Это Был Я

Годы прятали, как Земля семена инородные
хоронила в сырой почве, юность мою.
Пил с растяпами и шаманил, не глядя под ноги,
переменчиво пророчил за неведомостью.

Все повымерло там, где воронкой сквозной и черною
вышла в трезвость такую, аж добела
мир вдруг переосмыслился во всю ширь.
Все потравлено, яд и сам обезумел во мне, как вор стою,
пустоту сажей выглоданную – извела
оборзевшая наголо тягловая панегирь.
Небо чайное стало на вкус, как имбирь.
Пел разэтаким благовестником, не вынося на заветный суд игру,
ответов не отведав, таская душой труп.
А выдох розовых струй, распускающихся в листву соборную,
по памяти, алмазной прозорливостью тру,
но не Храма на Небе не чаю, не камерной мглы на краю.

Одичал и заждался моих рук заботливых,
верный каждому слову, уступчивый гофер,
пока я, выжидательно, грел на плите надгробной,
прозирательное пойло гнилостного василиска.
Тот молчал, в каменной чаше древней настаивая смирну.

Эмпирическое исследование, вот и стих
процарапал меня по Земле со скоростью
принятой в каждом приличном Эйнсофе.
Так хорошие мысли сверчками искрят, и крохи
понимают порой гораздо мудрей, чем профи.

Я не родился спокойным, не мог я мечтать смирно,
все в зловонное обращал, проверяя, где точно низко,
и закатывал глаз шары, словно око на веру пробное.
Досчитался, догнал самого себя…вздохом отверг вздохи.
И осталось от меры той – напечатанное чудной прописью.

                29 сентября 2012