вокзал:
К тебе твой поезд вовремя примчится.

1994
 
* * *

Осень так смешала краски,
Так сверкнула позолотой,
Словно огненную маску
Лес надел после работы.
Ветер кинул листьев ворох
На примятую дорогу
И устроил тихий шорох,
Осторожную тревогу.
Незаметно дождик мелкий
Промывал лесные дали,
И задумчивые белки
В долгой стойке замирали.

1994
 
* * *

Чем больше отталкиваешь
свой крест, тем он
становится тяжелее.
Амиель

Не меняй обозначенных мест,
Не беги от суровой тоски –
Ты не сбросишь намеченный крест
Мановением лёгким руки,

Он с тобой наяву и во сне,
В тишине и средь мелочи дел,
И с годами ты видишь ясней
Назначенье своё и удел.

Чем сильнее захочешь столкнуть
Эту ношу, что дал тебе Бог,
Тем труднее окажется путь,
Тяжелей неоплаченный долг.

1994
 
* * *

Так нежелательно одной
Бродить по парку в выходной,
Так неразумно в поздний час
Спешить домой, где свет погас,
Так ненадёжно ждать звонка,
Так невозможно жить, пока
Привыкну к дому без людей,
Где даже тени нет твоей.

1994




* * *

Мой человек изволил ждать,
И я ждала прилежно,
А время уходило вспять,
В мир прошлого безбрежный.
Он не пришёл – ненужных всех
Я проводила с богом
И, не приняв на душу грех,
Пошла своей дорогой.

1994
 
* * *

Я сегодня вполне элегантна:
Острый туфель и тонкий каблук,
Я сегодня мила и пикантна,
И со мной мой изысканный друг.

Покрывает плечо пелеринка,
Ветерок отдувает полу,
Лёгкой шляпки тугая резинка
И платок с монограммой в углу.

Иногда так синё и небрежно
Вдруг блеснёт очарованный взгляд,
Иль два локона выбьются нежно,
Иль перчатка слетит невпопад.

Я играю на струнах печали,
Я не знаю, чего я хочу, –
Мне подносят букеты азалий –
Я таинственно-скромно молчу.

А в старинном украшенном доме
Тихо танго плывёт в никуда, –
Я когда-нибудь всё это вспомню,
Но сегодня я так молода!

1994
 
* * *

Мне нравится рисунок кисти тонкой
Или ковра узорчатая вязь,
И бронзовый огонь чеканки звонкой,
И синевой сверкающий алмаз.

Меня волнуют амфоры зигзаги,
Керамики уютное тепло,
И янтаря таинственная сага,
И в хрустале застывшее стекло.

Я так люблю кошмы пушистой чудо
И дерева лесистый аромат, –
Сто радостей раскидано повсюду,
Открытий удивительных каскад.

1994


* * *

Из чего слагаются стихи?
Из борьбы неведомых стихий,
Бликов солнца, теней на снегу,
Взгляда, что поймаешь на бегу,
Из бессонной муки по ночам,
Из земных и божеских начал,
Шума листьев, тонких и сухих,
А порой из дерзкой чепухи.

1994
 
* * *

Мне чудится в неведомой ночи
Далёких звёзд торжественное пенье,
Мой дух земной о помощи кричит
И ищет невозможного забвенья.

Укрыться от навязанных цепей,
От злобных лиц, невиданного блуда,
Молиться у разрушенных церквей
И ждать в ответ неслыханного чуда,

Зарыться в мох личинкой голубой,
Нырнуть в глубины, полные покоя,
Закрыть все двери тихо за собой,
Чтобы уйти от вечного разбоя,

Но продолжаю крест земной влачить
И упражняюсь в тягостном терпенье, –
Мне чудится в неведомой ночи
Разумных звёзд торжественное пенье.

1994
 
* * *

У меня удивительный дом:
Здесь живут три весёлых ковра,
Сто картинок развешено в нём,
Непрочитанных книжек гора.

Пахнет в доме жилой добротой,
Друг-сверчок молоточком стучит,
Пара чашек для пищи простой,
А в окне золотые лучи.

Хохломы озорной чудеса,
Блеск чеканки на тёплой стене,
В ободочках святых образа
И цветы полевые в копне.

Я люблю этот радостный дом,
Запах тонкий уюта и грёз, –
Пусть беснуется мир за окном,
Мой приют недоступен для гроз.

1994
 
* * *

Бездомный провод бил в окно,
Царапал ветер стёкла,
Дрожало в рюмочках вино,
Земля от слёз промокла.

Ты не пришёл и в этот раз,
Ссылаясь на ненастье,
Уже фонарь давно погас,
Шторм море рвал на части.

Пила задумчиво ликёр
И слушала tornado
Замолк негромкий разговор
За стенкой у соседа,

Смешали день и ночь в одно
Удары волн глухие –
Дрожало в рюмочках вино,
И плакала стихия.

1994
 
* * *

Когда болезни обступают
И я одна в углу дивана
Свернусь в комочек и не знаю,
Смогу ль работать утром рано,

Когда так хочется, чтоб кто-то
Укутал пледом, дал напиться,
Я поднимаю руки к небу
И тихо пробую молиться.

Не зная слов и не умея
Творить молитву по закону,
Я не вдыхаю дух елея
И не держу в углу икону.

Родному ангелу из рая
Я шлю несмелое посланье
И не руки – крыла касанье
Вдруг ощущаю, засыпая.

1994
 
* * *

Когда ещё шумит земной базар
И суетятся траурные тени,
А ты уже давно раздал товар,
Не получив и призрачного пенни,
Вдруг отойдёшь от вечной суеты
И долго не устанешь удивляться,
Как мог ещё совсем недавно ты
На этом странном рынке торговаться.

1994




* * *

Зачем так жалобно пищит
В траве высокой птенчик малый?
Его никто не защитит
И не услышит крик усталый.
Так во Вселенной голос твой
Такая маленькая нота, –
Склонись покорной головой
И не надейся на кого-то.

1994
 
* * *

Нас бьют по всем больным местам,
Нас хлещут слева, справа, сбоку,
И, может быть, один из ста
Осилит тяжкую дорогу:
Пройдёт через жестокий строй,
Не упадёт и не сопьётся
И смерти, как сестре родной,
При встрече тихо улыбнётся.

1994



* * *

Научиться владеть тишиной,
Не искать ни людей, ни углов,
Тихо жить на планете одной
И не ждать мало значащих слов.

Не стучаться в чужие дома,
Не просить ни тепла, ни еды,
Не сойти в одиночку с ума
И самой выходить из беды.

Страх повесить сушить у ворот,
Боль забросить за дальний порог, –
И тогда тишина запоёт,
И услышит моления Бог.

1994
* * *

Я не сужу о непонятном,
О недоступном не жалею,
Я выражаю мненья внятно
И виновато не краснею.

Не ожидаю похвалы я
И не завидую соседу,
И не стремлюсь, как в дни былые,
Описывать лихие беды.

Я не спешу на помощь ближним,
Когда меня о том не просят,
О их белье сугубо нижнем
Не задаю лихих вопросов.

От скуки сильно не страдаю
И не зову себе подобных
Мыть кости дружески за чаем
И завистью давиться злобной.

Не принимаю одолжений
И обязательств не имею,
Свою негнущуюся шею
Не преклоню, пред сильным млея,

А потому живу, как птица,
Пою негромко песни лета,
А время к осени стремится,
И правда требует ответа.

1994
* * *

Святые не живут на стороне,
Они средь нас проходят незаметно,
Как миг затишья ночью на войне,
Как лёгкое касанье тени летней.

Им не знаком устав духовных книг
И поиски невыстраданных истин,
Спокоен и приветлив их язык,
Высокий лик омыт улыбкой чистой.

Когда они с тобой, то тишина
Нисходит свыше и дарит покоем,
Отходит прочь ненужная война,
И дух парит, как в час пред аналоем.

1994



* * *

Кружится чайки распластанный лист,
Берег песчаный пустынен и чист,
Мокрую полосу моет волна,
Свежести запах струится со дна.
Солнце купается в тёмной воде,
Рыбы молчат, и не слышно людей,
Только мелькнёт ослепительный всплеск,
Вспыхнет и сникнет заманчивый блеск.

1994
 
* * *

Машины лужи разрывают,
В прохожих бьют воды фонтаны,
Толпою тучи наступают,
Над миром кружатся туманы,

Ещё серее мокрый город
Среди зонтов живой палитры,
Бурдюк небесный кем-то вспорот,
Во мгле неоновые титры.

Бушуют шины, дождь лопочет,
Моторы шлют каскады гари,
А на витрине маг хохочет
Сквозь грома дробные удары.

1994
 
* * *

Загудит завороженный лес,
Вспыхнет пеной тугая волна,
Лёгкий всадник, таинственный крез,
Будет ждать, когда выйдет луна,

Разольёт свой холодный покой
И осветит песчаную гладь, –
Там русалка, блестя чешуёй,
Станет косы в воде полоскать.

В прошлой жизни случилась любовь,
Но погиб очарованный князь,
А невеста без стонов и слов
Воле волн навсегда отдалась.

И теперь, когда светит луна
И шумит заколдованный лес,
Из пучины выходит она,
И тоскует задумчивый крез.

1994
 
* * *

На него смотрели женщины,
Он – на мальчиков глядел,
Двух морщин суровых трещины,
Взгляд воинственен и смел.
Весь, титану уподобленный,
Был могуч, как сто дубов,
Предпочёл, такой особенный,
Однополую любовь.

1994
 
* * *

Жду тебя с зарёю вместе,
Жду тебя наедине,
Жду тебя в спокойном месте,
Жду на жизненной войне.

Время входит в час серьёзный,
А тебя всё нет да нет,
Смерти явная угроза
Прибирает ворох лет.

В небесах паруют боги,
Но порой, устав от дел,
Забывают и немногим
Одинокий шлют удел.

Может быть, и ждать не надо,
Если свыше мне дана
Одинокая отрада –
Голубая тишина.

1994
 
* * *

Пушкину

Есть люди, как вспышки, –
Тревожны и ярки,
У мира в излишке
Вселенной подарки.
Им выдано, к счастью,
В недолгие годы
Блеснуть и уйти
По закону природы,
И мир поразить
Удивительным словом,
И долго светить
Тем, кто к свету готовы.

1994
 
* * *

Где блеск увядшего Парижа?
Где Петербургский свет и фраки?
Закон дворянского престижа,
Морганистические браки?

Кареты в золоте червонном,
Лакеи в ярких позументах,
Колье на бархате узорном,
Корсажа розовые ленты?

Где прелесть старого поместья,
Дух хлебосольного застолья,
Провинции скупые вести,
Охоты дикое приволье?

Всё в Лету кануло безбрежно,
Лишь аромат иллюзий стынет,
Духов изящных запах нежный,
Звон колокольчика в пустыне.

1994
 
* * *

В свободном полёте свободная птица
Уйти от людей и от клеток стремится,
Но ходит охотник с ружьём за плечами
И сто птицеловов с тугими силками,
И тянут, и ловят, и держат за крылья,
И клетку готовят, обшитую пылью.

1994



* * *

На переходах дня живу:
Перед зарёю замираю,
Загадку сумерек ловлю
И ночи тайны открываю.

Для накоплений день хорош,
Для откровений ночь искрится.
Всё, что с утра в себе несёшь,
В прекрасный сон преобразится, –

Увидишь дальние миры,
Услышишь музыку иную
И в обновлении зари
Решишь загадку неземную.

1994
 
* * *

Я вижу во тьме, как из дальнего края,
Из той глубины, что не видима глазу,
Стремится рука, тонко мглу пробивая,
Чтоб вытянуть дух из накопленной грязи.

И робко навстречу несмелые пальцы
Я ей протяну, от незнанья немея, –
В конюшнях земных тихо мрут постояльцы,
Спасительной длани коснуться не смея.

1994

* * *

Я жемчугом хотела бы светить,
Собрать в глубинах красоту и силу,
Подняться вверх и миру возвестить
О том, что долго я в себе копила.

Янтарной каплей мне б хотелось быть,
Застывшим солнцем в камешке покатом,
Чтоб чрез века далёкий свет пролить
На то, что было на Земле когда-то.

Я в диадеме будущих веков
Хотела б вспыхнуть спектром бриллианта,
Чтоб томик моих будущих стихов
Стал светочем для юного таланта.

1994
 
* * *

Зерно души, серебряная нить,
Живая связь с далёкими мирами,
Как долго будешь ты меня хранить
И одарять высокими словами?

В последний миг, когда порвётся связь
И облачком душа рванётся к Богу,
Замрут две строчки, так и не родясь,
Не выразив последнего итога.

1994
 
* * *

Е.Рерих

Не убивайте красоту –
Гармонию великих мыслей,
Не пресекайте простоту
В явлении святом и чистом.

Не собирайте на Земле,
Когда открыта неба сфера,
Не пребывайте в тёмном зле,
Служа рабом у Люцифера.

Откройте сердца рычажок
Навстречу пламенной стихии, –
Свершится огненный прыжок,
И вспыхнут силы неземные.

1994
 
* * *

Так долго не было разряда –
И вдруг в слезах проснулась странных,
Как сто осколков от снаряда
Забытую точили рану.

Глаза давно от слёз отвыкли,
Не отвечало тело боли,
Не знаю, стон то был иль крик ли,
Иль одинокий голос в поле,

Тоска от ужаса открытий,
Застывший шок от снятых масок,
Усталость от пустых событий –
Раздетый мир без старых красок.

1994


* * *

Я плакала  о проклятой судьбе,
О жизни среди мелочных кастратов,
Безумной и нестоящей борьбе,
О днях, таких скупых и небогатых.
Обильный дождь смывал мою слезу, –
Солёной каплей больше в мире стало,
Пробилось солнце, вытеснив грозу,
И сердце в лёгком свете отдыхало.

1995
 
* * *

Не так был страшен хам грядущий,
Как дьявол будущих времён,
С тяжёлым взглядом, внутрь идущим,
С ушами острыми над лбом.

Армагеддон – его владенье,
Идет на мир густая мгла,
Всё тише ангельское пенье,
Всё громче бесов кутерьма.

Теперь смешны души порывы
Средь злобных, алчных воротил,
Так тягостны глухие взрывы
Под тенью тёмных, страшных крыл.

Как встарь, идёт в церквах моленье,
Читают сотни умных книг,
Но дышит всё его веленьем,
И всюду дух его проник,

Все копят деньги или вещи,
По голову в развратном зле,
Забыв далёкий голос вещий:
«Не собирайте на земле».

Родится новый люд берущий,
Тщеславие спешит на трон,
Не так был страшен хам грядущий,
Как дьявол нынешних времён.

1995
 
* * *

В стране, где крылатые эльфы
На тоненьких ветках сидят,
Где вьются прозрачные шлейфы
Танцующих ярких наяд,

Где гномики шляпки меняют
И тонко русалки поют,
О людях природа не знает
И им не готовит приют.

Лишь только поэту порою,
Когда заболеет мечтой,
Приснится игра под луною
И бабочки шелест ночной,

Проснувшись в рутинной неволе,
Он сказку напишет о том,
Как эльфы порхают над полем
И сердится маленький гном.

1995
 
* * *

Как жизнь, шумели паруса,
Вздувались туго от напора,
И горизонта полоса
К себе корабль манила скорый.

Он плыл, надеждой защищён,
К земле неведомой и странной,
Один среди холодных волн,
Без рулевых и капитана.

Бродячий призрак на ветру,
Живых стремлений символ вечный,
Он был сегодня поутру
У берегов моих замечен.

1995


* * *

Теряю людей, как калоши в грязи, –
Бредут, отступают и служат не Богу,
Так трудно идти, не свернув со стези,
И слабому духом осилить дорогу.

Молю, чтоб могла я, оставшись одна,
Пройти этот путь и не сгинуть в болоте:
Душа – это слишком большая цена
За кучу игрушек в пустой позолоте.

1995
 
* * *

Один из тех дней, когда душит тревога,
Один из тех дней, когда небо темно,
Один из тех дней, когда в гневе на Бога
Ты вдруг забываешь всё то, что дано.

И нет у души никакого просвета,
Но вот расцветает полоска зари,
И снова живёшь, миражом подогрета,
И снова грустишь от поры до поры.

1995
 
* * *

Меня держат на хлебе и соли,
Без духовных богатств и друзей,
По веленью невидимой воли
Не пускают ни в лес, ни в музей.

Только поезд метро да контора,
Гастрономы и стирка белья,
А ночами под строгим надзором
Занимаюсь поэзией я.

Расцветают в тюрьме орхидеи,
Открывает дыханье простор,
Я неведомым миром владею
И с богами веду разговор.

Но все рифмы, идеи и строчки
Я отдам без раздумья и вмиг
За весеннюю клейкую почку
И шумящий под камнем родник.

1995
 
* * *

Уходят сомненья и споры:
Суровая старость в окне,
То выглянет помощью скорой,
То болью в застывшей ступне.

Уходят сомненья и споры:
Спокойная мудрость в окне,
Душа подымается в гору
И тихо парит в вышине.

Уходят сомненья и ссоры:
Прекрасное утро в окне,–
Я больше о жизни не спорю –
Я просто живу на Земле.

1995


* * *

Так часто ссорились они
И так желали зла друг другу,
Но не ушли из западни,
Скользя по замкнутому кругу.
Жизнь протекла, оставив след
Скандальной горечи и боли,
Ненужных лет, убитых лет
В силках супружеской неволи.

1995
 
* * *

Королева снегов прилетела ко мне
И раскинула шлейф из снежинок и звёзд,
А за нею на быстром и лёгком коне
Прискакал в тёплой шубе суровый мороз.
И в одну очень тихую светлую ночь
Все деревья укутались в белую шаль,
Присмирели вдруг ветры и двинулись прочь,
А снежинки плели голубую вуаль.

1995



* * *

Как научиться жить среди людей?
Как научиться слышать голос свыше?
Не быть в толпе средь шумных площадей,
Но не считать, что ты умней и чище,

А просто жить, как дерево живёт,
Иль летний дождь, или цветок раскрытый,
Не уставать от временных забот
И не жалеть, что ты не знаменита.

Принять судьбу и не страдать от бед,
Не рваться в бой и не бояться краха,
Есть у судьбы на всё простой ответ,
Когда живёшь без зависти и страха.

1995
 
* * *

Бьётся в бушующем мире
Тёплого сердца комочек,
Ловит посланья в эфире,
Строчит их мелочью строчек.

Болью очищено поле,
Всё принимает безбрежно:
Замысел дьявольской воли,
Ангелов промысел нежный.

Лотосом бело-лиловым
Тянется к дальнему свету,
Корнем давно и сурово
В мире запутано этом.

1995
 
* * *

Ах, как хочется жить иначе,
В окруженье сирени и роз,
Не подсчитывать скудную сдачу
И не ждать от судьбы угроз!

Ах, как хочется быть не иначе,
Как среди своих милых людей,
Стол раскинуть на солнечной даче,
Из ладошки кормить лошадей.

Ах, как хочется петь иначе,
Как поют голубые ручьи,
Плакать так же, как иволга плачет,
И кричать, как кричат грачи.

Ах, как хочется пить иначе:
Наклонить к роднику лицо,
Захлебнуться водой, как удачей,
Запрокинуть руки в кольцо.

Ах, как хочется есть иначе:
Заглянуть под зелёный лист
И сорвать там, где кустик прячет,
Костяники тугую кисть.

Ах, как хочется жить иначе:
Все обиды и боль простить
И среди не слепых, а зрячих
Долюбить эту трудную жизнь.

1995
 
* * *

В моей судьбе всё вычислено впрок,
И лишь теперь я вижу очертанья
Того пути, что мне наметил Бог,
Провиденья незримые касанья.

Как в той игре, где дети из частей
Вдруг складывают целую картину,
Я начинаю видеть ход вещей
Сквозь серых дней нелепую рутину:

И все страданья – лишь урок святой,
А миг паденья – плата за измену, --
Трудился долго скульптор над скалой,
Чтоб вызвать дух из каменного плена.

1995
 
* * *

Я в невесты к царю не гожусь,
Я осанкой своей не горжусь,
И корону носить не смогу –
Я хочу танцевать на лугу.

Я не буду женой короля:
Я привыкла сидеть без рубля,
Мне тяжёлый наряд не к плечу –
На лугу танцевать я хочу.

И княгиней не быть мне вовек:
Для меня и слуга человек,
Не могу своих ближних хлестать –
На лугу я хочу танцевать.

