Октябрьский этюд 5

Выписывая кренделя, я
тропой извилистою шёл,
по звёздам путь определяя.
На неба тёмно-синий шёлк,
покрытый звёздами, взирая,
я думал, что дойду до Рая,
но вдруг споткнулся и упал
в траву, как куль с картошкой, ибо
увидел старца с жёлтым нимбом
над головой седой. Он спал
в траве. Хотя мне было больно
(на корни я упал спиной),
однако мысль на ум невольно
пришла: «КАк человек святой
мог оказаться здесь, откуда
явился он?!» Мне было худо!
я ничего понять не мог,
а он лежал в траве и мок…

Быть может, у меня горячка
была, что белою зовут?..
Потом, когда я на карачках
пополз, то увидал сову.
Она на дереве сидела;
когда ж увидела меня,
ползущего, то поседела
вмиг, ибо перья, пух торчмя
на голове огромной встали,
а клюв её кривой сверкнул,
как будто сделан был из стали.
Я испугался и свернул
с тропы сырой и очень липкой
и вяло – этакой улиткой
гигантской! – по траве пополз,
с трудом дыша, скуля, как пёс
сторожевой, который пост
оставил свой и был наказан
хозяином за это…
                Я
был склонен с детских лет к проказам,
однако, правды не тая,
скажу: я ничего плохого
не сделал в жизни никому;
и если кто-нибудь, кому
покажется, что я соврал-де,
мне скажет: «Ох, горазд ты врать!»,
ему отвечу я: « Не трать
слов умных понапрасну! Ради
чего  же было бы мне врать?
Не стану душу я марать
неправдою – довольно мерзким
занятием. У хлеборезки
в детдоме тоже не сидел!
Нередко вар* жевал и ел
жмых, отруби; а тех, что врали
и стукачами были, мы,
ребята (не боясь тюрьмы,
которой вечно нас пугали),
небрежно на пол положив,
лупили: в ход одни подушки
шли (дело до кровавой юшки
едва ли доходило).  ”Жив?
Не будешь ябедничать больше?” –
с таким вопросом к стукачу
мы обращались  ”Не хочу, –
кричал он, – получать по роже
подушками!”».
                В кустах лежал               
всю ночь; бока все отлежал.
Под утро мне на  лоб  осина
лист бросила, не то бы сильно
я простудился. Был я пьян,
к тому же – страхом обуян!

5 октября 2012; ранним утром

*Вар - варёная смола.