Бобруйск
В негласной столице еврейской те годы прошли на «ура».
Нет, я не застрял в этом времени, и все же так часто, порой
Спускаюсь я как по ступеням в тот город над Березиной
Там жизни учили уроки, там дружбу учились ценить,
Там все открывались дороги, которые не исходить.
Там взрослыми стали в пятнадцать, покинув родительский кров,
И в кровь приходилось там драться, и там мы узнали любовь.
Романтики зов, зов свободы, от зорких родительских глаз,
Привел туда толпы народа, что зрелыми стали сейчас.
И каждый в душе был талантом, мечтая по - выпуску стать
Новым Ван - Гогом, Рембрандтом и звезды хотели хватать.
И там мы мешали науку с горьким вином пополам,
Набивая и горло и руку, вдалеке от своих пап и мам.
И девочкам юным, красивым, бросали под ноги сердца,
Считая – поре той счастливой, не будет отныне конца
Мы жили в общаге кирпичной, в гадюшнике у алкашей,
От них откупаясь «Столичной» и ихних кормили мы вшей.
Нас гнала нужда на вагоны, в ночную на хлебозавод,
Желудок наш вечно голодный и вечно урчащий живот.
Снимались на фото с друзьями – на всех был один лишь пиджак.
И было родство между нами, ни за рубль и за пятак.
Там с местными стенка на стенку дрались – как вояли триптих.
И «Приму» мы на переменке курили взатяг на троих.
Не хватит ни слов ни бумаги, чтоб все описать в той поре.
И по коридору общаги уже не пройти на заре.
Умчались года, словно кони, но, все ж так охота порой,
Взглянуть из окошка вагона на город над Березиной…
Свидетельство о публикации №112100308438