1995
 
* * *

Человеку

Твои глаза – ворота в ад,
Открытый путь в живое пекло,
Они о жизни говорят,
Перед которой ужас блекнет.

В них не смирение души,
А зависть и глухая злоба,
Борьба за вечные гроши
И признак горечи особой,

Когда не любишь всё, что есть,
Когда желаний призрак вьётся,
Скажи: одна живая весть
К тебе когда-нибудь прорвётся?

1995
 
* * *

У этой сплетницы вселенской
Померкло смятое лицо,
Исчез румянец деревенский,
Не вьются волосы в кольцо.

Как много мерзости и грязи
Слал людям встарь её язык,
Как много тьмы и неприязни
Являл её двуликий лик!

Но по закону бумеранга
Вернулось вспять посланье зла,
Возмездие смешало ранги,
И злость в болезнь переросла.

1995
 
* * *

В доме тихо и пусто,
Улыбается грустно
На стене дорогой портрет,
От былого богатства
Даже прежнее братство
Не дожило до старости лет.

В доме тихо и чисто,
Два красивых мониста
На комоде лежат, как встарь,
Всё, что в жизни осталось,–
Лишь суровая старость
Да безумий былых угар.

В доме том одиноко
Дремлет в кресле глубоком
Переживший себя поэт,–
Где-то бродят по свету
Золотые сонеты,
Но его в этом мире нет.

1995
 
* * *

Безумьем вызван дел великих ход,
Безумным назван подвиг неискупный,
И всё, что не доделает народ,
Безумцу одинокому доступно.

Не знаю я, кто нормы создаёт
И кто границы мысли утверждает:
Спасенья ждущий правильный народ
Или безумец, что себя сжигает.

1995
 
* * *

Бремя лет на плечах повисло,
Бремя страхов терзает ум,
Не уснуть от тревожных мыслей,
Не уйти от нелёгких дум.

Не умею курить сигарету,
Не вонзаю в вену иглу,
Не вникаю в страницы газеты
И не вхожа я в пьяную мглу.

Перечитаны главные книги,
Зуд страстей не волнует кровь,
Пересуды, друзья, интриги
Не заставят забыться вновь.

Никуда от себя не деться –
Выхожу на свиданье к той,
От которой бежала с детства,
Захлебнувшись пустой мечтой.

И, оставшись одна на планете
Среди гула пустых городов,
Я боюсь эту девочку встретить,
Не найти оправдательных слов.

1995
 
* * *

ДУХ:   Посланец высших наставлений,
Скажи, поэт, как ты живёшь
И что средь новых поколений
Ты миру нового несёшь?

ПОЭТ: В устах живое слово стынет,
Зачем молиться средь могил?
Глас вопиющего в пустыне
Наверно, лучше слышен был.

1995


* * *

Ты не туши пожар любви моей,
Ты не гаси божественное пламя,
Ведь среди тысяч ищущих людей
Великое случилось только с нами.

Лишь мы нашли кольца вторую часть,
Лишь мы концы соединить сумели,
Невидимая нами чья-то власть
Влекла друг к другу нас от колыбели.

Не потушить любви такой пожар,
И, если в мире этом мы простимся,
То в новой жизни средь грядущих пар
Мы первыми опять соединимся.

1995
* * *

Нельзя подняться над судьбой,
Нельзя вершить дела лихие,
Лишь нужно чувствовать порой
Движенья вехи неземные
И настрадаться так сполна,
Чтобы открыться высшей воле
И видеть, как ведёт она
Тебя по жизненному полю.

1995



* * *

Сколько стоит глоток тишины?
Сколько стоит спокойствия грамм?
Много жизней пройти мы должны,
Чтоб прибиться к святым берегам,

Чтоб участья не ждать от людей,
Не выпрашивать горстку тепла
И однажды средь пасмурных дней
Вдруг увидеть, как радость светла,

Жалость к собственной боли спугнуть,
Никого не судить, не учить,–
Есть у каждого собственный путь,
Лишь его суждено нам прожить.

1995
* * *

Наговорись до тошноты,
Наешься боли до отвала,
Люби до полной пустоты
И пей, чтоб не казалось мало,
Пройди и страны, и моря,
Скупи всё золото земное,
В короне властного царя
Командуй армией разбоя,–
И всё равно, как Соломон,
От суеты сует уставши,
Ты опрокинешь шаткий трон
И встанешь перед бездной страшной.

1995



* * *

Я – восходящая звезда,
Я – заходящая планета,
Но поезд славы опоздал
Ко мне явиться в жизни этой.

Я думаю, что яркий свет
Звезды дойдёт к потомкам близким,
И грустный избранный сонет
Прочтут с компьютерного диска.

1995
 
* * *

Сонно жмурится кот у печки,
Скромно лапы сложил щенок,
Тихий треск и волнение свечки,
За окном голубой снежок.

Тёплый плед укрывает ноги,
И пушистый ковёр вокруг,–
Так приятно в конце дороги
Отдохнуть мне от жизни, друг.

1995

* * *

Я снова чувствую весну,
Походку девушек воздушных,
И всё никак я не усну
Под говор ветров непослушных.

Я различаю сквозь бензин
Забытый запах гиацинта,
Фиалки смотрят из корзин
Так беззащитно и открыто.

Меняет кружево одежд
Природа в вечном обновленье,
Ликует карнавал надежд
И дышит жаждою весенней.

1995
 
* * *

Живут на севере всегда
В снегах рогатые олени,
И греются на корке льда
Большие гладкие тюлени.
На юге бабочек полёт
И ярких птичек оперенье,
А там, в России, дрозд поёт,
Грачей весеннее волненье,
А там три вербы над рекой
Пыльцою жёлтой облетают,
И машет мельница рукой,
И нивы тихо отдыхают.
Сквозь старую листву трава
Толкает к небу стебель тонкий,
И, как забытая вдова,
Осинка жалуется звонко.
Там, зацепившись за плетень,
Вьюнок головкою кивает,
И в палисаднике сирень
Сырые гроздья распускает.
Там колокольчиков каскад
Умело прячет ландыш нежный,
Черёмуха плетёт наряд,
И небо синее безбрежно,
Там без меня в весенний день
Ломают лёд родные реки,–
Живёт на севере олень,
А я без родины навеки.

1995
 
* * *

Я иду к неизвестным пределам –
Кто в ответе за каждый бросок,
Что я сделаю где-то иль сделал
На распутье незрелых дорог?

Кто в ответе за день или вечер
И за каждую мысль на бегу?
Я не верю в случайные встречи,
Но и мага поймать не могу.

1995

* * *

А годы всё плыли в сомненьях и страхах,
Мы в будущем жили иль в прожитом прахе,
Сегодняшний день пропускали сквозь пальцы,
Незрелой планеты борцы-постояльцы.

А годы всё плыли по вечным законам,
Никто не услышал желаний и стонов,
На просьбы пустые никто не ответил,
Забыв о живых на незрелой планете.

И вот подошли мы к итогу земному,
И медленно ящик выносят из дома,
Рыдают над нами соседи и дети,
Оставшись дрожать на незрелой планете.

1995
 
* * *

Граничит море с океаном,
Граничит лужица с ручьём,
День зреет под ночной охраной,
Туман кончается дождём.

Всё удивительно и зыбко,
Непостоянно, как вода, –
Порой в слезах живёт улыбка,
А в смехе прячется беда.

1995
 
* * *

Смотрю ли в это я окно
Или гляжу совсем в другое, –
Повсюду вижу я одно:
Боль и страдание людское.
Обиду копят старики,
Супруги мучают друг друга,
Никто протянутой руки
Не видит, мчась всю жизнь по кругу,
Тот изнывает от забот,
А этот от безделья стынет,
Болезнь кривит несчастным рот,
И старость изгибает спины.
Кругом и жалобы, и стон,
Ручьями кровь, беда рекою,
И только звуки похорон
Напоминают о покое.

1995
 
Марку

В чулане редкий инструмент
Хранил хозяин по ошибке,
И никогда за много лет
Никто не прикасался к скрипке.

Никто не знал, какую власть
Таят изысканные струны,
Никто не разбудил их страсть
Рукой талантливой и юной.

Так ты болезнью отделён
От мира зависти и злобы,
И, к счастью, не узнает он
Твоей струны мотив особый.

1995

* * *

Мне снились синие цветы
Среди зелёных трав нездешних,
Луга небесной красоты
Под солнцем медленным и вешним,

Мне снилась яркая страна
В сиянье красок небывалых,
Где голубая тишина
Ласкала тени душ усталых.

1995
 
* * *

А я живу, как вам и не приснилось,
А я пою, как вам не привелось:
Уснувших слёз непрошеная сырость
Ушла навек, и не вскипает злость.

А я во сне такие вижу виды,
А наяву такую благодать,
Не трогают ни боли, ни обиды –
До святости уже рукой подать.

Но часто в миг затишья и покоя,
Когда душе до Бога только шаг,
Вдруг задохнусь такой живой тоскою
И храм незрелый разрушаю впрах.

1995


* * *

Незрелый дух бродил между живых
И всё хотел вернуться в мир суровый,
Не мог прижиться он среди святых,
Но долго тела не встречал пустого.

И вдруг нашёл заброшенный загон -
В меня вселился ночью незаметно,
Теперь я жду, когда созреет он,
Воюя с ним мучительно и тщетно.

1995
 
* * *

Мой ум рождал безумных страхов вязь
И разрушал гармонию незримо,
С веленьем высшим ускользала связь,
Но сердце пело так непогрешимо.

1995

* * *

Шли облака, как корабли,
В глубинах магма трепетала,
А на поверхности Земли
Плели богини покрывало

Из древних роз и орхидей,
Из старых сказок и поверий
О том, что племена людей
Когда-то жили среди прерий,

Среди пустынь и городов,
В горах и на равнине травной,
Но ни один из всех богов
Не верил этой сказке странной.

1995
 
* * *

Я скучаю без моря,
Без сиреневых гор,
Без зелёного поля,
Где трав разговор,

Я скучаю без дыма
Одиноких костров,
Без несущихся мимо
Предосенних ветров,

Я скучаю без чаек,
Без парящих орлов,
Без скупых и нечаянных
Ласковых слов,

Я скучаю по диким
И влажным степям,
По лесной землянике
И сильным рукам,

Я скучаю по сказкам,
По феям из снов,
По летящей в салазках
Королеве снегов,

Я скучаю по детским
Обильным слезам,
По резной занавеске
И серым глазам,


Я года отмечаю
Резьбою морщин, –
Я по жизни скучаю
И так, без причин.

1995




* * *

Спелым жемчугом катит горошек,
Полыхает заря, как рубин,
Изумрудом трава под окошком,
В синих сумерках зреет сапфир.

Бриллиантами росы сверкают,
Тёмной тучей чернеет агат,
Из тумана опал добывают,
В спелой ягоде зреет гранат.

Звёзды золото сыплют в ладошки,
Проливают дожди серебро, –
Выйди в поле с узорным лукошком,
Собери осторожно добро.

1995
 
* * *

Хочу с тобою говорить -
Не знаю, на какую тему,
Хочу по-прежнему любить,
Но сердце спит, и руки немы.

Хочу, как раньше, ждать звонка
И волноваться понапрасну,
На неудобных каблуках
Томиться у билетной кассы,

Родного тела аромат
Хочу услышать в миг сближенья,
Часы перевести назад
И вдруг остановить мгновенье,

Но стынут души и тела,
В небытие уходят лица,
И даже искорка тепла
Уже не может возродиться.

1995
 
* * *

В золотых куполах переливчатый звон,
В обновлённых церквах за поклоном поклон,
В искажённом порыве и горечь, и грусть,
В обнажённом надрыве ломается Русь.

По законам прогресса летит в никуда,
За окном "Мерседеса" тугая нога,
Русь, куда ты несёшься? Не слышен ответ,
На обломках души вой бульварных газет,

И девчонка с помадой на пухлых губах
Не берёт за усладу в дешёвых рублях.

1995
 
* * *

Господь в сиреневых лугах
Дарил цветы прохожим ранним,
И ангел в светлых облаках
Ещё грозою не был ранен,

Ещё в лазури женских глаз
Цвело любви ночной томленье,
И мёда утренний запас
Несла пчела в своё селенье,

Ещё тяжёлый от росы
К земле склонялся лист упругий,
И солнца вечные часы
Лишь начинали путь по кругу,

А я, бессонницей смятён,
Уже заботами томился,
Не видя, как сквозь чуткий сон
Прекрасный день на свет родился.

1995
 
* * *

Былые были улеглись,
Заветы древние забыты,
И тянется пустая жизнь
Среди рабов полуубитых.

В безумной пляске городов,
В приличье тихих поселений,
И там, где смех, и там, где кровь,
Я слышу мёртвый запах тленья.

Движенье непокорных рек,
Бег облаков, Земли цветенье, –
Всё убивает человек,
Неся прогресс-уничтоженье.

Но будет день, когда земля
Стряхнёт с себя микроб унылый,
Вздохнут свободные поля,
И вспыхнут загнанные силы.

1995
 
* * *

В ночь последних дождей
Под ноябрьский гром
Я молилась за тех,
Кто не спрятался в дом,

Кто не нажил добра,
Не скопил, не собрал
И в ту ночь до утра
Под мостом ночевал.

В ночь холодных дождей
Под теплом одеял
Я молилась за тех,
Кто судьбу не сковал,

Кто в звериной борьбе
Отступил и затих, –
Помолись о себе,
Помолись и за них.

1995
 
* * *

Перед лицом судьбы и Бога,
Перед лицом святых и главных
Клянусь: мне надо так немного -
Лишь пару дней из жизни давней,

Когда захлёстывала радость
И ожиданья трепетали,
А неминуемая старость
Грозила из безмерной дали.

1995




* * *

Когда союз с небесным заключён,
Когда шаги измерены веками
И мелочи ты видишь, как сквозь сон,
Другими, повзрослевшими глазами,

Когда себя узреешь с высоты
Миров несметных в божьем океане,
Тогда лишь вдруг проснёшься к жизни ты,
Поняв, что до сих пор стоял на грани.

1995
 
* * *

Из многих слов я поняла одно:
Любить меня Вы вовсе не готовы, –
Вам снится португальское вино
И женщина из пламенной Кордовы,

Живая маха с гребнем в волосах,
В шелках старинных, туфельках парчовых,
Мечта и боль в задумчивых словах -
Любить меня Вы вовсе не готовы.

Вам снится шорох медленных карет,
Балкон в плюще и лёгкая гитара,
В корсете тонкий стройный силуэт,
Бог знает что ещё из жизни старой.

А я вся здесь: с тяжёлою ступнёй,
Лицом простым и нежностью не новой, –
Я не борюсь с задумчивой мечтой:
Любить меня Вы вовсе не готовы.

1995
 
* * *

Как прежде, одна постоянно,
Живу средь людей в тишине,
За окнами плеск океана,
И небо в закатном огне.

Дочитаны мудрые книжки
О жизни святой и простой,
Всю ночь одинокая мышка
Скребётся в кладовке пустой.

1995

* * *

Памяти Джерри Михоелса

Несётся жизнь - живой поток,
Лишь пузырьком на повороте
Чужая смерть - в ничто бросок,
И снова прежние заботы

Текучих дней и миражи -
Всё, что уводит от печали,
Мы намечаем рубежи
И предусматриваем дали,

Не замечая, как поток
Нас поглощает постепенно,
И не далёк тот поворот,
Где пузырьком взовьётся пена.
1995
* * *

Глаза не призваны читать,
Глаза не призваны работать,
Они нужны, чтоб замечать
Листвы осенней позолоту,

И синий мир ночной луны,
И вихри лёгкие на пляже,
И голубые валуны,
И паутины летней пряжу,

Глаза даны, чтоб созерцать
Улыбку милого портрета
И светлой мудрости печать
Заметить на лице поэта.

1995


* * *

Такой цветок цветёт в моей душе,
Горит пожар, не вышедший наружу,
А жизнь моя, как серое клише, –
Огонь святой здесь никому не нужен.

В делах помеха, камень в суете,
Обрез крыла, рванувшегося к Богу,
И только лишь в стихах или мечте
Цветёт душа - земная недотрога.

1996
 
* * *

Где спрятаны послушные слова,
Чтоб описать мучительные будни,
Где каждый день, как новая глава,
Как путь земной, и дерзостный, и трудный?

Где детство - с послушанием война,
А юность - боль и горе отверженья,
Где зрелость недоверия полна,
А старость - с телом грустное сраженье,

Где мудрости неверное седло
Сползает вбок и не спасает в скачке,
Где будущее в прошлое ушло
И время не способно на подачки,

Где постоянны горести одни,
А радости так временны и кратки,
Как описать мучительные дни,
В каком незабываемом порядке?

Сказать, как замираешь от надежд
И плачешь от ненужных сожалений,
Как роль шута играешь средь невежд
И слушаешь поток наивных мнений,

Смеёшься там, где плакать был бы рад,
И душу продаёшь, чтоб тело жило?
Был труден день, нерадостен закат,
И ночь на грани вечности застыла.

1996
 
* * *

Церковный хор звучал с небес
Восторгом юного сопрано,
И в унисон качался лес,
И пели вербы сквозь туманы,

Шумели ветры в камышах,
Река по камешкам звенела,
И одинокая душа
В восторге общем тихо пела.

1996


* * *

Мистраль, мистраль гудел в трубе,
Нёс листья с шумом в неизвестность,
Я тосковала по тебе,
Забыв и девственность, и честность,

Я тосковала по словам,
Таким изысканным и свежим,
Я тосковала по рукам,
Рукам целительным и нежным.

Накинула на плечи шаль
И провожала листья взглядом -
Летел над берегом мистраль,
И только тень качалась рядом.

1996
 
* * *

Снежинки небо занавесили,
Слезами тают на стекле,
А мне не грустно и не весело
В моём удушливом тепле.

Ложится кутерьма небесная
На нерасцветшие кусты,
А мне не грустно и не весело
Среди вселенской суеты.

Страданье жизнь мою опреснило,
Из терний не растут цветы,
И коль не грустно и не весело,
То умирают все мечты.

Но расцвело бы сердце песнями
И замер мир от красоты,
Когда бы вдруг легко и весело
В мою судьбу вернулся ты.

1996
 
* * *

Святой гармонией небес
Соната Моцарта звучала,
Шопена нежный полонез
Летел для солнечного бала,

И звуки Баха с высоты
Несли посланье высшей воли,
Бетховен мучился, как ты,
От одиночества и боли,

А неразумная душа
Внимала вечному движенью
И поднималась не спеша
Навстречу музыке и пенью.

1996


* * *

Кто будет плакать обо мне?
Какой-то дух на стороне
Да светлый ангел, что не спас
Меня в тяжёлый, главный час.

Кто будет думать обо мне?
Читатель редкий в тишине,
Да, может быть, однажды в год
Тоска к тебе на час зайдёт.

1996
* * *

Нас жизнь уламывает всех
И потихоньку забирает,
И твой урон, и мой успех
Итогом общим уравняет,

Но если жив сегодня ты
И мысль остра, и сердце бьётся,
Пускай восторгом красоты
К тебе мир божий обернётся.

1996



* * *

Синий свет задумчивой зимы,
Яркий свет весны зеленокудрой,
Красный зной июльской кутерьмы,
Осени покров, цветной и мудрый, –

Всё приемлю телом и душой:
Сплю зимой, весною расцветаю,
Страстью загораюсь в летний зной
И грехи по осени прощаю.

1996
 
* * *

Моё лицо мне нравится теперь:
На нём следы страданий и потерь,
На нём печаль любви, что предал ты,
И след какой-то новой красоты,

Которая скрывается в глазах
И мудростью записана в чертах, –
Её резцом судьбы наносит Бог
Как жизни завершающий итог.

1996





* * *

Не будет избранных друзей
И одинокого молчанья,
Весёлой комнаты моей,
Твоих звонков и назиданий, –

Уйдёт знакомый тёплый мир,
Ворвутся времена иные,
И на последний жизни пир
Придут свидетели чужие.

1996
 
* * *

Да разве теперь не понятно,
Что стало с тобой и со мной? -
На солнце замечены пятна,
А в наших делах разнобой:

Ты смерти боишься и жизни
И тихо запутан в себе,
Все дни твои - вечная тризна
И месть недостойной судьбе,

А я воспеваю снежинки,
Задумчивых трав разговор,
Да разве смешная пылинка
Закроет вселенский простор?

Пустые земные невзгоды
И сильных дешёвый кумир
Не вхожи в обитель свободы,
Живой и таинственный мир.

Попробуй вернуться обратно -
Любовь наша так молода:
На солнце замечены пятна,
Но светит оно, как всегда.

