Японский бог

Поэма в два приёма

Звучит «Не уезжай ты мой голубчик» на японском языке.

КТО-ТО В БЕЛОМ, У НОГ КОТ

Чего там нет, в небесном супе!
Когда совсем тоска обступит —
хлебай питательную смесь
которую тогда едим мы,
когда «не хлебом»-де «единым»
нам кто-то (Бог?) напомнит здесь…

(улетает на облаке с котом. Через некоторое время кот плюхается обратно. Бух! Отряхивается и с достоинством уходит)

ПУХЛЕНЬКАЯ ДЕВУШКА

Он был ли лыс? Он был сияющ!
Он был мне бог, поэт, товарищ!
Облобызан с главы до пят,
Я помню сладостные миги —
То весь в джинсе, то в виде книги
Во мне как памятники спят…

(падает и засыпает. Рабочие в халатах уносят ее)

ДОБРОСКОКИН

Здесь Ирки нет? В дохе, прикинут круто,
Я от сохи, на Гамсуна на Кнута,
Хоть снизу, но стараюсь походить!
(показывает желтые сапоги)
Калач в меду, а в Переделках — птица,
Гуляет конь, пшеница колосится,
Ну а споймают — значит, будут бить.
(уходит в ЦДЛ)

КТО-ТО В ГОРОШЕК
Короткий дождь в начале мая.
Всё из карманов вынимая,
Я рыб прошу на дне пруда:
Подите все туда, куда.
И рыба сразу понимает,
Что дело швах.
И без стыда.
(ныряет и с концами)

Голос за сценой: «Да вы рехнулись! Тащи ее! Искусственное дыхание надо, рот в рот!» Звук пощечины. Голос Кого-то в горошек: «Нахал!»

 Звучит «А у перяпелочки гузка балыць…» на японском языке

ТАМОЖЕННИК В БЕЛОРУССКОЙ РУБАШКЕ

Гляди: закат тяжел, как сало,
Лежит на здании вокзала,
В прослойках ал жемчужный срез…
Так, словно бы японский мастер,
Сойдя с ума, схватил фломастер!
(хватает стоящий у ног мешок, уходя):
Там нынче Казакевич ест!

АРТЁМОВ

Я тоже Слава!
Но Артёмов.
Я ночью светел, днём же – тёмен,
Я русским зраком всех вас зрю
насквозь! И прямо говорю:
Никто, как я, не гениален!
А вы, запряся в мраке спален,
Рыдайте громко, дураки!
А я всем буду вопреки!
Стоит на сцене, скрестив руки, пока его не выталкивают

КТО-ТО ДЕМОНИЧЕСКИЙ

О, как смердящ домосидящий!
Воззрясь в цветной помойный ящик,
Ты солнца в сердце не вместишь!
Банзай, дерзай, весь мир познав ты,
Добудешь славу поэнавта
И цельность личности спастишь!
Голос за сценой: «Спасёшь!»
А я так и сказал!

Проваливается под сцену, смрад, воняет серой. Раздается задушенный вопль кота. Женский голос: «Джонни, Джонни, он убил моего котика!». Возня затихает

ГАВРЮШИН

Брат Казакевич, возвращайся,
Пойми, старик, не в гейшах счастье.
Ты, Славка, друг, стихи пиши,
И с нами воздухом дыши,
Одним, старик, России духом
А то ты там притухнул брюхом
В своей вонючей, блин,
Японии и совсем, на фиг,
Оборзели вы там по заграницам,
Блин, зажрались, суки…
Переходит полностью на матерный речитатив, мрачнеет, уходит, глядя исподлобья. Наверное, к бабам

ОФИЦИАНТКА
(Поправляя одежду)

Меня, конечно, не убудет,
Ну а платить кто будет?!
(Оглядывается вокруг, цепенеет)
Ой, я кажется не в тот выход вышла…
Убегает

