Иосифу бродскому

ИОСИФУ БРОДСКОМУ

Расположенье звёзд над головой
способствует возникновенью песни.
Не во плоти, но всё-таки живой,
явись воображению, воскресни

в изломанной, как женская судьба,
строке, в неповторимости пейзажа.
Вся жизнь  -  одна случайная ходьба
по мукам и тяжёлая поклажа.

То, что даётся с лёгкостью, беру
с таким же чувством, как берут невесту.
Стою, как изваянье, на ветру
в безлюдном сквере, бормочу не к месту.

Мне стало слышно, как бежит Нева
к заливу, дабы с морем породниться.
Как стиснута гранитом, но жива,
бежит вода  -  сама себе граница.

Ключ опуская в скважину замка,
никто не знает точно, что за дверью.
Возможно, просто козни сквозняка.
Возможно всё, как повод к недоверью.

Держась на недомолвках, эта речь
обращена к тебе, как русло к устью.
Как вариант одной из наших встреч.
Как монолог воды, чтобы привлечь
твоё вниманье к захолустью.

Немудрено с тех пор, как для тебя
мир кончен и вопрос о нём исчерпан,
постигнуть, в рог отчаянья трубя,
луну с её классическим ущербом.
Я вою, как гражданская война,
весь волчьим одиночеством охвачен,
шатаясь по настроившимся дачам,
ибо моя душа потрясена
и голос в основаньях поколеблен
холодными ветрами пустырей,
где редко попадается пырей,
а трын-трава к земле прибита стеблем.

Как трудно говорить издалека!
Но расстоянье  -  меньшая помеха,
чем мысленное чувство двойника,
похожее на то, чем дышит эхо
вне возгласа, глотая кислород,
как рыба на песке чужого моря;
что знает или думает народ,
которому и так хватает горя.

Мне любопытно, что бы ты сказал,
услышав мой косноязычный оклик.
Естественно, что вряд ли б на вокзал
отправился, дабы найти свой облик
уныло повторённым в зеркалах,
всё назначенье коих  -  сеять смуту,
плодить догадки, вызывая страх,
когда он отпускает на минуту.

И всё-таки, в тысячевёрстной мгле,
глагол осилит, если знает имя,
не то что расстоянье на земле,  -
любое расстоянье между ними.
Другое дело, что всему тщета
поставила известные границы
и завела таможни. Лишь мечта
способна при досмотре сохраниться.

Мы часто подвергаемся тоске
за наше любопытство к миру в целом,
рисуя свои буквы на песке,
хотя другим могли б заняться делом.
Любить жену, воспитывать детей,
а на досуге петь, доску стругая
себе на гроб (об этом  -  без затей).
И жизнь была бы  -  разве что другая.

Люблю деревья, как они, ветвясь,
умеют делать выбор на распутье.
Корней с вершинами взаимосвязь,
молодняка воинственные прутья.
Всегда поблизости. Даже сейчас.
Изогнуты стволы, в листве темнее.
С помощью ветра шелестит рассказ
о женщине, послушавшейся змея.

Не то, чтобы с кончиною твоей
закончилась эпоха постмодерна,
либо, в знак скорби, сузился Бродвей,  -
такое бы заметили, наверно.
Просто на голос мир осиротел…
Стихи твои читаю, как молитву,
и, наблюдая ход небесных тел,
пишу в силу приверженности ритму
тебе своё послание вослед.
Авось оно достигнет адресата.
Из ниоткуда стану ждать ответ.
Из глубины таинственного сада.