1996
 
* * *

Я новый дом себе куплю
С крылечком чистым и узорным,
Святой водою окроплю
Углы в убежище просторном.

На окнах разведу герань
И незабудки полевые,
А чуть проснётся утра рань,
Впущу все ветры озорные.

Налью котёнку молока,
Бельё во дворике развешу,
И будет жизнь моя легка,
Мой мир и светел, и безгрешен.

А вечером, когда закат
Раскроет тихо веер красный,
Я буду долго-долго ждать,
Пока последний луч погаснет.

1996
 
* * *

Как собирают осенью плоды,
Которые всё лето тихо спели,
Так вдруг мои страданья и труды
Плодом прекрасным к старости созрели.

Я счастлива дожить до этих лет,
Прозреть душой и подвести итоги,
И пред кончиной скорой страха нет,
А есть лишь яркий свет в конце дороги.

1996






* * *

Жить без усилий, одиноко,
Смотреть на мир в своё окно
И знать, что выверены сроки
И всё давно предрешено.

1996
 
* * *

Глаза закрывались,
И музыка пела
О том, что бывает
Страна без печали,

И тихая песня
Над миром летела
В такие далёкие
Странные дали,

Куда лишь мечта
Устремиться могла бы,
Куда лишь душой
Проникаешь порою, –

Заката свеча
Догорала так слабо,
А музыка пела
О светлом покое.

1996
 
* * *

Есть обречённые судьбой
На муки высшего значенья,
Они должны платить собой
За каждый приступ вдохновенья,

Жить в стороне от суеты,
Чуждаться вытверженных истин
И лишь дыханье красоты
Ловить на кончик нежной кисти,

Вещей таинственную суть
Из бездны извлекать порою,
И людям не давать уснуть,
И за других платить собою.

1996
 
* * *

Журавли летели клином
По над полем, по над тыном,
Над моею белой хатой
На закате, на закате...

Помахала им рукою
И простилась, как с тобою,
Лишь сказала тихо сыну:
"Журавли летели клином".

1996





Памяти Дины

Я снова осень провожаю,
Не собрала я урожая,
Лишь ослабела телом хрупким,
Молчанье в телефонной трубке,

Друзья уходят понемногу,
Ложатся листья на дорогу,
Зима из дали угрожает, –
Я снова осень провожаю.

1996
 
* * *

В то лето танцевали «макарено»,
В горах скрывался маленький отель,
И дождь на деревянную арену
Порою сыпал крупную капель.

Старушки тихо ёжились от скуки,
И стайками кружились малыши,
А чьи-то заколдованные руки
Играли песнь встревоженной души.

Тогда и сосны даже не шумели,
На иглах их не двигалась роса,
И замирали в зарослях газели,
Прикрыв в раздумье длинные глаза.

В то лето танцевали «макарено»,
Дожди смывали непосильный зной,
И каждый вечер на открытой сцене
Звучал рояль встревоженной струной.

1996
 
* * *

Две дырки носовые,
Отверстья глаз пустые,
Оскал беззубой кости, –
Мой череп на погосте.

Достигнуты все цели,
Враги вдруг присмирели,
Друзья в раздумье тихом -
Не поминайте лихом.

1996





* * *

Железных дней немая череда,
Покой ночей, разбуженный прибоем,
Молитва, чтоб не тронула беда
И кто-то свыше душу успокоил.

Краса Земли, увиденная вновь,
И шок от человеческих пороков,
Иных пространств неумолимый зов, –
Стою у предпоследнего порога.

1996
 
* * *

Заграница, романы, влюблённость,
Одиночество, грусть и стихи,
То надежда, то вдруг обречённость,
Шум листвы в переулках глухих.

Эмиграции тесное гетто.
Еле слышная боль о былом,
Освоение нового света,
Крик души, обречённой на слом.

Мир вещей, бесконечный и жуткий,
И закат в океан шириной,
Сытой жизни короткие сутки,
Небоскрёб над седой головой.

Трезвой старости скупость и косность,
Полки долго не читанных книг,
Заграница, надежды, влюблённость -
Всё ушло, точно вечности миг.

1996
 
* * *

Лёгкий шум городского фонтана,
Одуряющий запах цветов,
И листвы, пожелтевшей так рано,
Осторожный и мягкий покров.

На душе и спокойно, и тихо,
Солнце борется стойко с дождём,
Слышу крики я лебедей диких,
Оставляющих временный дом.

1996
 
* * *

Заворожена словами,
Отгорожена делами
От мирских утех и славы,
Вам внимала не дыша,

Вы вещали, как умели,
Обещали, что хотели,
Но за этой длинной трелью
Была мёртвая душа.

Было тело Аполлона,
Был и взгляд, почти влюблённый,
И на сцене целый вечер
Выступал большой актёр,

Догорали сонно свечи,
Умолкали чудо-речи,
И в конце недоброй встречи
Вдруг мелькнул холодный взор.

Взгляд обученного зверя,
Взгляд, который всё проверит,
И опять была потеря,
Одиночество и смех, –

Я рассталась тихо с Вами,
Отгорожена делами
От любви, мирской забавы,
И от всех земных утех.

1996
* * *

Я не буду расспрашивать снова,
Есть ли рай за далёкой Луной,
И, поверив пророкам на слово,
Я займусь своей жизнью земной.

Я развешу ковры и картины,
Подмету чистым веником пол,
И ромашек весёлых корзину
Я поставлю на праздничный стол.

Буду ждать одинокого друга,
Что порою заходит на чай,
И, наняв себе радость в прислуги,
Я устрою свой собственный рай.

1996


* * *

Пройдёт и славы ураган:
Звонки, восторги, комплименты,
Иллюзий тягостный обман
Мелькнёт, как кадр на киноленте,

И, как любой земной кумир,
Я буду иль забыт, иль сброшен,
Средь бедствий, что несёт нам мир,
Согнусь под бренной славы ношей.

1996
* * *

Стихи читая, вижу в залах
Глаза внимательных людей, –
Ещё не всё я им сказала
В период предпоследних дней,

Ещё неведомая строчка
Готовится взойти строфой,
Как нераскрывшаяся почка
На старом дереве весной.

1996






* * *

Бог милостив к тому, кто не доел
И не доспал в тяжёлых испытаньях
И, всё стерпев, ему не надоел
Прошеньем о несметных подаяньях.

Бог милостив к тому, кто, как дитя,
Улыбкой утро новое встречает
И к бедствиям относится шутя,
И радости всерьёз не принимает.

1996
 
* * *

Старый дом с закрытыми глазами -
Окнами, забитыми навек,
С ним случилось то, что будет с нами:
Время вдруг закончило свой бег.

Нет жильцов - ни шума и ни плача,
Плесень покрывает этажи,
Скажешь ли, что он так много значил
Для того, кто в нём когда-то жил.

1996





* * *

Всё истинное зреет в тишине:
Ребёнок, что готовится к рожденью,
Зерно, что набухает в глубине,
И новое моё стихотворенье.

Но мир шумит, несётся в суете,
Как будто смертью веет от покоя,
И страшно нам остаться в пустоте,
Без никого, наедине с собою.

1996
 
* * *

Есть отдых на военной полосе,
Когда в бою ты не убит, не ранен,
И мир вечерний в радужной красе
Вдруг встанет пред тобой велик и странен -

Отсрочку смерть дала тебе на миг,
И ты живёшь так яростно и сладко,
Но нет боёв, ты к радости привык
И вновь забыл об озаренье кратком.

1996
 
* * *

В подземных переходах шумных
Под звон железных поездов
Звучат Рахманинов и Шуман,
И Мендельсон, и грустный Шуберт,
И песня тихая без слов.

Толпа спешит домой, под крышу,
Или в вечерний тесный бар,
И скрипача никто не слышит,
Он в подземелье самый лишний,
А на полу пустой футляр.

На красной вытертой подкладке
Лишь пара центов, но поёт
Душа его в забвенье сладком,
Таком и радостном, и кратком,
И память в прошлое зовёт.

Ему купила скрипку мама,
Жила, тщеславия полна,
Что будет он великий самый
И выпьет чашу гордой славы
До самого пустого дна.

Но разбросала вдруг Россия
По свету дорогих сынов,
И не сбылись мечты святые,
И льются звуки золотые
Под грохот грязных поездов.

1996
* * *

Я в воздухе под солнечной струёй
Плыву на тонких нитях озаренья
И вижу светлый мир над головой,
А там, внизу, безумное движенье

Уставших душ, притянутых Землёй,
Без цели, без пути и без исхода...
Подхваченная солнечной струёй,
Я уплываю к берегу свободы.

1996





* * *

Мы оловянные солдаты
На грустном шарике Земли,
Нас запустили в жизнь когда-то,
Ключом волшебным завели,

И под жестокий высший хохот
Страдаем мы из века в век,
Не зная, кто поставил опыт
И в чём повинен человек.

1996
 
* * *

Экстаз высоких напряжений,
Как омовение грозы,
Сметает будничные тени
И рвёт застывшие узлы,

И в озаренье жизни главном,
Летя, как бабочка, на свет,
Святой найдёт свою нирвану
И вдохновение поэт.

1996


* * *

Хотела писать о грустном,
Но вдруг увидала двоих,
Весёлых и безыскусных,
Несказанно молодых.

Блестели глаза и зубы,
Сияла их красота,
И тянулись друг к другу губы,
И была их любовь чиста,

Как восход в озаренье ясном,
Как ребёнка лёгкие сны,
И казалась зима прекрасной
В отраженье чужой весны.

1996
* * *

Звенят колокольчики лета,
Бубенчики белой зимы,
Ручьи обновленья и света
И листья осенней поры.

Всё было так чисто и нежно:
Полёт молодого грача,
И вихри метелицы снежной,
И осени яркой парча.

Ночами не выли сирены,
Не слышался гром поездов,
Гудки лимузинов и вэнов
Не рвали покой вечеров.

Забудь колокольчики лета
И насыпи белой зимы, –
За дальней околицей света
Не встретимся с родиной мы.

1996
 
* * *

Здесь лица сморщены, как старые узлы,
Здесь волосы до времени седеют,
А люди недоверчивы и злы, –
В безвременье их души каменеют.

Тут время странно пятится назад,
Презрев предначертание Господне,
Спокойно убивает брата брат –
И это моя родина сегодня.

1996






* * *

На юных лицах нет ещё морщин,
Пока их мука жизни не касалась,
Они, как ряд неконченых картин,
Где горечью судьба не расписалась.

1996
 
* * *

В борьбе между небесным и земным
Что в человеке бренном побеждает?
И как он тень со светом голубым
В душе своей шутя соединяет?

То пьян и низок, то высок, как Бог,
То злой убийца, то любовник нежный,
То восстаёт на непосильный рок,
То радуется жизни безмятежно.

Нам не дано понять, что в нас живёт,
Нам не дано невидимое встретить,
И сердце то ликует и поёт,
То стонет под осенний синий ветер.

1997


* * *

Все маги мира ринулись ко мне,
Чтоб научиться чуду неземному,
Сгорала осень в траурном огне,
Волшебники сходились долго к дому

И, окружив меня, спросили, как
Спасла я душу в этом мире сонном,
Но знал ответ лишь самый высший маг,
Владеющий неведомым законом.

1997
* * *

У берега неведомой земли,
Где утром море сонное искрится,
Воздушные летают корабли
И ищут места, где бы приземлиться.

Полёт их был и долг, и высок,
Томителен в пустыне одинокой,
Но тёмен лес и так горяч песок,
А люди любопытны и жестоки.

И потому в неведомой дали
Над соснами таинственного края
Воздушные летают корабли,
Ни берега, ни отдыха не зная.

1997
 
* * *

Синий город в серебряном свете
Отдохнувшей и полной луны,
Тени веток, как лёгкие сети,
На полу и на стенах видны.

Мы молчим, потому что за годы
Всё успели друг другу сказать...
Давят комнаты низкие своды,
Не расстелена в нише кровать.

Гаснет пепел твоей сигареты,
Знаем мы, что расстаться должны,
Тает город в серебряном свете
Уходящей за тучу луны.

1997
 
* * *

Я уставлю комнату цветами,
Задохнусь внезапною весной,
Разукрашу пальцы я перстнями,
Запою мотив, душе родной,

И в окошко глядя на машины,
На снующих маленьких людей,
Вдруг услышу зов своей общины,
Ржание цыганских лошадей,

Звон браслетов и колец поддельных,
Юбок шум и шалей разворот,
Я увижу, как живёт последний,
Волей не торгующий народ.

Обниму весёлого цыгана
В шапке нерасчёсанных кудрей
И уйду из тёплого обмана
В холод неизведанных степей.

1997
 
* * *

Помню русские лица - родные глаза,
Тонкость черт и нездешнего духа томленье,
То мелькнёт на них вдруг голубая слеза,
То незримого мира забытые тени.

Этот детский народ без руля и ветрил,
Не нашедший покоя на трезвой планете,
Бог бесценным подарком его одарил,
Только он от стесненья его не заметил.

И страдает, и бьётся в нужде без конца,
То Париж, то Нью-Йорк на рысях догоняет,
Над собою не видит святого венца
И великой души своей не понимает.

1997




* * *

Немного уважения, немного обожания
Нам нужно, как спасение, как новое дыхание,
Чтоб люди нас заметили и помогли неведомым
Подняться над собою вдруг с великою победою
И ненадолго вырваться из области забвения, –
Вот потому читаю я свои стихотворения.

1998
 
* * *

Всё кажется уродливым: балет,
И крики вдохновленного актёра,
Компьютер, самолёт и пистолет,
Натужный смех и злые разговоры.

Мы - роботы, неведомой рукой
Закинутые в глубь земного лона,
Чтоб нарушать гармонии покой
И предавать великие законы.

1998



 

* * *

Так бесконечна беготня людей,
Так визг сирен пронзителен и резок,
И город давит грудью площадей,
Грозит смутить, ограбить иль зарезать.

Так грузны горы каменных верзил,
Так человек средь них и мал, и жалок,
И не пробьётся к нам через бензин
Весенним утром аромат фиалок.

1998
 
* * *

Есть музыка невидимых светил,
Есть острова в небесном океане,
Которые мой дух не посетил,
Но о которых грезит постоянно,

Как будто в замках солнечных высот
Другое сердце бьётся безнадежно
И, как моё, страдает и зовёт,
И плачет в одиночестве безбрежном.

1998


* * *

Мой маленький мир с нарисованным счастьем,
Мой маленький мир без любви и участья,
Планета, зажатая в тесный уют,
Где в тёмных углах сновиденья живут.

Мой маленький мир, разорённый тобою,
Забытая крепость без игр и разбоя,
Вчера в ней скончался последний кумир,
И тени собрались на траурный пир.

«Кого ты хоронишь?» - спросили зевая, –
«Себя на весёлом костре я сжигаю,
Чтоб выпустить душу в небесную ширь,
Забыв навсегда этот маленький мир».

1998
* * *

Приди ко мне не за рублём,
Не за советом, не за лаской,
А просто так осенним днём
Войди в несбывшуюся сказку,

Где можно тихо говорить
И молча думать о нездешнем,
Не вымогать и не просить
Любви ненужной и поспешной,

И, взявшись за руки, шуршать
Листвой опавшей на аллее,
Морозным воздухом дышать,
О вечной пользе не жалея.

1998
 
* * *

Вышла, стульчик поставила скромно
И уселась средь древних старух, –
Поле жизни светло и огромно,
Но утих мой бунтующий дух.

Где-то страны экзотики южной
И фантазии белых ночей,
Ну а мне лишь одно только нужно,
Чтоб по камешкам прыгал ручей

И прибоя солёные волны
Набегали на мокрый песок,
И чтоб было тепло и не больно,
И чтоб внука звучал голосок.

1998
 
* * *

Всё светилось, всё светилось
Одинокое окно,
На дворе и дождь, и сырость,
И уснули все давно.

Может, в доме болен кто-то,
Иль застольный разговор,
Или срочная работа,
Или тягостный раздор,

Или, может быть, страдает
От бессонницы сосед,
Тщетно музу поджидает
И, как я, не тушит свет.

1998
 
* * *

В период страха - я пишу,
В период краха - я грешу,
В период боли - я кричу,
В период воли - я молчу,

В период бедности - творю,
В период щедрости - дарю,
В период страсти я горю,
В период власти - говорю.

Я - жизни слабый ученик,
Стихи мои - живой дневник,
Где средь падений и побед
Периода покоя нет.

1998
 
* * *

Есть в мире тихий час, когда душа
Не служит больше прихотям рассудка,
Минуты льются плавно, не спеша,
В тот миг тебе не горестно, не жутко,

И ты живёшь, покоем упоён,
Забыв о муках мирового ада,
Желания забыты, словно сон,
И ничего душе твоей не надо.

Тогда нисходит с неба благодать,
Которую сосед твой не отнимет,
И ангел светлый, как родная мать,
Крылом своим избранника обнимет.

1998
 
Чтецу

Вы выходите в футляре,
Вы закованы в корсет
И читаете фиглярам
Ваш изысканный сонет,

Вы стоите монументом,
Стражем классики и муз,
Позабыв, что для студентов
Родилась другая Русь.

Не пора ли пробудиться –
Только старость в прошлом спит –
Вам несбывшееся снится,
В них – живое говорит.

1998


* * *

В их песнях – дерзкая игра
На низменных и страшных нотах,
В делах – забвение добра,
В пирах – отрыжка и икота,

В их душах – дьявольский разбой,
В глазах – бездумье кокаина, –
Россия! Дом далёкий мой,
Ужель Господь тебя покинул?

1998
ЭСКИЗЫ
МИМ.
Странный грим одинокого мима:
Панталоны, жабо, рукава,
Вот он движется с плавностью дыма
И грустит, позабыв про слова.

БАЛЕТ.
Тихий стук осторожных пуантов,
Невесомый балетный шажок,
Колыхание пачек и бантов
И в незримое лёгкий прыжок.

КАРТИНА.
Трепет боли и ласковых листьев,
Белый снег и осенний покров -
Всё на кончике тоненькой кисти,
Всё в руках и в душе мастеров.

МУЗЫКА.
Смычок взлетел, склонилась голова
Над тонким тельцем обнажённой скрипки,
И музыка, как сердце, вновь права,
Мы в ней живём сквозь слёзы и улыбки.

ПОЭЗИЯ.
Порой сближает завтра и вчера
Поэмы незатейливая тема,
Как будто вечность росчерком пера
Мгновенно останавливает время.

1998
 
* * *

Мне поручили облака,
Мне поручили стебли лилий
Писать, пока моя рука
Оставить может след чернильный.

Мне поручили небеса
И голоса пророков тайных
Писать, пока мои глаза
Глядят на этот мир печальный.

Средь тех, чья незавидна роль,
Моя, пожалуй, всех труднее:
Писать, пока чужая боль
Мне будет собственной больнее.

1998
 
* * *

Будет тихо, запахнет шафраном,
Дружно травы сбегутся в стога,
Надо мною закружится рано
Лёгкой пыли цветочной пурга,

Подорожник с примятых обочин
Будет влажно ещё зеленеть,
Убаюканный тёплою ночью,
Птичий хор не успеет запеть.

Окунусь я в речные туманы,
В тёмный бархат сырых камышей, –
Будет тихо, запахнет шафраном,
Благодать разольётся в душе.

1998


* * *

О если б каждый смертный понимал,
Что смертен он, конечен и не прочен,
Тогда б утих мучительный скандал,
Который разразился прошлой ночью,

Тогда бы войны сонно улеглись
И души на крестах не распинали,
Тогда бы началась иная жизнь,
Которую бессмертьем называли.

1998
* * *

Печально жить на дьявольской Земле,
Кипеть в аду, его считая раем,
Всё жизнь плестись в кромешной серой мгле
И умирать, почти не прозревая.

Печально петь один и тот же гимн
Природе, Богу, людям и желаньям,
Печально среди мёртвых быть живым,
Всё понимать и продолжать страданья.

1998


* * *

Я стою, прикрыв глаза,
Надо мною осень веет,
В тихом доме образа
По-старинному темнеют,

А вокруг осенний сад
Дышит палою листвою,
Не найти пути назад
И не встретиться с тобою,

Дом родной, тот уголок,
Где душа не тосковала, –
Скован старостью прыжок,
Осень крылья мне связала.

1998
* * *

Так нежно набухшая почка
Вдруг вспыхнула ярким листом -
Вчера лишь намёки и точки
В саду предвесенне-пустом,

А нынче атласно и клейко
Раскрылись ладошки листвы,
И стеблей зелёные шейки
Торчат из засохшей травы.