ПОПОВ

Как тяжко быть поэту в прозе главным!
Но чуть я бороду оглажу гладом плавным,
Прозаики-мерзавцы подбегают,
Заискивают, выпить предлагают!..
Я с ними ласков – мол, не надо, дети,
да, я отец ваш, ну куда ж вас дети?
Ваш повелитель, смерды и холопы!
Они, конечно, до упаду хлопать:
Михаил Михалыч, высеки нас, просим,
Уже твоих мы благ не переносим!..
И высечешь, бывает. Что ж, коль надо.
Устанешь, словно Сталин до парада
На Красной площади в честь годовщины мая…
Ну что за жизнь прозаячья такая!
Ведь я поэт, я пел когда-то много:
Про ужасы купания ночного,
Про то, что, мол, рассвет, как рана, свеж,
Что брошена полураскрытой книга,
Что лучшего не будет в жизни мига
И дуб шумит, как бешеный мятеж…
Гладит бороду, катится слеза. Голос из-за кулисы: «Михал Михалыч! На приемную комиссию опаздываете!». Попов уходит

КАКАЯ-ТО СВОЛОЧЬ

Ну что вы тут разнылись, идиоты?!
Ваш Казакевич – брат Искариота!
Родную нашу на с-с-сакэ сменял!
Да я его! Да я ему! Понял?..
Из-за кулисы выбегает СЕГЕНЬ, бьёт морду КАКОЙ-ТО СВОЛОЧИ, тот харкает кровью, кричит: «Милиция!». Врывается ОМОН с автоматами, драка, все укатываются за кулисы. СЕГЕНЬ возвращается один, пиджак на нём разорван

МУЗА

О да, я Муза. Да, писателей Союза.
Им навеваю вдохновенья ветр,
Борюсь и бьюсь за каждый сантиметр
Стихов, поэм…
Уже не до эксклюза,
Хотя бы редко, хоть в неделю раз,
Звучал бы их похмельный слабый глас,
Хотя б раз в месяц строчечкой корявой
Они клялись возлюбленной кудрявой,
Иль про берёзку что-нибудь сплели,
Малина-ягода, в саду ли, ой-люли,
Россия гибнет, некому спасать,
Поэты пьют и некому писать…
Машет крыльями, но лететь не может. Так и пошла, прыг прыг прыг! – имитируя легкий полет

По сцене проносят БАРХАТНУЮ КНИГУ, на первой странице которой написано большими буквами: «Род Казакевичей – самый древний в мире!»

КОРОЛЕВА МАРГО
(очень красивая)

В Осаке осень. В садах осыпаются офисы
Землетрясение. Сильно так. Словно в кино.
Милый студент мне вчера подарил кимоно.
В нем так уютно, так небольсино…
Суффиксы, префиксы, баксы и факсы – одно.
Нон, мон амур Вечеслав, кимоно – за окно!
Как моногамье узко. Как широк был рукав кимоно.
Вон оно, в луже лежит, как убитая птица оно…
(Тает в воздухе)

КАЗАКЕВИЧ

Я понял: я давно японил!
Ещё когда себя не помнил.
Вдруг, взрывом  — гейша в лопухах,
За выгребною — яма Фудзи,
Там в первый раз пупок на пузе
Воспел я в розовых стихах.
О да, я Казакевич Слава,
И слева я велик, и справа,
К тому же Севу породил,
В Пицундах лаврами увенчан,
Я покорил мильоны женщин
И всех до дома проводил!
Профессор университета —
Японский бог! И всем вам, где-то,
Меня уж не догнать — вотще!
Но иногда я так скучаю
Грузинского по пачке чаю,
По гуще в тёщином борще…
Да по товарищам застольным,
Как вспомяну — в подрёбрах больно,
В глазах — горячий жар от слез.
С их паровоза слез давно я,
Но — ностальгии паранойя…
Но — лязгом дразнит паровоз…
Стоит, понурясь. Сверху летят лепестки сакуры. Звучит «Наш паровоз вперед летит, в Квантуне остановка!»

ЗАНАВЕС

Крики: «Браво!» «Гениально!» «Автора!»

АВТОР
(Кланяется)

Вы ищете мораль —
Возьмите ж суть ея:
Когда качнете табуретку бытия,
Вдруг слишком сильно
Накренившись вправо —
Скажите: «Слава!»
Когда же вы, теряя равновесь,
Вмиг взглядом мир
Охватывая весь,
Качнетесь влево —
Скажите: «Сева!»
И, лежа на полу,
Смеясь открыто,
Скажите: «Рита!»
Крики: «Ура» «Вон со сцены!» «Бис!» «Это не автор, а самозванец!» «Гениально!» «На мыло!» «Архиверно!»

На сцену летят золотые изделия, гнилые помидоры, цветы и пустые бутылки

КОНЕЦ