Мучения

Время питается временем,
годами, веками, тысячелетиями.
Подъедает объедки руин
римских построек,
упавших под столик
последствиями
трапез исполинных.
Белые глаза,
пустынно белые,
закатывались за
осточертелое,
за вокзал,
за небеса,
за равномерное
вод движение,
и за порывно-нервные
прикосновения.
Погружаюсь в ночь -
как в дискотеку мыслей,
реальность прочь
из полушарий мглистых
нанизанных на ось,
безголосых,
волосьев срезанных
по пояс,
утренних диезов,
вечерних бемолей.
Плюс,
в висках пульсом,
что у каждой доли
свои роли и
магнитный полюс
для сомнений,
вожделений,
преклонений.
Коленей ракурс,
закоченелый градус,
запечатленный разум,
где пауза сарказмом
подлизывалась фразой
к шелесту воды.
Где парусника спазмы,
летящим аистом,
потерянным пазлом,
теряя плоды,
оставляют следы
младенцами
в белых полотенцах,
сдающимися космосу владельцу,
пришельцами
пришедшими смотреть на труд
годов отпущенных,
на темя бросив,
(покамест осень)
холодный блик, растающий к утру.
А за пределом
событий беглых,
забытых, прелых,
загорелым,
(пространством обласканным телом)
млечный путь в петлю
скручивает Отелло,
затягивает умело,
нашептывая: "Люблю".