1998


* * *

Моё уродливое тело,
Моё тяжёлое лицо
Свершили праведное дело -
Замкнули жизнь мою в кольцо,

И одиноко, незаметно,
Как тень, по жизни я иду,
Вниманье любопытных смертных
Не привлекая на ходу.

А потому - лишь я мой сверстник,
Лишь я единственный мой друг,
Лишь я и вестник, и кудесник,
Лишь я и муха, и паук.

1998
* * *

Над дымным городом случайно
Вдруг вспыхнул неба парашют,
Великой ясностью и тайной
Вдруг озарил земной приют.

И я лечу в весенней бездне,
И я пою в голубизне
Свои торжественные песни,
Забыв о горестной Земле.

1998


* * *

Так годы кратки - вечера длинны,
Так быстры месяцы - так ночи бесконечны,
И, хоть видны намёки старины,
Но всё наивны реплики и речи.

Стареет тело, но резвится ум,
Толкая на последний перекрёсток,
И вновь влечёт бездумной жизни шум,
И не взрослеет девственный подросток.

Так трудно вдруг очнуться и понять,
Что отшумели вечера и годы,
Пришёл конец - и тщетно отвечать
Безумием на замысел природы.

1998
* * *

Поют, поют колокола,
Взывают к совести и чести,
Церквей взлетают купола,
А мир стоит на том же месте,

Не будит нас ни гул, ни звон,
Ни голос древнего пророка, –
Погружена планета в сон
И не пробудится до срока.

1998





* * *

Я плачу, как умею, за ласку и роль,
Я плачу Вам за сказку, за смолкшую боль,
Я плачу Вам за ночи без страхов и снов,
За утихшую музыку старых часов,

Я плачу за отвагу, за дым без огня
И за ложь под присягой, что греет меня.

1998
 
* * *

Грозно качает на жизненной палубе,
Наше спасение – вечные жалобы,
Сетуем, молимся, ждём и надеемся,
Что постепенно туманы рассеются,

Так и живём, абсолютно не ведая,
Что капитан, курсом верным проследуя,
Нас приведёт к утешительной гавани,
Где и закончится бурное плаванье.

1998





* * *

Спаси меня, господь, в людской глуши,
Среди улыбок, пакостей и горя,
Пошли почаще сон в ночной тиши
И научи, как жить, с собой не споря,

Спаси меня, господь, среди друзей,
Среди врагов, хозяев и прохожих
И научи, как жить среди людей
И оставаться злой и непохожей.

1998
 
* * *

Молодым идти вперёд,
Ждать и думать о хорошем,
Для меня настал черёд
Оставаться в давнем прошлом,

Где стремились мы вперёд
И мечтали о далёком -
Вечный дней круговорот,
Те же дали, те же сроки.

1998





* * *

О днях бегущих думать мне невмочь:
Вот прошлое скользит куда-то прочь,
День нынешний мелькает, как намёк,
Подарит ли мне будущее рок?

Ещё один листок календаря,
Одну строку, пропетую не зря,
Один закат и розовый восход,
Один лишь день, иль месяц, или год?

1998
 
* * *

Если солнышку сказать: «Не уходи!»
Не задержишь солнце на пути, –
Скроется за розовый закат,
Потому что нет пути назад.

Если крикну я тебе: «Вернись
И начнём совсем иную жизнь!»
Скажешь ты: «Изменим лишь фасад,
Потому что нет пути назад».

1998





* * *

Дрожат холодные бутоны
Тюльпанов алых на ветру,
Как принцы маленькие к трону,
Сбежались вместе поутру,

Среди железных небоскрёбов,
Гудков, борьбы и суеты
В бездонной города утробе
Поют нездешние цветы.

1999
 
* * *

Когда последний друг навек уйдёт
И смолкнет крик испуганной души,
Останутся и вечер, и восход,
И песнь светил, кочующих в ночи,

Останутся леса и облака,
Ковёр цветов и птиц осенний клин,
И скроется безмерная тоска
В сырых кустах пылающих рябин.

1999
 
* * *

Как-то жизнь кукушкой белой
На скупых и старых счётах
Мне отмерила несмело
Пару лет до поворота,

Где стоит судья с весами,
Проверяя очень строго
То, что выбрали мы сами,
Собираясь в путь-дорогу.

У меня сума пустая,
В ней ни денег, ни товара, –
Скажет мне судья зевая:
«Едешь ты с базара рано,

Поборись с бессильным телом,
Примирись с всесильным роком
Да скажи кукушке белой,
Что не вышли твои сроки».

1999
 
* * *

Не прощаюсь ни с чем, не прощаюсь,
Всё вернётся на круги своя,
И опять в мировых ипостасях
Окажусь неожиданно я.

Где бессмертной души проявленье
Вдруг покажет себя невзначай,
Я не знаю - лишь ангелов пенье
Ей укажет на временный рай,

Или демонов злобная воля
Ввергнет вновь в замороченный ад, –
Коль душа не очищена болью,
Ей придётся вернуться назад.

1999


* * *

Дрались зарницы за постой
И трепетали над горами,
Весь вечер в хижине простой,
С земными распростясь делами,

Молился старец у икон
И плакал, преклонив колени,
Не за себя молился он,
А за души твоей спасенье.

1999
* * *

Когда осталось жить немного,
Ты начинаешь миг ценить,
Казалась вечною дорога,
Но скоро оборвётся нить,

А потому и тёмный вечер,
И светлый день, и трудный час
Теперь лишь с радостью я встречу
И, может быть, в последний раз.

1999





М.Г.

Там, где встречались мы с тобой,
На той скамейке старой
Сидит теперь народ другой,
Совсем иные пары,

А ты ушёл, как в первый раз,
Но не к подруге новой,
А в мир иной, и смертный час
Нас разлучает снова.

1999
 
* * *

Пророк в своём отечестве,
Забыв о человечности,
Вещал о страшных ужасах,
Которые нас ждут,

А люди, как положено,
Пророка уничтожили
И, приумножив ужасы,
По-прежнему живут.

1999





* * *

В такое утро умереть нельзя,
А можно только верить:
Прошла залётная гроза
И отворила солнцу двери,

Оно взошло, сметая страх,
Тревогу омывая светом,
И в каждой капле на кустах
Дрожали радости приметы.

1999
 
* * *

Судьба берёт за шиворот
И тащит, как щенка,
Не убежать, не вырваться,
Крепка её рука,

И каждое желание,
И даже миг пустой
Задуманы заранее
Всеведущей судьбой.

1999


* * *

Там, где гудят чужие этажи,
Где солнце тонет в тёмных, душных клетках,
Среди людей, неведомо чужих,
Живу я, как асфальтовая ветка.

Одна на сером поле бытия,
Среди бегущих, стонущих и падших,
Пробив затор из злобы и вранья,
Я слышу пенье ангелов уставших.

Оставив мир, где стонут этажи,
Сомнамбулой навстречу им ступаю,
А летний пух над маревом кружит,
И радуги мне двери открывают.

2000
* * *

Заморочила, опорочила,
Но с пути согнала незрелого,
То ли днём это было, ночью ли, –
Ах, судьба, что же ты наделала?

Бог ли, дьявол ли создал женщину -
Не понять теперь, не опомниться,
Проклинаю её я, грешную,
А душа за святую молится.

2000




* * *

Забыть про тысячу ночей,
Про бунт ума и плоти ропот,
Остаться вольной и ничьей
Среди всемирного потопа,

И лишь одну святую ночь
Оставить в памяти нетленной,
Когда душа рванулась прочь
Из заколдованного плена.

2000
 
Лику святого

Лицо украшено мольбой,
Страданий прошлых тихим светом,
Смиреньем кротким пред судьбой
И неожиданным приветом.

Лицо улыбкой спасено
И удивлением невинным,
Как будто смертному дано,
Увидеть ангела в пустыне.

2000





* * *

Бояться каждых перемен,
Бояться тишины и грусти
И предоставить им взамен
То, что желанье не упустит,

Искать, ловить, терять и вновь
Охотиться за новой дичью,
Пока не кончится улов
И сам не станешь ты добычей.

2000
 
* * *

Мы, для всех привычные,
Для кого-то – нет,
Мы, для всех обычные,
Для кого-то – свет,

Мы, для всех прохожие,
Для кого-то – зов,
На других похожие,
Для кого-то – новь.

Но не все осмелятся
Угадать свой срок:
Для одних – безделица,
Для других – урок.

2000
 
* * *

Таких времён не знали племена,
Таких времён рабы не пережили,
Не удержали в строчках письмена,
Не передали давнишние были.

И только лишь пластмасса и металл,
Машины безошибочная память
Удержат без упрёков и похвал
То, что смогли мы от себя оставить:

Беду и зависть, злобу и позор,
Вещей ненужных длинные кварталы,
Огромных свалок небывалый сор
И вздох Земли, тревожный и усталый.

Запасы смерти в ядерных холмах,
Вождей подпольных правила и ссоры,
И мальчиков погибших на полях,
И раковых палат глухие стоны,

Раздетых тел метанья и прыжки -
Всемирных оргий буйственные пляски,
И вой ночной безумья и тоски,
Забытые предания и сказки

Накал иглы, на время снявшей страх,
Оскал улыбок, скрывших боль и муку,
И плач ребёнка на чужих руках,
Бой за успех и траурную скуку.


Несётся мир вперёд на стременах,
Как лошадь обезумевшая в мыле, –
Таких времён не знали племена,
Таких времён рабы не пережили.

2000
 
* * *

Говорят тебе все: «Не грусти»,
Но за грустью скрывается крик,
Что сметает на сером пути
Всё, к чему трезвый разум привык.

Говорят тебе все: «Не горюй»,
Но за горестью боль и печаль, –
Это вечность святой поцелуй
Дарит избранным невзначай.

2000


* * *

Как одинокая стезя
Даёт нам много для свершений!
Тебе в толпе идти нельзя,
Ты ищешь миг уединенья

И достигаешь тех высот,
Которых суета боится, –
Безумен дерзостный полёт,
Но нет желанья приземлиться.

2000
 
* * *

Что такое старость?
Долгая усталость,
Медленные мысли,
Тихие шаги.

Что такое старость?
Утренняя вялость,
Слабое пожатье
Дрогнувшей руки.

Что такое старость?
Озарений радость
И паренье духа
Боли вопреки.

2000




* * *

Как неожиданно удар
Я принимаю за ударом:
Они даются мне не даром,
Затем, чтоб жизненным угаром
Души не заморочить рост,
Где нет ударов, там - погост.

2000
 
* * *

Смотреть чужие города,
Читать чужие вожделенья
И наблюдать, как сквозь года
Всё убивает сила тленья

Листать историю назад,
Гоняться жадными глазами
За тем, что всюду по стократ
Вновь повторяется веками.

И средь тропинок и путей
Ни разу не найти дорогу
К душе заброшенной своей,
Родному, тихому порогу.

2000





* * *

Мне судьба преподносит бокалы с вином,
Ночью сны роковые и пакости днём,
И смертельные страхи, и серые дни,
Чтоб меня истомили, сломили они,
Но кладу я на плаху покорность свою
И, как Феникс из праха, опять восстаю.

2000
* * *

Крыльев медленным размахом,
Навевая сны и страхи,
В одиночестве хлопочет
Тайна ночи, тайна ночи.

Тенью тонкой паутины
Затмевая дня картины,
Прозревает в силе строчек
Тайна ночи, тайна ночи.

Искажая неумело
Все желанья дня и тела,
Над безумцами хохочет
Тайна ночи, тайна ночи.

2000


* * *

Я накину на плечи широкую шаль,
Она сменит на время берет и вуаль,
Шагом медленным павы по кругу пройдусь -
Ярославну встречает бедовая Русь.

Шагом плавным и чётким пройду не спеша -
И забудется слава, и вспыхнет душа,
Прикрывает смущенье узорчатый плат -
Сквозь церковное пенье я слышу набат.

2000
* * *

На другом телефонном конце
Замер мир, видно, что-то случилось,
Целый вечер грущу об отце,
Словно новое дело открылось,

Словно новый готовят Гулаг
И другие Господние страсти,
И не дремлет поверженный враг,
И сулит нам беду и несчастье.

Я тушу этот тлеющий страх,
Я глушу его смехом и прытью, –
Вот и полночь на старых часах,
Боже мой, до рассвета дожить бы.

2002
 
* * *

Когда на небе ясно и легко,
И белый свет омоет мир нечистый,
И видно так безмерно далеко,
И не дрожит от ветра первый листик,

То хочется опять и жить, и петь,
И всех любить, раздоры забывая,
В глаза и души весело смотреть
И пригласить друзей на чашку чая.

Но лишь покроет небо чёрный плат,
И перекосят ветры ось земную,
Ударит грома яростный набат,
И хлынут в мир дождя седые струи, -

Душа опять испугом стеснена,
И нет в глазах людей любви и света...
Как ни прекрасна нежная весна,
Но вижу в ней осенние приметы.

2002
 
* * *

У животных грех – не грех,
Это их судьба живая:
Колется, созрев, орех,
Улетает к югу стая.

Всё плодится, всё живёт,
Наполняя мир движеньем,
Нет падений и высот
В жизни Божьего творенья.

Только смертный род людской
В муках дерзкого сознанья
Хочет хилою рукой
Перестроить мирозданье.

2002
 
* * *

На сцене наркоманы
И тёлки всех мастей
В преддверии нирваны
Сгорают от страстей.

И дерзкие рулады
Несутся над толпой,
Когда, скажите, гады,
Ваш кончится запой

И вместо игр попсовых
И пьяной кутерьмы
Искусство выйдет снова
На сцену из тюрьмы?

2002
 
* * *

Где ночует жестокий упрёк?
Где колдуют вина и укоры,
И наставника важный урок,
И моральные веские споры?

Они в детстве бездушном моём,
Когда взрослый сурово и властно
Всё учил и мечом, и огнём,
Но не тихой любовью и лаской.

А ребёнок молчал и терпел
Все побои, щипки и обиды,
И себя защитить не умел,
И от робости горя не выдал.

Так и вырос с вопросом в глазах,
Грустно поднятых к светлым просторам:
Может, там, на святых небесах,
И кончается детское горе?

2002

 
* * *

Как комнатную пыль,
В душе стираю быль,
Но через день иль два
Она опять жива.

И, заменив собой
Текущих дней застой,
Нас прошлое манит
И тянет, как магнит.

Нет в будущем причин,
Чтоб мой рассеять сплин,
И потому опять
Я возвращаюсь вспять.

2002

 
* * *

Людей прославленных печаль
Мне не нужна, неинтересна,
И всех оставленных не жаль –
Им одиночество полезно.

Утешат бедных и больных
Псалмы, и притчи, и заветы,
И только мудрых и святых
Мне жаль на этой злой планете.

Как одинокие дубы
Над хилой рощей тщетно веют,
Стоят они среди толпы,
Ничем помочь ей не умея.

2002
 
* * *

Перебирая виражи
Судьбы моей, слепой и странной,
Я не пожалуюсь на жизнь,
Не затоскую по нирване,

Но, уходя с дороги вбок,
Её вверяя новым лицам,
Я думаю, ошибся Бог,
Меня не сделав синей птицей.

Не той, что нас к себе манит
И дразнит в призрачной печали,
Но той, что в воздухе парит,
Играя светлыми лучами.

2002
 
* * *

Извилины моей души
Не освещай, о солнце злое,
Порывы в ней нехороши,
И нет любви, и нет покоя,

И нет надежд на правый суд,
И нет ни нежности, ни ласки,
А только множество причуд,
Как у злодея в старой сказке.

Зачем винить людской закон
Или врываться к мудрым в терем,
Когда души святой закон
Давно живыми был утерян.

2002
 
* * *

Прости мне, Господи, грехи,
Прости мне, Господи, печали
Прости дешевые духи
И слёзы в танцевальном зале.

Прости мне тысячи острот,
Прости набор щитов и масок,
Чтоб защитить мой древний род
От серой свастики и касок.

Прости незрелые стихи
И синий мак на красной шали,
Зачти мне, Господи, грехи
И утоли мои печали.

2002
 
* * *

Я умерла, как древний дуб
С листвой засохшей и усталой,
Я умерла, как песни труб,
Что в старом парке отзвучали,
Я умерла, как тихий лес,
К зиме готовый поневоле,
Я умерла, как мир чудес,
В который веришь из-за боли.
Я умерла, как синий дым,
Во тьме растаявший мгновенно...
Как хорошо быть молодым
И верить, что живёшь нетленно!

2002





* * *

Прошла тщеславия пора,
Прошли отчаянья минуты,
Вокруг меня моя нора,
И мысли в слово не замкнуты.
Они текут степной рекой
Без столкновений и порогов:
Есть в одиночестве покой,
Есть в бессловесности тревога.

2003
* * *

Любили тело – не меня,
И ждали дела – не огня,
Любили плоть, а душу мимо,
Костра не видя из-за дыма.

А он светил один в лесу,
Случайных путников не грея,
Лишь слизывал порой слезу
С поленьев влажных, тихо тлея.

2003
 
* * *
Владимиру Орлову

Я помню ночь под Новый год,
Когда на небе звёзды пели,
А мы, собравшись в хоровод,
В лесу кружились возле ели.

И дерзкий смех наш молодой
Будил уснувшее селенье,
И разделяло нас с тобой
Лишь наше юное стесненье.

Я так любви была полна,
Такое счастье в сердце жило,
Что яркой радости волна,
Казалось, мир собой накрыла.

И в этот высший жизни час
Мелькнула мысль, как озаренье,
Что совершается лишь раз
Души великое цветенье.

2003
 
* * *

Кружилась милая Земля
Среди планет и звёзд несметных,
Кружились реки и поля,
И ручеёк тот незаметный,
Где девочкой впервые я
Водицы горстку зачерпнула
И с нею радость бытия
В себя, несмелую, вдохнула,
Но век прожив среди людей,
Я растеряла радость эту
И не могу найти ручей
На обезумевшей планете.

2003




* * *

Замёрзла дорога, снегами укрыта,
Не скачут по ней удалые копыта,
И странник не трогает посохом чутким,
Не выскочит из лесу заяц-малютка.
Лишь дремлют над нею суровые ели,
Да слышится гул загулявшей метели,
Позёмка кружится, следы заметая,
Иль с неба срывается снежная стая.

2003
 
Улица.

Солнце, тени от скамеек,
От домов и от людей:
Только пенье канареек,
Но не ржанье лошадей.
Лишь задымленные рани,
Паутины проводов,
Только фикусы, герани, -
Нет тропических плодов,
Только позы и ухмылки,
Суета сует и страх,
Грех и жадность в каждой жилке.
И уныние в глазах.

2003

* * *

Послушай, как шумит река,
Узнай, как бездна глубока,
Как дышит синий небосвод,
Как долог серой жизни год...
Узри, как вдруг из лепестков
Весны взрывается покров
И как покорно пред зимой
Лист умирает золотой.
От книг и денег оторвись,
Взгляни и вширь, взгляни и ввысь,
И удивись, пока ты здесь,
И поклонись тому, что есть.

2003
* * *

Как дикий зверь на мягких лапах
Крадётся к жертве не дыша,
Так незаметно, тихой сапой
Смерть подползает не спеша.

Болезнью друга обернётся,
Ударом сердца невпопад,
Случайно сверстников коснётся
Иль обратит мой взгляд назад,

Где столько лет, давно ушедших,
И столько лиц, и столько встреч,
Друзей, и праведных, и грешных,
Которых не пришлось сберечь.

Где и надежды, и ошибки,
И удивление и боль,
И радость обнажённой скрипки,
И свежих ран седая соль.

Всё было, было и забыто,
Утихла, отболев, душа,
Лишь очень тихо, очень скрытно
Смерть подползает не спеша.

2003
 
* * *

Дарю сквозь ненависть любовь,
Дарю сквозь тьму немного света,
То ухожу в себя я вновь,
То снова радостью согрета,
Как будто после долгой тьмы
Я сквозь решётку солнце вижу,
Ещё не вышла из тюрьмы,
Но день свободы стал мне ближе.

2003


* * *

Среди неверных слуг моих,
Эмоций пылких и горячих,
Лишь ты, мой разум, мудр и тих
И служишь верно, по-собачьи.

Не позволяешь прыгнуть в рай,
Что дышит адом и пороком,
И поднимаешь громкий лай,
Когда свернуть хочу с дороги.

Так под надзором много лет
Живу в агонии расчёта:
Меняю страсти на запрет
И вдохновенье на заботы.

