В первом классе

   
              Училась я хорошо, но немного хуже, чем старшая сестра. В первом классе учительница Мария Кирилловна всё время называла меня дурой, била по рукам и лбу линейкой, ставила в пример Клару, которую она уже "передала" в пятый класс. А ещё она выделяла и обласкивала тех учеников, у кого родители занимали заметное, "нужное" место в обществе. До сих пор помнится одна ужасная несправедливость по отношению ко мне.
              К какому-то празднику, наверное, ко дню Советской Армии и Военно-Морского Флота, мы, первоклассники, готовили матросский танец. Мама от своих знакомых принесла мне красивую ярко-синюю матроску, я не могла на неё наглядеться и уже видела себя танцующей в ней. Перед самым выступлением Мария Кирилловна отняла её у меня и отдала дочке директора школы Алле, а мне швырнула какую-то блёклую, старую, застиранную. Конечно, меня поставила в последний ряд, и, помнится, я, танцуя, горько плакала. И тогда я возненавидела учительницу, мысленно  поклялась доказать ей, что могу  красиво читать стихи, лучше всех рисовать и учиться "на отлично". Первый класс я окончила с похвальной грамотой за отличную учёбу. Но та обида осталась на всю жизнь.

       Ещё ясно помнится мой странный первый, ещё дошкольный сон (будучи взрослой, я видела "странных" снов несколько).
Я, девочка лет пяти-шести, иду по густо заросшему лесу вместе с бабушкой (а ведь у меня никогда не было бабушки!), опирающейся на посох. На мне -- синий сарафанчик, белая вышитая блузочка с длинными рукавами, на спине -- коса с лентой, в руках плетёная корзинка. У бабушки -- котомка. Мы идём осторожно, раздвигая высокую траву, густые лианы, кустарники. Вдруг бабушка говорит:
- Постой, внученька...
И идёт вперёд, останавливается и начинает осторожно раскидывать траву, землю с одного места, очень тщательно очищая от мусора. И подзывает меня:
- Иди. Только осторожно и тихо-тихо...
Я медленно подхожу и вдруг вижу, что в земле словно открылось окошечко, в него откуда-то сверху идёт мощный поток света и падает вниз, через это окошечко, освещая далеко-далеко внизу пейзаж: стоят дома, растут деревья, течёт речка, ходят люди и скотина, бегают собаки.
- Бабушка, что это? Там тоже люди живут?
- Да.
- Как у нас, здесь?
- Да...Как у нас. Так же живут, так же гуляют, пасут коров, там всё так же...
- А ещё есть люди, которые похожи на нас и так же живут среди деревьев и имеют дома?
- Есть. Под нами и над нами.
- Это что, как блины -- один над другим?
- Можно и так сказать -- как блины. И так -- семь уровней, или, как ты назвала, семь блинов...

        Я почему-то всегда помнила этот сон. И вдруг на одном из уроков Мария Кирилловна говорит: "Сегодня я расскажу вам, как устроен мир. Может быть, кто-то из вас уже знает, как он устроен?" -- и с любопытством оглядывает нас. Все притихли, молчат. И вдруг я вспомнила сон, о котором боялась почему-то рассказать сестре или брату.
- Что, никто не знает, как устроен наш мир? Что такое Вселенная? Как движется солнце?..
- Я знаю! -- вскакиваю я, не в силах больше молчать.
- И как же устроен мир?
- Как блины. Один над другим... Их семь. И на каждом -- жизнь. Ходят люди, коровы, бегают собаки, растут сосны...
- Ха-ха-ха!.. Какие глупости! Ха-ха-ха-а! Так думают все дураки!.. -- с удовольствием смеётся учительница. -- Садись, Ярославцева. Мудрая ты у нас, как князь Ярослав Мудрый! Откуда ты это взяла -- семь блинов, а?
Но мне сон рассказывать не хочется, я уже жалею, что выскочила со своим "познанием мира".
- Ладно, садись. Но так, как ты, думают все неграмотные, тёмные люди. Только одни говорят, что наша Земля стоит на трёх китах, другие -- на трёх слонах, а ты -- вся Вселенная -- это семь блинов...
          И Мария Кирилловна что-то начинает рассказывать. Но мне слушать её не хочется -- я уверена в своей правоте. Не могла бабушка меня обмануть, да я и сама видела тех людей, коров, собак и речку!
          Когда в более старшем возрасте я учила физику и химию, я вдруг вспомнила тот далёкий сон, за который меня высмеяла Мария Кирилловна, и поняла, что права была та бабушка -- мир многомерен, строение молекулы похоже на эти семь уровней жизни, даже вокруг нас столько различных слоев существования живых организмов с их похожим и в то же время индивидуальным устройством бытия!..

          Первую пятёрку я получила за петуха, которого нарисовала на классной доске с выгнутой спинкой, пышным хвостом, гордой головой с мощным клювом и широко расставленными лапами.  Я рисовала его с удовольствием, словно видела перед глазами нашего задиристого, гордого, коричнево-рыжего Петю -- хозяина курятника. И Мария Кирилловна загляделась на мой рисунок, удивилась и ей ничего не оставалось, как поставить мне пятёрку!

          Как-то мы писали "ча" и "ща" и заглавные буквы. В конце урока Мария Кирилловна велела нам подписать свои тетради с именами и фамилиями. Потом собрала тетради и начали их рассматривать; вдруг увидела, что один мальчик пропустил свою заглавную букву в фамилии и на странице написал "чя", "щя".
- Оля... игорев?
- Щигорев!! Толя! -- закричали все.
- Как правильно, Толя, ч-а или ч-я? (Она медленно голосом выделиля звуки "а" и "я").
Толя стоял насупившись и низко опустив голову.
- А вот здесь написано игорев и чЯ! Ну, что ж, так и буду теперь тебя называть -- "чя-чя Оля Игорев!"
Все дети хором повторяли: чя-чя Оля Игорев!.. Учительница довольно улыбалась, а по лицу Толи текли слёзы. Целый учебный год дети при случае дразнили Толю придуманной Марией Кирилловной дразнилкой. Но мне было стыдно его так называть.
        Однажды я спросила Клару, отчего Мария Кирилловна такая злая.
- Она не злая. Она печальная.
- Отчего?
- У неё муж на фронте погиб.
- Но война давно кончилась!
(С окончания войны прошло всего четыре года, но мне казалось, что она была очень давно).
- Она всё ещё ждёт его. Надеется, вдруг однажды он придёт. Ведь приходят некоторые дяденьки, о которых думали, что они погибли. Вот и она не верит в гибель мужа. А ждать, наверное, трудно...
                С этого дня я смотрела на Марию Кирилловну другими глазами, прощала её грубые слова и насмешки. Я жалела её.