Я снова свободен

ТАНЕЦ  НА  БРЕВНЕ

Грусть осеннего безмолвья
давит на судьбу мою.
Вновь считают поголовье,
подложить чтоб нам свинью
в виде странной недомолвки.
Отчего, зачем оно?
Редкой памяти подковки,
что прибиты на гумно.

Я стою на перекрестке
в приснопамятном году.
Всё, конечно, очень просто,
я опять в степи бреду
по колено в жиже грусти
и по пояс в серебре.
Впереди турник и брусья.
Танец новый на бревне

я станцую в оправданье
неизвестности своей,
словно выйду из преданья,
из запутанных сетей,
что расставлены повсюду
в океане грусти, зла.
Но себя я не забуду,
и расправлю вновь крыла.


НЕ  В  ПРИСТЕНОК

Не пугают ураганы,
нас пугает тишина,
серебристые экраны,
набежавшая волна
захлестнет безумьем славы,
беспросветною тоской.
Белый расстилая саван,
выплывает над рекой
серебрящийся оттенок,
накрывает вновь туман.
Я играю не в пристенок.
Прохудившийся карман
сохраняет звон монетный
и шуршание рублей.
Словно бы визит ответный
поименных кораблей
настораживает бредни,
бродни в синем море гроз.
Я, конечно же, безбедный,
возникает вновь вопрос
без ответа на приветы,
на нечаянность мечты.
И кучкуются Поэты,
поджигая вновь мосты
в позапрошлое столетье
и на будущий виток,
где со множеством отметин,
возвратился я в исток.


В  ЧЕРНОВЕ

Печальное солнце в тумане,
и сумрак ползет по степи,
и словно река на кукане,
и звёзды ночные в пути.
Плывут, наплывают на крыши
и смотрятся в Обь с высоты.
Пищат одинокие мыши,
и прячутся тут же в кусты.

Я снова свободен от строчек,
закончен роман в чернове,
поставлено много в нём точек.
Я вновь пребывал в торжестве
законченной повести этой
о дружбе, везенья в любви
в начале, в итоге – воспета
над зеркалом древней Оби

летали не птицы, а слухи,
пылала луны в высоте.
Мы – дети советской разрухи
клянёмся опять на кресте:
всегда оставаться собою
в любой ситуации лет
ходить в одиночку, гурьбою,
чтоб нам не завидовал свет,

бомонд одичанья в позёмку,
в пургу и отпетый буран
отцы потребляли казёнку.
Но, нет, не об этом роман,
записанный с лёгкой подачи
"Евгения" новой волны,
решавшего сходу задачи
уютной, как степь, тишины.


ИДУ,  СМЕЮСЬ

Над бездной странного покоя,
когда кружится голова.
Иду, смеюсь, и всё такое,
а надо мною синева
полощется зловещим стягом
без древка виснет на сосне.
Всё заключается не в тяге,
а где-то там всего во вне
желанья состояться вскоре,
пока рассеялся туман
с печалью нежною во взоре
стоит за речкой истукан
и смотрит с подлостью советской
на лёгкий сумрак над водой,
и горькой удалью не светской
бегут, а им кричат: "Постой!"


МЫ...

Живём мы в безнравственном поле.
Себя, восхваляя, живём.
Нам праздник, не праздник престольный.
Снимаем мы провод на лом,
воруем мы время успеха.
С успехом играем в лото.
На горе мы смотрим со смехом,
но в радости плачем зато.

Идём на парады безумства,
опять восхваляем вождей
и падаем в ноги без чувства.
Становится вождь наш борзей -
желает бессрочно на троне
царём без короны сидеть.
Не стерху, подобен вороне
чей голос - сталистая медь.