2003
 
* * *

Ты любишь крепкое вино,
Стаканов звон, пустое дно,
А я лишь спелый виноград,
Пока не срезан он и смят.

Ты ценишь сено, я – траву,
Ты видишь пену, я – волну,
Ты пишешь письма, я – стихи,
Ты любишь воду, я – духи.

Ведро с водой и ржавый кран
Мне не заменят океан,
И через тусклое окно
Увидеть солнце не дано.

А потому прощай, кумир,
Я отдаю тебе твой мир,
А вместе с ним запретов рой,
Едва не ставших мне тюрьмой.

2003
 
* * *

Так долго тянулись минуты,
Так медленно шли поезда,
Весь мир был печалью окутан,
Ждала я, но ты опоздал.

Бегут и недели, и годы,
Мелькают секунды и дни,
Так тихо идут пароходы,
Так ярко сияют огни...

А я всё стою у причала
И жду осторожных гудков,
С цветами бегу по вокзалу,
Взмахнуть собираясь платком...

Чужие проходят по сходням,
Чужие спешат на вокзал, -
Тебя я не встречу сегодня:
Ты ровно на век опоздал.

2003
 
* * *

Такая тоска и надежды
Преследуют нас по утрам –
Мы в юности только невежды,
Ещё не собравшие хлам.

К полудню тоска утихает,
Надеждам отдав свою часть,
Мы в зрелости хлам собираем:
Успехи, богатство и власть.

К закату с усталого тела
Спадает обуза одежд:
Мы в старости так же незрелы,
Но только без прежних надежд.

2003



* * *

За нудным тягостным трудом
Меня застал мой критик рьяный, -
Я для него скреплю пером,
Я для него строчу романы;
Чтобы его прославить честь
И прокормить его семейку,
Не должен я ни спать, ни есть,
Пока не слепит он статейку.

2003
* * *

Всё было, всё было когда-то,
Суровый пророк предсказал:
Не выпрямишь спины горбатым,
Слепым не откроешь глаза.
И порчу с больных и порочных
Печальной строфою не снять,
Так трудно в отчаянных строчках
Пред свиньями бисер метать.

2003



* * *

Я знаю: суровая кара
Настигнет тебя лишь за то,
Что время у женщины старой
Ты отнял почти ни на что.
Поскольку она поэтесса
И жить ей осталось чуть-чуть,
Не может чудак из Одессы
Её вдохновенье спугнуть,
Не могут горшки и котлеты –
Твоей биографии часть –
Святое отнять у поэта:
Его вдохновенье украсть.

2003
 
* * *

Я слышал: пастухи в горах
Отаре сонной песни пели,
И овцы с думою в глазах
На них рассеянно глядели.

Я видел, как седой поэт
Дарил толпе стихи угрюмо,
Читая, как пастух, в ответ
В глазах людей овечьи думы.

2003


* * *

Я живу в еврейском гетто,
Я живу в чужой стране,
А земля родная где-то
На обратной стороне.

Но пути туда закрыты,
Потому что, как всегда,
Правят родиной бандиты,
Преступленья и нужда.

И ни завтра, ни сегодня
Я туда не попаду:
Лучше греться в преисподне,
Чем опять гореть в аду.

2003
* * *

Преклоню пред Господом колени,
Упаду я ниц
И молиться буду в исступленье,
Не подняв ресниц.

И просить в сиянии лампады,
Слёз глотая соль,
О прощенье вечном и пощаде,
Чтоб утихла боль.

И когда от внутреннего крика
Содрогнётся высь,
То, наверно, скажет мне Владыка:
«Гордая, смирись!

Не тоскуй, иди, живи, как можешь,
Втуне не ропщи,
Болью только сердце растревожишь,
В радости ищи!»

2003
 
* * *

Мысль кипит, планирует, не дремлет,
Лепит, критикует и кричит,
Только тело ей уже не внемлет,
Подбирая к старости ключи.

Ты ещё готов бежать по свету,
Строить, раздавать и узнавать,
Но тебе не подали карету:
Тело начинает уставать.

Лишь когда в гармонии единой
Тело с мыслью сядут вечерком,
То, увидев славную картину,
Вдруг поймёшь, что стал ты стариком.

2003
 
* * *

Мы Богом избранный народ,
Мы всеми изгнанный народ.
Мы неудобны и умны,
Мы неугодны и сильны.

Как нервный загнанный зверёк
Не знает, где взведён курок,
Так испокон веков дрожит,
Но выживает «вечный жид».

Святое слово мудрецов,
Заветы дедов и отцов,
Любовь и воля матерей
Хранят тебя, мой друг еврей.

Ты светлый гений и торгаш,
Ты там, где деньги и кураж,
Где самолюбие и власть,
Где можно всплыть или упасть.

Ты на себя берёшь всю боль,
Седой Земли седая соль,
Ты вечный двигатель идей,
Живой и мыслящий еврей.

И если кровью мир залит
И вновь восстал антисемит,
Пусть над тобой горит всегда
Шестиконечная звезда.

2003
* * *

Глаза святых на образах
Не выражают силу духа.
Писал их часто богомаз,
Едва очнувшись от сивухи.
Так и глаза людей порой
Невыразительны и слепы,
Как будто писаны рукой
Мазилы пьяного в вертепе.

2003



* * *

Днём море билось о песок,
Желая берега раздвинуть,
Вздымало волны высоко,
Но не могло предел покинуть.
Так я судьбой заключена
В суровый круг, давно мне тесный,
И бьюсь напрасно, как волна,
И остаюсь на том же месте.

2003
 
В. Л.

Сердце – осколочек Солнца,
Сердце – мелодия Баха, –
То от удачи смеётся,
То замирает от страха.
Болью на боль отвечает,
Песне божественной вторит,
С разумом душу венчает
И умирает от горя.

2003

* * *

Сон души моей печальный –
В переулках жизни давней,
В недрах памяти запретных
Вижу прошлого приметы.
Будто я жила когда-то
В мире роскоши, разврата,
Средь картин, мехов и шёлка
Очень бурно, но недолго.
А моя мужская сила
Боль и горе приносила,
Потому легли проклятья
На судьбу мою заклятьем.
Вот откуда в жизни этой
Муки бедности бездетной,
Одиночества уроки,
Как следы грозы далёкой.

2003
* * *

Что нас греет? Супа чашка,
Кружка чая, ломоть хлеба,
Шапка, тёплая рубашка,
Слово друга, солнце в небе.

2003





* * *

Где гнездится эта птица,
Что ночами людям снится,
Та, к которой мир стремится,
Упустить её боится?
То она стрелой несётся,
То вдали, то рядом вьётся,
И ликует, и смеётся,
Только в руки не даётся.
Счастьем птицу называют,
Но пока ещё не знают,
Что лишь тот её поймает,
Кто и сам уже летает.

2003
 
* * *

В то утро устало звонили
В тревожный и дальний набат,
И толпы послушные плыли
На звук иль почти наугад.
Никто не спросил, не ответил,
Зачем был нарушен покой,
Лишь только несмелые дети
Из окон махали порой.
Так слепо надежде навстречу
Идём, забывая себя,
Не зная, кем собрано вече
И что нам готовит судьба.

2004
 
* * *

В тихих буднях,
Мелких, нудных,
Протекает быт нетрудный
Старости моей.
Без давленья, без участья.
Без стремления и счастья
В тине серых дней.

Где-то бьётся жизнь иная,
Пляшет смена молодая
На другом пути,
Но утих мой голос звонкий,
Я давно стою в сторонке –
Некуда идти.

Отошла от вечной спешки,
Но как боль или насмешка,
Вдохновенья пыл.
Я пишу стихи украдкой,
Чтобы в жизни тихой, гладкой
Дух мой не остыл.

2004
 
* * *

Кто выдумал право,
Кто выдумал грех,
Кто выдумал славу,
Паденье, успех?
Не Бог, не пророк,
Не дитя, не мудрец,
А хитрый погонщик
Послушных овец.
Чтоб смирно бараны
Шагали в загон,
Возвёл он мораль
В непреложный закон.
Рабам недоступен
Свободы завет:
Им нужен для счастья
Иль кнут, иль запрет.

2004
 
* * *

В позабытых закоулках
Городишки на Урале,
Средь заборов, переулков
Я беру своё начало.
Там в малиннике колючем
Пели птицы золотые
И дарил весёлый ключик
Людям струи голубые.
Одинокие домишки
Постарев, клонились набок,
И играли в кошки-мышки
Малыши средь старых лавок.
Жили там коты с усами,
Выпускали пчёлки жало...
Удивлёнными глазами
Детство мир преображало.

2004

* * *

На вечере славном мы все танцевали,
Забыв про заботы, забыв про печали,
На вечере славном забыв ненадолго
О мире дневном достижений и долга.
И каждый был нужен, и все были вместе,
А слово и шутка с улыбкой и к месту,
И только, устав, музыканты ворчали
На вечере славном, где все танцевали.

2004
* * *

Море и небо
Слились под набегом
Туч и снежинок
С дальних высот.
Тихая нега
Свежего снега
Хмурому морю
Радость несёт.

Зимние чайки,
Как на лужайке,
Сонно застыли
На пляже пустом.
Редкие точки,
Пуха комочки
С розовым клювом
И чёрным хвостом.

Берегом белым
Шагом несмелым
Долго бродили
Вдоль серой воды...
Светлые гривы
Волн на заливе,
Тёмной цепочкой
Наши следы.

2004
 
* * *

От чистой души и до чистой души
Светильник ведёт, ты его не туши.
Как мудрый клубочек из сказки родной,
Он скажет: «Иди осторожно за мной,
Иди и увидишь однажды в горах
Ты маленький домик и поле в цветах,
И там на пороге стоит невредим
Твой друг одинокий, земной херувим,
Он впустит тебя в его мир небольшой,
Открытый для странников с чистой душой.»

2004
 
* * *

Обычай доблестных драконов
В сраженье головы менять
Нам не подходит: в жизни скромной
Не стоит голову терять.

Нельзя затраты увеличить,
Нельзя вспылить, нельзя осечь;
Чтоб жить и долго, и прилично,
Должны мы голову беречь.

Мне кажется, что я, живая,
Владею мёртвой головой
И, лишь когда её теряю,
То становлюсь самой собой.

2004




* * *

Мой поэтический задор
И чувств изысканная гамма –
Ненужный и бездарный вздор
На фоне строчки Мандельштама.
 
2004
 
* * *

Земля России, как дождём,
Пропитана напрасной кровью,
Убита дьяволом-вождём,
Воспета проданной любовью.
Страшна проклятия печать:
За годы пыток и гонений
Веками будут отвечать
Ряды невинных поколений.

2004




* * *

Всё чаще мыслю о земном
И очень редко о небесном,
Лишь утром или перед сном
Порой приходит миг чудесный,
Когда иной простор зовёт
И шлёт мне строчки, как подарки,
Шаги меняя на полёт
И серый день на праздник яркий.

2004
 
Марку

Нас прибило с тобой друг к другу,
Одиноких старых людей,
Как в холодную злую вьюгу
Двух затерянных голубей.

Я даю тебе супа чашку,
Напеваешь мне песни ты,
Я стираю твою рубашку,
Ты приносишь порой цветы.

Нам никто не звонит, не пишет,
Мы одни на чужой земле,
Но пока мы вдвоём, мы дышим
И живём вопреки зиме.

2004



* * *

Что вновь готовит мне судьба –
Конец или долгие мученья?
Опять напрасная борьба
Живого тела с вечным тленьем.
Устала я, хочу уснуть
Без снов, без страхов и видений,
Конец один, хоть разен путь, –
Неважно, плут ты или гений.

2004
* * *

Тебе дано не по годам,
Не по заслугам, не по праву,
А просто вздумалось богам
Свершить невинную забаву
И дать незрелому талант –
Веселый дар и пробный камень,
На бренном теле пышный бант,
Средь серой жизни светлый пламень.
А ты решил, что твой задор,
Твоя энергия и слава –
Судьбы счастливый приговор –
И вечен «бис», и вечно «браво».
Тебе внимают не дыша,
Тебя лелеют, обожают –
На испытании душа,
А боги шутки продолжают.

2004

* * *

Когда не стало больше сил,
Когда сознанье угасало,
Единым взмахом нежных крыл
Спасенье мне судьба послала.
Кто это был? Далекий дух,
Спаситель-ангел, перст незримый?
Лишь знаю: пламень не потух,
И смерть опять скользнула мимо.

2004
* * *

Долго сплю, а сердцу снится,
Что за синим океаном
Где-то поле колосится,
Тихо плавают туманы,

А над озером торфяным
Камыши стоят в дозоре,
Пахнет мята терпко, пряно,
Нежно вспыхивают зори.

И кукушка отвечает
На вопрос о долгих летах,
А во мне души не чает
Паренек из песни спетой.

Это быль, иль небылица,
Или просто от печали
Стали влажными ресницы,
Когда снились сны ночами?

2004
 
* * *

Я великий из великих,
Я простой и многоликий,
Я невежливый и странный
И питаюсь божьей манной.
Я  поэт: живу с богами,
Вижу мир под сапогами,
Я земной не знаю скверны,
Но умру, как все, наверно.

2004




* * *

Я над озером синим плыву не дыша
И смотрю: отражается божья душа
И в кувшинке, и в ряби, и в светлой волне,
И в деревьях, склоненных к земной глубине.
Я вхожу в этот чудом украшенный храм.
Слышу птиц, что поют надо мной по утрам,
Вижу бабочек белых и тонких стрекоз
И траву в одеянии утренних рос.
Как прекрасна Земля, мой единственный дом:
Я паду на колени пред тихим прудом,
Имя Бога неслышно в душе назову
И восславлю тот мир, где дышу и живу.

2004
 
Леониду Левину

Он приехал из гари города,
Из далеких северных улиц,
Не носил ни усы, ни бороду,
От бессонницы веки вздулись.

Испитое лицо, но тонкое
Улыбалось едва навстречу,
Словно шел по земле сторонкою
Осторожно, ссутулив плечи.

Шагом робким и неуверенным
Он неслышно на сцену вышел
И казался совсем растерянным,
Шум и шепот из зала слыша.

Но когда вдруг на крыльях яростных
Скрипка дерзко к плечу взлетела
И смычок, молодой и радостный,
Прикоснулся к тугому телу,

И мелодия звуком огненным
Разбудила глухих и спящих, –
Все увидели: он особенный –
И великий, и настоящий.

2004
 
* * *

И книги не в счет,
И науки до беса –
В приход иль в расход
Полюбила повесу.

И все стало тесным,
Пустым и ненужным,
Таким легковесным,
Наивно-натужным.

Я плоть заменила
Стихами о страсти,
А жизнь голосила
И выла о счастье.

Но я устояла
Во имя морали
И страсть поменяла
На думы-печали.

2004
 
* * *

Однажды ветер заглянул
Ко мне под крышу: тихо веял,
У ног нечаянно заснул,
Дыханьем свежим душу грея.

И я поверила почти,
Что мне покорен легкий ветер
И больше на своем пути
Он никогда других не встретит.

Но он очнулся, вдаль взглянул,
Услышал зов за поворотом,
Свечу рассеянно задул
И полетел к другим воротам.

2004
 
* * *

Мне бы как-то прожить на обочине,
Не касаясь людей рукавом,
Чтобы душу мою не морочили
И не били по ранам кнутом,
Чтоб наивность моя непохожая
Не будила в низ зверя шутя,
Чтоб избитая, тонкокожая,
Я не выла в углу, как дитя,
Чтоб не билась за грош позолоченный,
Не слыла ни бичом, ни лучом, -
Мне бы как-то прожить на обочине,
Не касаясь двуногих плечом.

2004




* * *

Такая яркая свеча
Горела ночью пред иконой,
Была молитва горяча,
И были низкими поклоны.
Молила женщина в слезах
Простить невинные желанья,
Меняя радости на страх
И жизни зов на покаянье.

2004
 
* * *

И новый день, и новый час
Бесследно в вечности растают,
А я живу лишь ради Вас,
Для Вас встаю и засыпаю.
Издалека на Вас гляжу,
Хоть знаю – даль не сократится:
Я долгу преданно служу,
А Вы все ловите жар-птицу.

2004




* * *

Уберу со стола бумаги:
Все газеты, счета и труды,
И оставлю в суровой отваге
Пайку хлеба и кружку воды.
И в печали своей одинокой
Вспомню ужин отца в лагерях,
Гул метели в Сибири далекой,
Слезы матери, стужу и страх.

2004
 
* * *

Бывают закаты – совсем золотые,
Бывают рассветы – совсем молодые,
И утро, как радость, и день, как намек,
А ночь, как остывший живой уголек.

2004




* * *

В далекой стране, где живут глухари,
Где пар от дыхания стынет,
Нет яблок, а только одни снегири
И снег под деревьями синий.
Там девочка-кроха в платке и пимах
Все машет рукой на прощанье
Иль тихо поет в непрочитанных снах,
Поет, не дождавшись свиданья.

2004
 
* * *

Из нашей тяжести земной,
Полыни, душу отравившей,
Родится стих полуживой,
Как ручеек, траву пробивший.
Он легок, светел, как вуаль,
Как дым, и призрачный, и синий,
Но всё же в нем всегда живет печаль
И привкус боли и полыни.

2004
 
* * *

Когда неслышно, как во сне,
Шагают годы по ступенькам,
Давая жизнь другой весне,
Нас отстраняя помаленьку,

Когда незрелая орда
Летит навстречу жизни новой,
Сметая то, что я всегда
Считал незыблемой основой,

Когда несведущая рать
По-детски жестко и нелепо
Готова смело изваять
Со старой жизни новый слепок,

Я ухожу в иной предел
И шляпу старую снимаю, -
Я жил, я верил, я старел,
Но ничего не понимаю.

Кто водит этот хоровод,
Такой налаженный и дружный,
Толкая дней круговорот
И колесо судеб послушных?

2004
 
* * *

Скрещу я руки на груди,
Глаза сощурю, крикну звонко:
«Устала, хватит, уходи!»
И визг швырну тебе вдогонку.
Но от истерики устав,
Заплачу тихо у порога...
У любящих немного прав:
Страдать, прощать и ждать в тревоге.

2004



* * *

Ты слышал, как плачет ребёнок,
Как маленький птенчик пищит,
Как матку зовёт жеребёнок,
Кузнечик в траве верещит?

Ты знаешь, как в комнате тесной
Годами молчит телефон
И как в одиночестве честном
Тревожен нерадостный сон?

Здесь всё, что живет, умоляет
О ласке, любви и тепле,
Лишь жаркое Солнце не знает,
Как холодно жить на Земле.

2004
* * *

Всё в человеке от зверя,
И только глаза выдают:
В них гордость, печали, потери
И мысли мучительный труд,
В них зависть, надежда, тревога,
Зов крови и радость любви -
То окна, открытые к Богу,
То чёрные дыры Земли.
2004




* * *

Меня преследуют друзья,
Меня враги не понимают,
От первых спрятаться нельзя,
Другие сами исчезают
Иль переходят в стан друзей,
Когда удачу вдруг почуют:
Чем дружба верная тесней,
Тем чаще быть одна хочу я.

2004
 
* * *

Сколько звёзд, сколько синих огней
Зажигается в небе ночами,
Но нежней, веселей и теплей,
Когда солнышко светит над нами.

Твои умные письма длинны,
Обещания строго прилежны,
Ну а мне только губы нужны
И касание рук твоих нежных.

Зажигает небесная мгла
Ста светил золотую громаду -
Без тебя я ничтожно мала
В безутешной игре звездопада.

2004



ГЕНИЙ

Мне на мир смотреть не надо,
Лишь страдать и много думать,
Жить за траурной оградой
На совсем смешную сумму.
Бедность - гения опора:
В одиночестве глубоком
Он свернёт любые горы,
Мир пронзив всесильным оком.

2004
* * *

Услышу я мелодию небес,
Далёких сфер таинственное танго,
Планеты станут в стройный полонез,
А вихри света выберут фанданго,
Кометы шлейфы в вальсе понесут,
Застынут звезды в плавном менуэте,
В мазурке разлетится Млечный путь,
Запляшут астероиды, как дети.

Всё могут мои смелые стихи:
Вселенную на бал я приглашаю,
Хозяином неведомых стихий
Себя я своевольно назначаю.

2004




* * *

Душа твоя так молода,
В штанишках бегает коротких,
Не знает тяжкого труда
И не замрёт в смиренье кротком,
А потому летит на свет,
Как мотылёк недолговечный,
Страдает от несметных бед
Среди толпы бесчеловечной.

2004
* * *

В то лето не было дождя,
Земля просила слез небесных,
В них так сильна была нужда,
Что шар земной едва не треснул.
Но ливни вскоре пролились,
Потопом Землю покрывая,
И умирала тихо жизнь,
К богам о засухе взывая.

2004




* * *

Не взрывается жизнь. В одиноком удушье
Одинаковых дней полумрак, полусон,
Я покорен судьбе, я лениво послушен,
Я не жив и не мёртв, не силён, не влюблён.
Ну а если взорвусь я любовью иль гневом,
То вернусь, как всегда, на круги своя вновь,
Не поможешь себе ни молчаньем, ни делом,
Не спасает в удушье ни гнев, ни любовь.

2004
 
* * *

Об этом не скажут газеты,
В беседе не вспомнят друзья, –
Придумали сказку поэты,
А в сказки не верить нельзя.

Как будто лежит за горами
Страна небывалых людей,
Живут в ней лишь гуру и с вами
В лесах средь цветов и зверей.

Они не гадают по картам,
По книгам, по с нам, по руке,
Не трудятся в школе за партой,
Не держат запас в сундуке.

Лишь только легко и упрямо
Листают небес словари,
Послушны им тигры и ламы,
Закаты и вспышки зари.

Они понимают, как сладко
Свободно дышать по утрам,
Не смахивать слёзы украдкой
И зависть не прятать в карман.

Живут без забот и тревоги
Не завтра, а нынче и так,
Чтоб слышали мудрые боги
Их твердый и радостный шаг.
 
Они не обидят словами,
За правду не выдадут лесть, –
Счастливые гуру и с вами,
Наверное, где-нибудь есть.

2004




* * *

Святые ангелы Земли,
Где ваша поступь, взгляд спокойный,
И мир, что вы в себе несли,
И чистой речи звук достойный?
Не стало высших на Земле,
И нимбы яркие померкли,
А мир копается в золе
На пепелище божьей церкви.

2004
 
ГНЕВ

Сними волнение с груди,
Утешь обиженных слезами,
Себя напрасно не суди,
Не каждый час всевышний с нами.
Жестоких демонов гурьба
Вдруг поднимаются из бездны,
И зло, земная тень добра,
Сжимает свой кулак железный.
Вмиг тухнет божия свеча,
А тьма волной идёт из зева
И бьёт, как сабля палача,
Невинных страшной вспышкой гнева.

2005




* * *

Земли и неба тайный брак
Свершился надо мной недавно:
Врачи сказали просто: рак,
А жизнь скользила тихо, плавно.
Я, как всегда, была одна,
В знакомых ужас вызывая, –
Стояла яркая весна,
Последний приз земного рая.

2005
 
* * *

Незабудки синие
Ангельские глазки,
Скромные, красивые
Из далёкой сказки
Горбунком на палочке
Детство ускакало,
Ни коньков, ни саночек –
Ничего не стало.
В прошлом, дальнем, солнечном,
Незабудка тает,
Голубою звездочкой
В небо уплывает.

2005




* * *

Жить хочу, как цветок, что расцвёл у плетня,
Осенённый счастливой судьбою,
Отцвести и уйти по велению дня,
Осветив тихий вечер собою.

2005
 
* * *

Я проходила через ад,
Над бездной страшной без страховки,
Жила вслепую, наугад
Среди врачей, чужих и ловких.
Они терзали грудь мою,
Где рак засел в смертельной схватке,

Не зная, кто падёт в бою
Пред этой жизненной загадкой.
Я на обочине судьбы
Стояла молча, как свидетель,
Устав от боли и борьбы
За каждый день на этом свете.

2005
 
* * *

В такую странную игру
Со мной играют боль и горе:
Я умираю, но не мру,
Я задыхаюсь, не спорю.
Опять пролог, а не финал,
Опять готовность без исхода,
Ну кто же думал, кто же знал,
Что так крепка моя порода?

2005

* * *

Бью себя, тебя я бью,
Яд души по капле пью.
Чтобы горечь бед и мук
Разделить на всех вокруг.

2005
 
* * *

Я становлюсь прозрачной, как весна,
Незримой, невесомой, словно грёза,
И тихой, как дитя в минуту сна,
Застывшей, как осинка на морозе.
Я становлюсь похожей на листок,
Который осень поздняя срывает
И мчит его сквозь серенький лесок,
Но где забыть, пока ещё не знает.

2005

* * *

Когда чужой сонет читаю,
Иной души ловя мотив,
Я осторожно замечаю
В себе невидимый порыв
И без усилья и натуги,
Как неожиданный привет,
Дарю исчезнувшему другу
Свой новый девственный сонет.

2005
 
* * *

Плетёт надежда кружева,
Воздушный замок воздвигает,
А жизнь лишь взмахом рукава
Его спокойно разрушает.
Надежда снова восстает
И миражи вдали рисует,
И каждый верит, каждый ждёт,
То отступает, то рискует.

2005


* * *

Давай махнём за синий лес,
За океан, за клин осенний
И долетим до тех небес,
Где даль покажется последней.
С чужих отчаянных высот
Мы руки к родине протянем
И, повернув за горизонт,
На край родной сквозь дымку глянем.

2005
 
* * *

Мимо насыпи и линий,
Мимо старого вокзала.
До реки, до белых лилий
Раньше тропка пробегала.

И по ней легко и звонко
Малыши неслись гурьбою,
Чтоб средь верб, густых и тонких,
Слиться с речкой голубою.

Изогнувшись телом смуглым,
В глубину ныряли дети:
Там по камешкам округлым
Пробегали струйки света,

Суетились стаи рыбок,
Убегая от разбоя,
От жары был воздух зыбок,
Плыло марево густое.

Треск кузнечиков зелёных,
Шум листвы и птичий гомон
Раздвигали мир бездонный,
Наполняли сердце звоном.

Детство, детство золотое
В сердце мне стучит упрямо,
Даль, где всё было живое:
И душа, и мир, и мама.

2005
 
* * *

Каждый день – это новое чудо,
От зари до заката он мой,
Ни грустить, ни страдать я не буду,
Лишь молиться о жизни земной.

За июльское солнце в зените,
За дожди, за снега и росу
И за всё, что осталось увидеть,
Благодарность судьбе принесу.

Каждый день – это редкое диво,
От зари до заката он мой,
Чтобы сделаться самой счастливой,
Надо просто остаться живой.

2005

* * *

Жизни прежнее седло
Стало мне мало немного,
Ноги старостью свело,
Всё ухабистей дороги,
Ни скакать и не идти
Нет желания и мочи,
Стали дальние пути
И скучнее, и короче.

2005
 
* * *

Высота грозит громами,
Океаны шлют цунами,
Небо ливень шлёт осенний,
А вулкан – землетрясенье.
Человек рождает беды,
А Земля за них в ответе.

2005

* * *

Пока душа в потёмках спит,
Страницы снов едва листая,
С тобою Бог не говорит,
Вокруг тебя людская стая.
Когда ж, проснувшись, видишь свет
И чутко ловишь зов всевышний,
Ты в небесах уже поэт,
А на Земле чужой и лишний.

2005
 
* * *

Было время немыслимо сжато
До мгновений, секунд и минут,
А теперь я безмерно богата:
Дни и ночи свободно текут.

Не забиты постылой работой,
Не убиты усталой тоской,
От субботы бегут до субботы,
Что ни день – то опять выходной.

Время точно с цепи отвязали,
Мчатся годы, как серые сны,
Я живу всё на том же вокзале,
Лишь убрали часы со стены.

2005
 
* * *

Я в далёком осеннем эдемском саду
Ни святых и ни грешных плодов не найду,
Я наивный искатель утраченных снов
На могиле погибших великих основ.
Предлагают на выбор: кальян иль наган,
Забытьё иль жёсткий крутой чистоган,
Затерялась средь мира святая тропа,
И беснуется, рыщет слепая толпа.
Убирали иконы из тёмных углов,
А теперь из души убирают богов,
Распахнули все двери в забытых церквях,
Чтобы Бога молить о домах и деньгах.
Рай остался в забытом пустом шалаше,
Обнажили тела, позабыв о душе,
На планете больной в аромате миазм
Расцветает над бездной вселенский оргазм.

2005

 
НЕИРА
Сказка

За синим городом в саду
Жила царевна неземная,
И летним утром раз в году
Её наставница седая

Ей разрешала бросить сад
И выйти к людям за ворота,
Надев притом простой наряд,
Чтоб не узнал царевну кто-то.

Но дымка голубых волос,
И кроткий взгляд, и поступь феи
Рождали мысленный вопрос,
И каждый замирал, немея

Перед покоем и теплом,
Что веяло от странной жрицы,
И люди думали о том,
Что это, может быть, царица

В изгнании иль дочь богов,
Закинутая в дебри мира,
Иль дух из воплощённых снов,
Иль тень воздушного эфира.

Но быстро в памяти людей
Стирался этот день случайный,
И забывали все о ней,
Как о красивой сказке давней.

У городской стены впритык
Стояла жалкая лачуга,
В ней жил заброшенный старик
Без состояния и друга.

Лишь только внук его порой,
Художник, Богом одарённый,
Здесь рисовал эскиз простой,
Любуясь древнею иконой,

Которая средь нищих стен
Пленяла живописью тонкой
И за которую в обмен
Давали много денег звонких.

Немой молитвенный экстаз
Охватывал живую душу
Того, кто видел в первый раз
Тот редкий лик, и не нарушу

Я правды, что портрет святой
Напоминал царевну внешне
Своею редкой чистотой
И странным обликом нездешним.

Художник юный жил один
В мансарде с крышей черепичной
Среди набросков и картин,
Считая для себя привычным
 
В кругу богемы молодой
Досуг свой тратить иль порою
Следить за уличной толпою,
Любуясь многоцветьем лиц
И одеянием девиц.

Он был умён, хорош собой,
Талантлив и капризно-тонок
С горячей юной головой
И своенравен, как ребёнок.

Он не страдал ещё почти,
Не знал ни жалости, ни муки,
Ни горя на своём пути
И лишь порой зевал от скуки.

И даже юная любовь
Его ещё не посещала,
А если волновалась кровь, -
Красивых девушек хватало.

Рамон был беден, как и дед,
Порою рисовал портреты,
И заработать на обед
Он мог приятной службой этой.

Рисуя, он привык читать
Характер лиц и очень точно
Мог на портрете передать
То, что в душе скрывалось прочно.
 
Людей не зная глубоко,
Он видел сущность их как гений,
Жил одиноко и легко,
Чуждаясь близких отношений.

Начав очередной портрет,
Он всё надеялся, что встретит
Души высокой тёплый свет,
Создаст шедевр и тем отметит

Цель пребыванья на Земле,
Но оказалось очень сложно
Средь пребывающих во зле
Увидеть и намёк ничтожный

На тот высокий тихий свет,
Который нас роднил бы с Богом,
И раз задуманный портрет
Он так и не создал в итоге.

И вдруг ему приснился сон
Из тех, что называют вещим,
Как будто дальний небосклон
Неясным маревом трепещет,

И, раздвигая облака,
Походкой медленной и плавной
Выходит женщина, в руках
Держа предмет какой-то странный,
 
И небо тёплое без туч
Вдруг озарилось светом ярким,
Она даёт ему свой ключ
И говорит: "Не ждал подарка?

Откроешь им ты новый дом
Тогда, когда себя познаешь,
Но, чтобы стать счастливым в нём,
Сначала сильно пострадаешь."

Исчезла, скрыли небеса
Её в себе в одно мгновенье,
Пропала яркая краса,
И наступило пробужденье.

В тот летний день он грустен был,
Его тревожило виденье,
И долго медленно бродил
По тихим улицам в томленье.

Он вышел за город и вдруг
Увидел, что ему навстречу
Одна, без няни и подруг
Выходит девушка беспечно,

В простой одежде, босиком,
Прикрыв ворота чудо-сада,
Намерена идти пешком
До дальней городской ограды.
 
Она не шла, а над землёй
Летела песнею неслышной
С улыбкой радостно-живой
В короне кос воздушно-пышных.

Он рисовал людей не раз
И видел много лиц различных,
Но то, что встретил он сейчас,
Было настолько непривычным,

Что он остановился вдруг
Пред этим новым чудом мира,
Его волненье и испуг
С улыбкой встретила Неира

И, подойдя к нему легко,
Спросила, отчего печален,
И как забрёл так далеко,
И чем в суровой жизни ранен.

Он чувствовал родной привет
И ласку друга в этой речи,
Он видел глаз нездешний свет
И был так рад нежданной встрече.

Рамон любил впервые так,
Как любят пламенные души:
Забыл наброски, свой чердак
И весь порядок дней нарушил.
 
Он только видел старый сад
И голубую недотрогу,
Надев свой праздничный наряд,
Он отправлялся вновь в дорогу,

Чтобы увидеть каждый день
Её лицо, услышать слово, -
Он высох, как живая тень,
Но фея не была готова

Принять безумную любовь
От молодого незнакомца,
У ней была иная кровь,
Не знают боли дети солнца.

Она была ясна, как день,
Тиха, как сон перед рассветом,
Земной тоски глухая тень
Не трогала созданье это

Она не знала наших мук,
Ни зависти, ни злобы страшной,
Ни лжи изменчивых подруг,
Ни мести за намёк вчерашний.

Её не волновала честь
Иль самолюбия уколы,
Она любила всё, что есть:
Цветы, деревья, день весёлый.
 
И в каждом миге бытия
Живую радость находила,
Она не знала слово "я"
И всем тепло своё дарила.

Рамон хотел, чтобы она
Была ему женою верной,
Живой свободы лишена,
Служила лишь ему примерно,

Хотел он душу подчинить,
Которую постичь не в силах,
Он по-земному мог любить,
Не зная средь собратьев хилых

Иной любви порыв святой,
Когда даёшь, не ожидая
Возврата чувств, и всей судьбой
Не платишь за минуту рая.

Неира не могла решить,
Как можно выбрать средь живущих,
Кому светить и не светить,
Деля их на плохих и лучших.

В один из дней пришёл Рамон
И вдруг увидел: всё закрыто,
Немая глушь со всех сторон,
И долго ожидал убитый
 
У заколоченных ворот,
Что выйдет милая царевна...
Протёк и день, протёк и год,
Пришёл в себя он постепенно,

Но долго в памяти предмет
Любви своей хранил он свято,
Задумал рисовать портрет,
Что не сумел создать когда-то,

Работу начал, но не смог
Он недоступное постигнуть, -
На всё есть свой удел и срок,
И выше головы не прыгнуть.

Теперь он тих и одинок,
Толпа друзей исчезла где-то,
И тот возвышенный урок,
Что получил он прошлым летом,

Заставил думать об ином
И жить теперь совсем иначе
И ждать, когда откроет дом
Ключом, что был ему назначен.

Старик скончался. Дом его
Весь развалился понемногу,
И не осталось ничего
От этой хижины убогой,
 
Кроме иконы дорогой,
Которая досталась внуку
И пред которою немой
Сидит он часто в долгих муках,

Желая всё-таки понять,
Кто автор сей картины странной
И довелось ли тому знать
Царевну в прошлой жизни давней.

Я буду петь ещё не раз
О жизни солнечной Неиры,
Теперь кончаю свой рассказ
Под звуки одинокой лиры.

1996
 
ПУТЬ
Автобиография в стихах

Глава первая
Начало

Зимней ночью в селенье далёком,
Когда волк завывал за окном,
При коптилке в избе одинокой
Начала я невидимый том

Странной жизни, с другими не схожей,
Безграничной, но внешне скупой,
Злая девочка с тонкою кожей,
С оттопыренной нижней губой.

Мне светили несмелые звёзды,
Незабудки толпились в полях,
Рассыпала черёмуха гроздья,
Серый тальк осыпался в горах...

Я бродила по галькам покатым,
Запах снега вдыхала зимой,
Я была бесконечно богата
Детской радостью, жизнью самой.

Тонкий хвостик свиньи полосатой
И телёночка замшевый нос,
Запах мёда от ульев горбатых
И снопами нагруженный воз -
 
Я всё помню и вижу так ясно,
Точно это случилось вчера:
Вёдра, полные ягодой красной,
На завалинке песнь до утра.

Три кадушки с капустою кислой,
Погреб, полный сырых овощей,
Два ведра на крутом коромысле
И тарелка наваристых щей,

Тесто рыхлое в старой корчаге
Осторожно ползёт через край,
И трещат голубые коряги,
И всплывает тугой каравай,

В русской печке ватрушки с картошкой,
Пара кринок с снятым молоком,
И герань на любимом окошке,
Половик на полу золотом.

Пахло деревом, хлебом и охрой
В старом доме, любимом до слёз,
Где сушилось бельё на верёвке
И хрустело в трескучий мороз.

Там котёнок облизывал лапу,
И гусыня шипела, сердясь,
Тихо дождь в тонком жёлобе плакал,
И месили калошами грязь.
 
Звон ведёрка в бездонном колодце,
Скрип телеги, полозьев саней,
Земляника, что скрылась от солнца
Под кустом у разрушенных пней,

Мухоморы в узорчатых шляпах,
И опята в семействе густом,
И поганки на тоненьких лапах
Проживали в тени под кустом,

Уж покручивал жёлтой головкой,
Нёс соломинку в дом муравей,
На копытцах козлёнок неловкий
Прыгал боком в зелёной траве,

Мой телёнок на длинной верёвке
Щупал травку послушной губой,
А лисица, живая плутовка,
Выбирала здесь кур на убой.

Петухи распевали в сарае
И звенели колёсиком шпор,
Рано утром, конечно, не зная,
Что к обеду их ждёт приговор,

В зыбке шаткой ребёночек плакал,
Бык бодался в большом табуне,
Лягушонок на озере квакал,
И мальчишка скакал на коне.
 
Мужики толковали о деле,
Самокрутками часто дымя, -
О дровах, о войне, об артели,
О работе без ночи и дня.

Богомолки в платочках крахмальных
Перед образом клали поклон,
Скорлупу от яичек пасхальных
Ребятишки кидали кругом.

Косы в августе тонко звенели,
Топорами стучали к зиме,
Разгребали сугробы в метели
И пахали по ранней весне.

Летом грозы громами стучали,
Били градом по крышам домов,
Тихо радуги дверь открывали
В мир цветных неразгаданных снов.

Хорошо завалиться на спину
В рыхлый снег и глядеть в небеса,
Уколоться, срывая малину,
И бежать, когда кружит оса,

Наловить белой марличкой рыбок
И пустить их в речушку, домой,
Иль следить, как от марева зыбок
Знойный воздух пред сильной грозой.
 
Слышать запахи пыли прибитой,
Запах дёгтя от старых телег,
Или ехать долиной открытой
В лёгких санях сквозь розовый снег,

Бить по бабкам размашистой битой,
Быстрым кубарем мчаться с горы,
Иль следить за цыганской кибиткой,
Или суслика ждать у норы,

Подсчитать неизвестные годы,
Что кукушка наметит сплеча,
Или репку украсть в огороде
И сосульки сбивать сгоряча,

С нетерпением ждать, когда глазки
У щенков раскрываться начнут,
И вскочить на лихие салазки,
И коньками расчерчивать пруд.

Боже мой, как мой день был наполнен,
Как он долог и радостен был
Среди звона святых колоколен
В светлой лёгкости жизненных сил!


Глава вторая
Загнанные люди

Пустые будни, трудный хлеб,
Глухой подвал, свою трущобу
Я не сменю на красный серп
И чёрный молот юдофоба.

Я буду знать, что не по мне
Тоскует лагерь или плаха,
Уж лучше быть чужим в стране,
Чем слыть своим и гнить от страха.

И родина моя, как гость,
Ко мне приходит в снах тяжёлых,
Страна, где лживо всё насквозь,
Где королей не видят голых,

Где стыдно быть самим собой,
Где личностью прослыть опасно
И где в загоне цвет любой,
А доминирует лишь красный,

Где благоденствия не жди,
Где ни прогресса, ни регресса:
Всё те же дряхлые вожди,
Всё та же загнанная пресса.

Былую веру растеряв,
Привыкнув слушать и бояться,
Здесь человек не знает прав,
Умея только подчиняться.

Да, родина моя, как гость,
Ко мне приходит в снах нечастых,
В них слиты горе, боль и злость
С тоской, рассудку не подвластной.
 
В моей стране мой первый дом
Село глухое на Урале,
Куда в лихом тридцать седьмом
Они отца с семьёй сослали.

Там родилась я, год спустя,
Не вызвав радостной заботы,
Смешное ссыльное дитя,
Ошибка женского расчёта.

То был золотоносный край,
Страна старателей двужильных,
Где Александр и Николай
Держали каторжных и ссыльных.

Кругом уральские леса
И охра жёлтая на скалах,
Бажовских ящериц глаза,
Движенье льда на реках талых.

Полян щавелевых простор,
Плотва в речушке за деревней,
Старух извечный разговор
И дух легенд и сказок древних:

Я знала: в печке - домовой,
На ивах у реки - русалка,
Хозяин речки - Водяной,
В лесу гуляет Леший с палкой.
 
Телят послушные глаза
Мне с детства раннего знакомы,
Люблю я стада голоса
И запах сена и соломы,

Я помню долгих зим застой,
Сугробы синие до крыши,
Волков голодных нудный вой,
Охотников на куцых лыжах.

В святую Пасху на горах
Костры до неба зажигали,
Звонили в маленьких церквях
И яйца охрой покрывали,

На Рождество мы всем гуртом
Ходили славить в каждом доме,
На Масленицу за селом
Сжигали бабу из соломы.

В те годы страшные войны
Игрушек дети не видали,
Из тряпок шили кукол мы,
Их шерсти мячики катали,

Играли в стёклышки порой,
Искали гальки в мелкой речке,
Гусей пасли в траве густой,
Зимой сидели мы на печке.
 
Мы жили на краю села,
У леса в старом балагане,
По стенам в нём вода текла,
Пол земляной, темно, как в бане.

Там начала я школьный путь
При свете маленькой коптилки,
Мне было суждено взглянуть
На мир со дна уральской ссылки.

Среди заброшенных людей,
Среди нетронутой природы
Душа мужала без цепей,
Без мнений, без молвы, без моды,

И в детстве лет до восьми
Была я счастлива, пожалуй,
Трагедия моей семьи
Меня не трогала нимало.

Но постепенно понимать
Я начала: мы не такие,
О чём-то вспоминает мать,
И где-то есть далёкий Киев.

Мой старший брат в семнадцать лет
Смывал позор врага народа, -
Его могилы даже нет
В полях сорок второго года.
 
Отца не взяли в кандалы,
Его не посадили в клетку,
В районный центр Учалы
Лишь вызывали на отметку.

Раз в месяц вёрст за пятьдесят
Он шёл пешком в жару и слякоть,
Придя домой, ложился спать,
Мать тихо начинала плакать.

Но надо было выживать
И каждый день судьбою мерить,
Три грядки вовремя вскопать
И парники весной проверить,

В табун корову отослать,
Принять телёночка весною,
Дрова на зиму запасать,
Избу белить своей рукою,

В субботу баню натопить,
Сто вёдер из колодца вынуть,
Скотине пойло наварить
И пол с песком до блеска вымыть.

Для горожан суровый быт
Был очень тяжек поначалу, -
Столицу нелегко сменить
На глушь сурового Урала,
 
Но шла уже в стране война,
Мешая ссыльных и не ссыльных,
У всех была беда одна,
Из слабых делая двужильных.

Спасибо Богу и судьбе,
Что, оказавшись на Урале,
В неравной тягостной борьбе
Мы выжили и устояли.

Конечно, для живой души
Ребёнка в возрасте невинном
Глушь и природа хороши
По многим видимым причинам,

Но понимала ясно мать,
Что их обязанность святая
Образованье дочке дать
И школа мне нужна другая.

Так после писем и хлопот
Нам разрешили наконец-то
Уехать в Бирск, тот городок,
Где продолжалось моё детство.


Глава третья
Город над рекой

Я помню город над рекой,
Где пахло яблоками летом,
Где пароход гудел порой,
Прибившись к пристани нагретой.

Там снег до крыш лежал зимой,
Весною льды будили город,
И ребятишки шли гурьбой
Смотреть, как лёд тяжёлый вспорот.

По тихой медленной реке
Бродил паром два раза в сутки,
Темнел орешник вдалеке
А на пруду кричали утки.

Там в центре города был сад,
И танцевали в парке пары,
В забытой церкви без оград
Зерно хранили, как в амбаре.

В кинотеатр спешил народ
Увидеть, как живёт Европа,
И торговали у ворот
Водою розовой с сиропом.

По главной улице ходил
Пузатый маленький автобус,
Гудел в гудок, вздымая пыль,
И уезжал, спиною горбясь.

За каждым домом огород
Раскидывал живые грядки,
И липы редкостных пород
Стояли в правильном порядке.
 
Все магазины шли в рядок,
Базары славились торговлей,
Жил тихой жизнью городок
В домах под деревянной кровлей.

За нашим домом был овраг,
Где жили серые лягушки
И дети в низеньких кустах
Малину собирали в кружки.

За родниковою водой
Шли долго вниз, к песчаным скалам,
И влагой, чистой и живой,
Земля прохожих угощала.

Был в городе том институт,
Две швейных фабрики, аптека,
Три школы, баня, важный суд,
Прекрасная библиотека.

Я ей обязана собой,
Своей любовью к мысли мудрой,
Я ей обязана судьбой,
И независимой, и трудной.

Нельзя всю жизнь из серых дней
Бежать в дворцы волшебных сказок
И жить среди живых людей,
Как среди выдуманных масок,
 
Но книгу нечем заменить
В период отрочества чуткий,
Чтобы впервые мир открыть,
И удивительный, и жуткий.

С индейцами сквозь тёмный лес
Я шла, врагу стрелу готовя.
У них хранить училась честь
И верить ближнему на слово,

Среди тургеневских невест
Ценить училась силу духа,
С Раскольниковым шла на крест,
Убив несчастную старуху.

Я с Дон Кихотом на коне
Искала правду, с веком споря,
И с Пьером на святой войне
Спасала душу в мире горя.

Гармонии святой урок
Дала мне Пушкинская лира,
И говорил со мной Бог
Устами мудрого Шекспира.

А потому из школьных лет
В провинции, седой и хмурой,
Я помню лишь один предмет:
Любимую литературу.
 
Мы в Бирск приехали, когда
Мне было десять лет отроду,
Глухая ссыльная беда
Мою не стиснула свободу, -

Есть у ребёнка мир иной,
Иные праздники и будни,
Была я очень озорной,
Не замечала жизни трудной.

То был какой-то странный быт,
Когда живут по воле Бога,
Не думая, что день сулит,
Забыв о завтрашней тревоге.

Наш угол был полупустой:
Стояли стол и две кровати,
Чулан да сени, печь с трубой
И окна, заткнутые ватой.

Но под окном росла трава,
За домом пел ручей искристый,
И пахли свежие дрова,
И воздух был живой и чистый.

Любила я в морозный день
Рассматривать узоры окон
Иль перелезть через плетень
И убежать к реке далёкой,
 
Где плыл над прорубью туман
И рыбаки сидели в шубах
И где катался мальчуган,
Коньки к пимам приделав грубо.

Над речкою была гора
С тяжёлой коркой ледяною,
Там после школы детвора
Каталась дружною гурьбою.

Мы забывали про еду
И часто варежки теряли,
Валялись мокрые на льду,
Но никогда не простывали.

Манила светлая река
Меня к себе зимой и летом,
Над ней клубились облака
И пар вставал, лучом согретый.

Там вербы нежные цвели,
Песок был золотой и чистый,
Склонялись ивы до земли,
Осинок трепетали листья.

Я с детских лет была одна
И шла своим путём куда-то,
Глухая эта сторона
Сменила мне отца и брата.
 
Негромко ветер выл в трубе,
Был день, с другими очень схожий, -
Они пришли из МГБ -
Мурашки бегали по коже.

Забрали от меня отца...
Мать побежала к пароходу,
Тянулся вечер без конца,
Тяжёлый вечер злого года.

И в первый раз я поняла,
Как вдруг пустеет место в доме,
Я даже плакать не могла,
Лишь забывалась в тесной дрёме.

Вернулась мама - тихий быт
Мы продолжали монотонно,
Тот вечер был полузабыт,
Не слышалось ни слёз, ни стонов.

Мать всё могла перенести:
Смерть сына, мужа наказанье,
Меня по жизни провести
И не показывать страданья.

После работы, сев за стол,
Она в ЦК писала письма, -
Посланий Сталин не прочёл,
Ответа нам на них не выслал.
 
Отец осваивал ГУЛАГ,
А мы ютились в хатке тесной,
Пока какой-то новый враг
Не стал правительству известен.

И начался процесс врачей,
Процесс надуманный и страшный,
С работы сняли мать, и щей
Уже не ели мы вчерашних.

С пороком сердца по домам
Она стирать бельё ходила
И корку хлеба пополам
Спокойно на двоих делила.

Я начала уже взрослеть,
Мне белым валенки подшили,
Из платья выросла на треть,
Но нового не попросила.

Сказала мама: "Мы бедны,
И слово -нет- должна ты помнить",
Среди достойных той страны
Мы были люди вне закона.

Но в день той горестной зимы
Мне счастье выпало на долю:
Надев подшитые пимы,
Я шла сквозь снег к реке по полю.
 
Зашевелился вдруг снежок,
И писк раздался очень звонкий:
От холода дрожал щенок,
И лёд намёрз на шкурке тонкой.

Я принесла его домой
И телогрейкою укрыла,
Он ожил, стал моей семьёй, -
Я никого так не любила,

Как эту нежную мою,
Простую мудрую дворнягу,
Мне заменившую семью
И научившую отваге,

Чтобы так ближнего любить,
Так понимать, жалеть и верить,
Не человеком надо быть,
А этим тонким, чутким зверем.

Её убили на глазах
И в будку бросили на трупы
Других задушенных собак,
Я, помню, закусила губы

И в обморок на пару дней
Упала в непосильной коме,
И с этих пор боюсь людей
И не держу собаку в доме.
 
В заштатном нашем городке
Не знали люди телефона,
Общались с миром по реке
И жили по простым законам.

Все одинаково бедны,
Без сильной зависти друг к другу,
После суровых лет войны
Ремни затягивали туго.

Простая пища: молоко,
Краюха хлеба, две картошки, -
Хлеб уважали глубоко
И не выбрасывали крошки.

Но среди бедной жизни той
Почти не знали преступлений,
Спокойно ночью шли домой,
Замок не вешали на сени.

Росла я, как трава в степи,
Без указаний и поддержки,
Лишь иногда среди пути
Чужие слышала насмешки.

Нас забивали, как могли,
Давили дома, в школе - всюду,
И душу вывести из мглы
И сохранить подобно чуду.
 
Осталась я сама собой
Лишь с помощью особой силы,
Которая всегда со мной
От дня рожденья до могилы.

Она ведёт меня, как нить,
И не даёт упасть и сбиться,
Предупреждает и хранит
И не пускает приземлиться.

И если б я могла всегда
Услышать голос мой ведущий,
Меня б не тронула беда,
И не было бы жизни лучшей.

Но часто от самой себя
Бегу я по чужому следу,
Свою дорогу не любя,
Живу, как нравится соседу.

Внушали с детства все вокруг,
Что каждой девушке на свете
Положен жизненный супруг
И обязательные дети.

Уже в свои семнадцать лет
Я поняла довольно ясно,
Что для меня супруга нет
И ожидать его напрасно.
 
Судьба дала мне мир страстей,
Живую душу, ум открытий,
Но всё укрыла от людей
Лицом уродливо забитым.

И я сквозь жизнь прошла одна,
Живая за нелепой маской,
Страдала, падая до дна,
И всё ждала любви и ласки,

И за любовью этой в свет
Ушла, чтоб суженого встретить,
И вот уже на склоне лет
Должна я для себя заметить,

Что неприкаянность моя
Очистила мне душу болью,
Не заменю страданья я
Ничьею пламенной любовью.

Окончила в шестнадцать лет
Я школу среднюю и знала,
Что ждёт меня университет, -
Провинции мне было мало.

Я в деревянный чемодан
С замочком на горбатой крышке
Свой уложила сарафан
И обязательные книжки.
 
Автобус старенький ворчал,
А за окном стояла мама,
Никто не плакал, не кричал,
Я зубы стиснула упрямо...

Судьба звала меня вперёд
Навстречу радостям и мукам,
Я не люблю ничьих забот
И на свои надеюсь руки.

За независимость мою
Плачу я тягостную плату,
Но всё равно ей гимн пою
Уже на жизненном закате.


Глава четвёртая
Юность

В Свердловск я ехала тогда,
Меня влекла литература,
Манили люди, города,
Сияла жизни амбразура.

Увидела я в первый раз
И телефон, и поезд скорый,
Проезжих у вокзальных касс,
И всё ждала лихого вора,

Но деревянный чемодан
Никто не тронул по дороге,
Никто не лез ко мне в карман -
Напрасен был надзор убогий.

Шёл над Свердловском летний дождь,
Трамваи в парки уползали,
Впервые охватила дрожь
Меня на жизненном вокзале.

Я уходила из тепла,
Из честных рук в чужое море
И продержалась, как могла,
С собою и судьбою споря.

Я поступила в институт,
Сдав все предметы на отлично,
Хотя упорный тяжкий труд
И не был для меня привычен.

Любила город я большой
И атмосферу жизни бурной,
Я привязалась всей душой
К своим друзьям, родным и юным.

То был послевоенный быт,
Начало оттепели ясной,
Я буду век благодарить
Преподавателей прекрасных

За то, что научили нас
Не думать, а свободно мыслить,
Увидеть мир без всех прикрас,
От неудач пустых не киснуть.
 
Я в общежитии жила,
Стипендии мне не хватало,
Бывала часто голодна,
Но никогда не унывала.

Когда ты молод и здоров
И жизнь летит к тебе навстречу,
Ты много вынести готов
И горе не сутулит плечи.

Мы успевали хохотать,
Ходить в театры, петь и спорить,
Читать, работать, танцевать, -
Не иссякало жизни море.

Уже тогда меня влекли
Музеи, выставки и книги,
Впервые в оперу пошли,
Ждала я радостного мига,

Когда взовьётся синий флёр
И заиграет увертюра,
И быстро строгий дирижёр
Перелистает партитуру,

Затем, как лёгкий ураган,
Кармен по сцене пронесётся
И средь ликующих цыган
Вдруг хабанерою зальётся,
 
Или в томленье, не спеша,
На сцену выйдет принц влюблённый,
И полетит его душа
За белым лебедем в короне.

Не пропускали мы кино,
Любили очень оперетту,
Мы не пытались пить вино
И не курили сигареты.

Писала я, что целый век
Искала жениха напрасно,
На третьем курсе имя рек
Явился в облике прекрасном.

Он был умён и утончён,
Острил и сыпал каламбуры,
В меня ничуть был не влюблён
И к чувствам относился хмуро.

Я в первый и последний раз
Любила глубоко и свято,
Ночами плакала не раз,
Стесненьем тягостным зажата.

С красивой девушкой его
Я как-то встретила, конечно,
Не показала ничего,
Но вмиг ушла в себя навечно,
 
Ту боль я вспомнить не могу,
Да и зачем ? Ведь всё в прошедшем,
Душа закована в дугу,
И не любить гораздо легче.

Литературный факультет
Окончила я очень рано,
Мне было только двадцать лет,
Кружились радужные планы...

Меня послали в Арамиль -
Посёлок около Свердловска,
Не так велик наш выбор был,
А деканат работал жёстко.

За этот год я поняла,
Как трудно жить одной на свете,
Не в радость школа мне была,
Не в радость маленькие дети.

Я поселилась у вдовы
На провалившейся кровати,
Не поднимая головы,
Читала детские тетради,

Варить не разрешали мне,
Я всухомятку пробивалась,
Болела часто, а к весне
Мне ничего не оставалось,
 
Как маме написать, что я
Хочу приехать к ней обратно,
У всех подруг была семья,
Рождались дети аккуратно,

А я была одна и вновь
Надеялась, что где-то в мире
Меня ждёт новая любовь
Под звуки жизненного пира.

Тогда скончался вождь в Кремле,
Из лагерей тянулись люди,
Нет искупленья на земле,
Пусть силы высшие осудят

Того, кто мучил без конца
Невинных тех в бараках страшных,
Вернули нашего отца,
И ждал его уют домашний.

Слепой, растерянный, больной,
В бушлате лагерном на теле,
Вернулся он полуживой,
Всё прятал сухари в постели.

Его измучила цинга,
И струпья на ногах зияли,
Все силы забрала тайга,
Был выбит глаз на лесовале.
 
Почти что десять лет страдал
Он в стенах страшного ГУЛАГа,
И то, что после рассказал,
Не сможет выдержать бумага.

Пришло прощенье из Кремля
На право проживать в столицах,
И в Киев двинулась семья,
Но это - новая страница.


Глава пятая
Киев

Нас встретил солнцем и теплом
Старинный город с куполами,
С садами над седым Днепром,
С каштанами и тополями.

Оживший вновь после войны,
Дышал он мягкой чистотою
И после северной зимы
Пленял покоем и весною.

О нём всегда мечтала мать,
Как о каком-то светлом крае,
А мне ни думать, ни писать
Не хочется об этом рае.

Нам дали комнату одну
С соседями в квартире новой,
Но с ними вечную войну
Вести мы были не готовы.

От постоянных передряг,
Скандалов, жалоб, пересудов
Подкрался к маме страшный враг -
Тромбоз измученных сосудов.

И сколько может человек
Снести на жизненной дороге?
Не рассчитал суровый ЖЭК
Судьбы печального итога.

Свалилась мать в параличе
И много лет лежала дома,
А помощь скудная врачей,
Наверно, каждому знакома.

Отец любил её как друг,
Как муж, так искренне и свято,
Не мог он видеть долгих мук
И только тихо слёзы прятал.

Слепой измученный старик,
Он отдавал все силы маме
И, не поняв врачей язык,
Хотел спасти её упрямо.

Такого мужества урок
Я не забуду до могилы,
И, если есть на свете Бог,
Пусть даст покой он душам милым.
 
Я всё ходила в Районо,
Просилась на работу в школу,
Но повторяли мне одно:
Вакантных мест не будет скоро.

Я в Бирске девушкой была,
Ребёнком милым в Поляковке,
А в Киеве вдруг поняла,
Что я обычная жидовка.

Весь мир - живой антисемит
С решением, навеки данным,
Христос был только раз убит,
Нас убивают постоянно.

Как Гитлер, морят в лагерях,
Бьют тихо взглядами, словами,
Ты вечный жид, ты вечный враг
С большими грустными глазами.

Я не могу сказать, что мы
Есть наилучшая из наций,
Но в стенах мировой тюрьмы
Над нами любят издеваться.

Накал общественных страстей
Находит в ненависти выход:
Народам нужен свой еврей,
И презираемый, и тихий.
 
И Киев - это то из мест,
Где ненавидели евреев,
Был тяжек украинский крест
После войны для иудея.

Вот почему скупых часов
Литературы мне не дали,
Но пионерских вожаков
Им, очевидно, не хватало.

И мне пришлось, как в детстве, вновь
Одеть на шею галстук красный, -
Вожатый был всегда готов
Служить для родины прекрасной.

Лет через пять мне дали класс,
И началась моя работа.
Была я счастлива не раз,
И всё домашние заботы,

И неприкаянность, и грусть
Я забывала на уроках,
Судить я взрослых не берусь,
Но дети так же одиноки

И непосредственны, как я,
И потому с годами школа
Нужна мне стала, как семья,
Как радость в жизни невесёлой.
 
Мы проводили вечера,
Ходили в долгие походы,
Вся жизнь моя была игра,
А мать лежала без ухода.

Эгоистична, молода,
Я не хотела знать о боли,
И вся семейная беда
На папину досталась долю.

С детьми возиться нелегко,
И школа забирая силы,
Работа любит дураков, -
Меня так сильно загрузили,

Что вскоре стала я болеть:
Тщеславье обернулось лихом,
А к маме подбиралась смерть
Незамедлительно и тихо.

Выл где-то нудно старый пёс,
В окошко голубь бил упрямо,
И не хватало больше слёз -
В агонии лежала мама.

Она под утро умерла,
Отец был болен и растерян:
Всем для него была жена,
И больше не был он уверен,
 
Что стоит продолжать дышать
И жить на этом свете бренном,
И забрала, конечно, мать
Его с собою постепенно.

Он протянул ещё шесть лет
Лишь по инерции, случайно,
Весь высох - маленький скелет
В глазах с застывшей, тихой тайной.

Спросила как-то я отца
О том, что, вопреки природе,
Его не мучит страх конца
И он спокоен и свободен.

Ответил он, что жизнь ему
Большие принесла страданья
И покидает он тюрьму
Без ужаса и покаянья.

Отец сказал мне как-то вдруг,
Что он умрёт сегодня ночью,
Был постоянен мой испуг,
Давно засел он в душу прочно.

Спокойно вечером уснул,
Чтоб никогда не просыпаться,
Как будто в лучшую страну
Ушла душа его спасаться.
 
Нет милосердию конца:
Я помню эти дни глухие,
Когда любимого отца
Похоронили все чужие,

И гроб склонялся в их руках,
И я была одна, но с ними,
И жизнь мою, и этот прах
Оберегали все чужие.

В тяжёлый миг, в тяжёлый час,
В минуты жизни роковые
Порой роднее всех родных
Тебе становятся чужие.

Осталась я совсем одна,
Пустая комната дышала
Несчастьем, выпитым до дна,
И я, казалось, умирала.

Тогда я начала писать:
Душа, разбуженная стрессом,
Стремилась высшее познать -
Рождалась в муках поэтесса.

В то время шёл уже исход
Евреев из страны великой,
Судьба опять звала вперёд...
Сначала мне казалось диким,
 
Что я могу оставить дом,
Детей, и школу, и могилы,
Но очень медленно, с трудом
Нашла в себе я всё же силы

К ОВИРу ближе подойти -
Увидела толпу народа,
Евреи были вновь в пути:
Манили деньги и свобода.

А что влекло меня туда,
Где не было души знакомой?
Возможно, мучила беда,
Звала надежда - я не помню.

Два чемодана, самолёт,
Таможников чужие лица,
На Вену быстрый перелёт,
Передо мною - заграница.


Глава шестая
За рубежом

Уснула я тяжёлым сном
После волнений перелёта,
А утром за чужим окном
Увидела людей в заботах.

Шёл дождь над Веной в этот час,
Вели детей за ручку мамы,
И поняла я в первый раз,
Что этот мир всё тот же самый,

Пусть лавки фруктами полны
И улицы чисты, как залы,
Но райской нет нигде земли,
Здесь те же будни и печали.

Вся многоликая земля
Так, в сущности, однообразна,
Здесь от себя уйти нельзя,
И жизни нет другой и разной.

Бродя, кочуя целый век
По тёплым и холодным странам,
Остался всё же человек
Опять надеждами обманут.

А вскоре, как короткий сон,
Уже мы Вену вспоминали,
По двести душ в один вагон
Нас быстро утром затолкали

И повезли в далёкий Рим
Через альпийские поляны, -
Свой путь продолжил пилигрим,
Небесной ожидая манны.

На древних римских площадях
Шумели новые народы,
Как память о былых веках
Вздымались арочные своды,
 
У основания колонн
Ходили маленькие люди,
Был каждый весел и влюблён, -
Рим жил, Рим жив, Рим вечно будет.

Я после Вены щегольской
Здесь ожила душой и телом:
Прекрасный город, свет живой -
Душа измученная пела.

Потом под Римом жили мы
В Ладисполе, посёлке дачном,
Где ветры нежности полны
И небо синее прозрачно.

Прекрасный пляж, песок чернеет,
Бьёт средиземная волна,
Здесь больше тысячи евреев
Рай новый познают сполна.

Они горюют и торгуют,
За джинсы Палех отдают,
Не любят родину чужую,
Ругают родину свою.

Их мало радуют коттеджи,
Дешёвых кур приелся вкус,
Они живут пока надеждой
И вспоминают про Союз.
 
Здесь так возможности богаты,
Зажаты мили в кулачке,
Австралия, Канада, Штаты…
Но мы пока на пятачке.

Друг к другу жмёмся вечерами,
Нам тесно вместе, скучно врозь,
И, как всегда, идёт за нами
Сомнений новых длинный хвост.

Полгода я почти ждала,
Пока возьмёт меня НАЯНА,
И вскоре весточка пришла,
Что место есть за океаном.

Я с самолёта на земле
Увидела огней сиянье -
Нью-Йорк летел навстречу мне,
Кусок земли обетованной.


Глава седьмая
Нью-Йорк

В забытый бруклинский отель
Нас привезли глубокой ночью,
Полуприют, полубордель,
Сент Джордж был древен и не прочен.

Облупленные стены, грязь.
Следы мышей и тараканов,
Из бара музыка неслась,
Звенели винные стаканы,

И танцовщицам за трусы
Втыкали доллары клиенты.
Текли бессонные часы,
И было не до сантиментов.

Но ужас первых дней угас,
И продолжалось выживанье,
Английскому учили нас
И объясняли на собраньях,

Как нужно в поисках работ
Себя повыгодней представить,
Кому везёт и не везёт.
И кто на главном рынке правит.

В Нью-Йорке, в самом центре, есть
Живой квартал, богатство мира,
Не первый день торгуют здесь
Миллионеры-ювелиры.

В одном из магазинов там
Был нужен клерк для пересылок
Изделий ценных господам -
Туда меня направил рынок.

С высокой кафедры своей
Спустилась я в подвал глубокий,
Где встретила простых людей
И помощь в жизни одинокой.
 
Была я голодна порой,
Мне не хватало скудной платы,
И люди ланч свой небольшой
Со мной делили аккуратно.

И, как ребёнка, в сорок лет
Учили языку и делу,
С трудом вживаясь в новый свет,
Я изменилась, похудела,

В дешёвой комнате жила,
Где мыши бегали стадами,
После работы в школу шла
И занималась вечерами.

А через года полтора
Нашла я по газете место -
Были нужны бухгалтера -
Там и служу давно и честно.

Нашла жильё получше я,
Переселилась к океану,
О Брайтон Бич, судьба моя,
Тебя я воспевать не стану,

Но постараюсь описать
То, что я чувствую и вижу,
Чужая родина не мать,
И ищешь то, что сердцу ближе.
 
На Брайтоне есть таверны,
На Брайтоне есть пивные,
НЭП был таким, наверно,
В той, далёкой России.

Здесь рыбы и мяса груды,
Роскошные натюрморты,
У женщин такие груди,
Каких вы нигде не найдёте.

У женщин такие ж..ы,
Каких природа не знает,
Вся Западная Европа
Со вкусом их одевает.

В кабак завалились хамы,
Таксисты, торговки, дамы,
И туфли от Джино Венуччи
Поскрипывают в толкучке.

Придите на бордвок летний,
Все сыты, довольны, богаты,
Наряды, семечки, сплетни,
Как в Жмеринке старой когда-то.

За рыбой стоят старушки,
В кар-сервисах шум и гам,
У рыжего Пети игрушки
И сто бутиков для дам.
 
Пассаж, Париж и Фальконе -
Названья из высших сфер,
Средь лавок и лёгкой вони
Гуляет былой инженер.

Он видит больных и нищих,
Нахальных и молодых,
Коляски с обильной пищей,
Развалы забытых книг,

Красоток в линкольнах новых,
Версаче всем напоказ,
И тех, кто на вас готовы
Работать за доллар в час.

Он видит невест везучих
И смокингов стройный ряд,
Когда в ресторанах лучших
Готовят святой обряд.

Матроны с былой Молдаванки
Стоят, запрудив тротуар,
Могучи, как древние танки,
Лицом выдают товар.

"Пора эмигрировать снова,
тепло во Флориде зимой,
семейство уехать готово,
но жалко ремонт дорогой."
 
Собаки пород различных
Снуют и взад и вперёд,
Узнав друг друга отлично,
Зверей полюбил народ.

Страшась полиции вредной,
Нырнув сквозь людской затор,
Вам тихо торговец бедный
Предложит лекарств набор.

За пару грошей и улыбку,
Склонясь к смычку головой,
Скрипач на маленькой скрипке
Сыграет мотив родной.

Здесь бывший историк гуляет
И смотрит на полных баб
Одессу свою вспоминает,
Дешёвой шашлычной раб.

Певица в изящной фуражке
Идёт по торговым рядам,
Скупает янтарь и стекляшки
С бриллиантами пополам.

Тут автор стихов проживает,
Расцветший на старости лет,
Бумаги ему хватает,
Таланта, как водится, нет.
 
Чайки ныряют в урны,
Отвыкнув рыбу искать,
Среди картёжников шумных
Звучит незабытый мат.

Над Брайтоном веют бризы,
Свободна морская гладь, -
Мне выдана вечная виза
На этой земле дышать.

Далёкая родина где-то
Всё ищет свои пути,
А я в зарубежном гетто,
И некуда мне идти.

Хоть я не очень молода,
Могла бы полюбить, наверно,
Но так и не дала судьба
Мне в жизни стать супругой верной.

Встречала часто я мужчин,
И несерьёзных, и степенных,
Но сотни всяческих причин
Нас разлучали непременно.

И одиночество порой
Меня отчаяньем пугало,
А мысль окончить путь земной
Довольно часто посещала.
 
Когда глухая тишина
Войдёт без звука и без тени,
Когда давно сидишь одна,
Руками обхватив колени,

Когда никто не позвонит,
Когда никто не постучится,
Тогда ты сможешь научиться
Молчать и с Богом говорить.

Метро, контора, путь домой,
И завтра тот же круг привычный,
Уборка, стирка в выходной, -
Порядок вечный и обычный.

Порой покупка разрядит
Рутины ход восторгом кратким,
А годы мчатся, жизнь летит,
И на поверхности всё гладко,

Но иногда такая грусть
Охватит сердце в час тревожный,
И дни, что знаешь наизусть,
И этот мир, такой несложный,

Захочется разрушить вмиг
И, задохнувшись от полёта,
Издать, как птица, дерзкий крик
И взмыть над дремлющим болотом.
 
Но зрелый разум мне твердит,
Что в годы старости глубокой
Я вспомню серенькие дни,
Как счастья важные уроки:

Могу писать, могу дышать,
Свои несут по свету ноги,
За каждый миг должна сказать
Спасибо и судьбе, и Богу.

Так хорошо побыть одной
В спокойной комнате, в молчанье,
Одну страницу за другой
Листать в каком-нибудь изданье.

Быть, наконец, самой собой
Без обязательств и стеснений,
Наедине с своей судьбой,
Подальше от людей и мнений.

Мне вдруг открылся мир высот
Великих мастеров духовных,
И, хоть тоска порой берёт
И сердцу тягостно и больно,

Но взгляд на мир уже иной,
И о себе иное мненье:
Как всё живое под Луной,
Я только духа проявленье,
 
И тело бренное теперь
Уже слабеет понемногу,
Ни накоплений, ни потерь
Не взять в последнюю дорогу,

Иду по жизненной тропе
И цепи тяжкие теряю,
В закрытой тела скорлупе
Просветы духа замечаю,

Намёки дальние вестей
Мне ухо чуткое доносит,
Умолкла музыка страстей,
И тишины сознанье просит.

И лишь теперь, как дар небес,
Я каждый день воспринимаю,
И выше всех мирских чудес
Остаток жизни прославляю.

1980-1996
 
ПОСВЯЩЕНИЯ

* * *

Роману

Бесцветных строчек вороха
Ты набирал легко и точно:
Была в тетрадке чепуха,
А оказалась в книжке прочной.

* * *

Лидии

Должно серьёзно повезти –
Мужчина знает это каждый,
Чтоб повстречалась на пути
Такая женщина однажды.

* * *

Дине

Писать стихи велел мне Бог,
А Вы сказали – напечатай,
Усилий доблестный итог
Преподношу Вам виновато.

 
* * *

Ире

За чашку супа в день болезни,
За каждый ваш совет полезный,
За мужества урок простой
Дарю Вам стих незрелый мой.

* * *

Аиде

Порой страданья не по силам
Судьба тебе преподносила,
Но ты, пройдя сквозь ад кромешный,
Осталась в этом мире грешном
Свободной, чистой и достойной,
Дожив до мудрости спокойной.

* * *

Инночке

Лучиком тёплого света,
Тонкой былинкой в бурьяне,
Песенкой детского лета,
Искрой надежды в тумане
Ты возникаешь, спасая
Тех, кто измучен в дороге, –
Нам иногда посылают
Ангелов мудрые боги.
 
* * *

Сене

За откровение бесед,
За сокровение секретов
Вам преподносит в дар поэт
Стихов осенние букеты.

* * *

М.Г.

Сейчас на улице темно,
И ты, наверно, спишь,
Стучится дождь в твоё окно,
Стекают капли с крыш.
Пройдёт ненастный серый день,
Не думай о плохом,
Тебя целует твой «тюлень»,
Приветствуя ластом.
 
* * *

И.А.

В минуту острого желанья
Тебя я видела одним,
Но вот ушло очарованье
И ты предстал совсем иным.
Твой ум остёр, познанья точны,
Возможно, вера глубока,
Но ты так холоден, так точен –
Рассчитывай на дурака.

* * *

Роману Крихели

Вы духовны, как йог,
Вы талантливы, как Бог,
Вы мудры, как древний грек,
И грешны, как человек.

* * *

Сюзанн Крихели

Вы нежны, как акварель,
Элегантны, как пастель,
Вы изящны, как гуашь,
И стройны, как карандаш.
 
* * *

М.Р.

Всё сломано в безумной голове,
Каскады страхов, мыслей и сомнений,
Две личности в мучительной борьбе:
Запуганный больной и нежный гений.
 
ПРИЛОЖЕНИЕ
Переводы на английский язык
(перевел Аркадий Алексеев)

* * *

У судьбы на опушке,
У самого края,
Я слова, как игрушки,
В стихи собираю.

И с улыбкою детской
Плыву через будни
Золотой арабеской
На траурном судне.

On fate's edge I poise,
On the very brink,
Words, like toys,
Into verses I link.

Through the gloom and grotesque
My child's smile braves the dark
Like a gold arabesque
On a funeral bark.

1992
 
* * *

До мудрости дожить мне не дано,
Прелюдией кончается начало:
Лишь первые ростки даёт зерно,
А жить осталось до смешного мало.

Как будто чья-то сильная рука
Разит меня в начале пробужденья,
Ещё не дописав черновика,
Приходится заканчивать творенье.

I will not reach the age that is called wise,
And preludes crown all my beginnings:
The grain I plant just sprouts then dies,
And life allows no time for winnings.

As if a strong and vehement hand
Smites me before I can awaken,
Rough drafts remain unfinished, and
The work begun already is forsaken.

1989
 
* * *

Я буду жить в своих мечтах,
Я буду жить в туманных мыслях,
С живой синицею в руках
И с журавлём в далёких высях.

Я буду странной для других,
А для себя земной и кроткой,
Из тонких нитей золотых
Воздушный замок мною соткан.

Из нежных красок миражи
Я возведу печальным взором
И голубые этажи
Морозным выстелю узором.

Из светлых солнечных лучей
Я соберу живую пряжу
И мир, знакомый и ничей,
Отдам торговцу на продажу.

I’d like to live in my dream land,
In misty thoughts I'd like to fly -
To feel a bird's heart in my hand,
To see a crane soar in the sky.

To all but me I will seem strange.
I'll see myself humble and fair.
Gold threads I'll carefully arrange
And weave my castle in the air.


A delicate and heavenly hue
To build mirages I will find.
Each storey radiantly blue
With frosty patterns will be lined.

My yarn will be a bright sun ray
That I will knit to cast my spell -
A no one's world to give away
That merchants will display and sell.

1992
 
* * *

Немая, как сто пирамид,
Я тихо молчу по утрам,
А сердце слепое хранит
Доверие к солнечным снам.

В них так бесконечна земля,
Так светел божественный храм,
Что с ними расстаться нельзя –
И вот я молчу по утрам.

Each morning I'm speechless.
Like pyramids’ walls,
My silence is breachless,
For my heart recalls.

The night dreams of mirth.
In my heart I salute
God's glory on Earth.
So, each morning I'm mute.

1979
 
* * *

Образы изношены,
Мысли не доношены,
Рифмы перекошены.
Ритмами искрошены.

А за ширмой сложности
Ветхое убожество,
Малые возможности
Слабого художества.

The images are worn,
The thoughts are all stillborn,
The rhymes of grace are short
And by the rhythm torn.

Behind all this complexity
There's wretched primitivity
Which hides its own perplexity
When facing creativity.

1998
 
* * *

Какое мне дело до скуки,
Какое мне дело до всех,
Когда мои нежные руки
Из звуков рождают успех.

Я вижу глаза и улыбки,
Я слышу дыхание слёз,
Когда моя старая скрипка
Уводит их в странствия грёз.

Какое мне дело до скуки,
Какое мне дело до вас,
Когда из страданья и муки
Рождается солнечный вальс.

Boredom? What do I care.
People? I cannot care less.
My hands that are tender and fair
Make sounds that bring me success.

I see eyes and smiles that I win,
I hear the breathing of tears,
When I'm playing my old violin,
Only dreams remain without fears.

Boredom? What do I care.
People? All care is false
When my torments, my sufferings can bear
The sunshine, the spark of a waltz.

1998
ЕККЛИЗИАСТ


В суровый век прогресса очень часто
Я Библию читаю по ночам,
Печальные слова Екклизиаста,
Забытое Начало из начал.

Есть время разрушать и время строить,
Есть время жить и время умирать,
Есть время силу мудростью удвоить
И время раздавать и собирать.

От мудрости – великие печали,
От знаний – нескончаемая боль,
И то, что новым кажется вначале,
Уже свершалось силой многих воль.

Всё Суета Сует – и нет исхода:
В томленье духа, муках и трудах
Рождаются и падают народы,
И всё живое вновь уходит в прах.

Не добродетель – Случай правит миром,
Святым и злым – один удел и срок:
Богатство ль, славу сделал ты кумиром –
Над всем висит неумолимый рок.

Так будь же добр, люби людей и Бога,
Живи в веселье, смейся над Судьбой:
Всё Суета Сует, всё боли и тревоги,
И только день Сегодняшний – он твой.

Ecclesiast   

In severely trying days of progress
The bible is all I have at nights
When my soul begs for the release of this
                pressure,
The words of Ecclesiast are a forgotten treasure

There's time to destroy and time to build,
Time to live and the time to die,
The time to double the strength with the vision,
Reason to give away and a collecting season.

With wisdom comes an immeasurable sadness
                insight of hell,
From knowledge on unending pain we dwell,
And things, that seemed so new and fresh at start,
Have come trough before with the power of will in
                heart.

From human faith there's no escape, there is no
    cure,
Our body and soul has a heavy burden to endure,
Nations arise, spring up and nations fall,
And once again just like before life takes its toll.

The unchanging change reality it rules this world,
For good and evil same awaits for it all,
As day awaits the night and life awaits the death
So is the heaven up above and be underneath is hell.
 
So please be noble giving and sharing,
Be happy loving love human race and God,
Laugh at your pain and faith and worries, too,
                have few,
Today’s day is the only thing, that belongs to you.

Перевел
Давид Ганашвили
 
* * *

Уходят от меня стихи,
Как дети взрослые из дома,
Мои искания, грехи
Теперь и Вам уже знакомы.

Не поминайте лихом суть
И не судите форму строго -
Всего на несколько минут
Мы с Вами встретились в дороге.

1993
 
 
О себе:

Я родилась 17 января 1938 года в селе Поляковка Учалинского района Башкирской АССР (Россия), куда в 1937 году из Киева был выслан мой отец, Флиттер Соломон Михайлович, обвинённый по 58-й политической статье. Мать и старший брат поехали за ним. В 1942 году на войне погиб мой брат Ким. В селе не было средней школы, и, благодаря хлопотам родителей, которые позаботились о моём образовании, в 1948 году нам было разрешено переехать в небольшой городок Бирск под Уфой. В этом же году по приказу Сталина административно-высланных перевели в ГУЛАГ: отца отправили скачала в Казахстан, а затем в лагерь особого режима на линии Абакан-Тайшет.
Я осталась с матерью. В 1954 году закончила среднюю школу и поступила на филологический факультет Уральского Университета в городе Свердловске (Екатеринбург), который закончила в 1959 году.
После реабилитации мои родители вернулись в Киев, и с 1960 года я, встретившись с ними, преподавала русский язык и литературу в средней школе.
После смерти родителей в 1979 году я эмигрировала в США. Стихи начала писать в эмиграции. Представляю читателю наиболее полное собрание моих стихотворений.
 
 
Любовь Флиттер





«Её стихи наполняют душу ощущением прикосновения к чуду».

Бэлла Шойхет, «Новое русское слово»



«Л. Флиттер обладает даром осознать сложность в ежедневной простоте».

Леонид Селигер, «Интересная газета»



«В её стихах органическое слияние ума и сердца: ум не обгоняет сердце, сердце не подавляет ум»

Александр Соколов, «Еврейский мир»



«Прочитав книгу её стихов, каждый ощутит прилив доброты, душевной ясности и чистоты».

Марк Черняховский, издатель